Я потратила эту неделю на то, чтобы найти работу. Искала хоть что-то, что смогла бы делать, будучи беременной и после того, как рожу. Даже нашла подработку копирайтером, хотя опыта у меня никакого. Но на этом все. А о постоянной работе и речи не идет — кто возьмет меня на четвертом месяце? У меня уже отчетливо виден животик. Можно, конечно, надеть на собеседование какой-нибудь балахон, но не прохожу же я в этом балахоне все время. Очень быстро тайное станет явным, и меня погонят взашей. Да я даже испытательный срок не пройду.
Конечно, можно сбежать домой к родителям. Но как они меня примут? И примут ли вообще? Если бы все зависело от мамы, проблем не возникло бы. Но папа очень вряд ли будет рад Димке в подоле, как он называет нагулянных детей. С четырнадцати лет меня стращал: «Только попробуй явись домой брюхатой, палками выгоню!» Даже если примет меня, то будет поедом есть за то, что развелась с Антоном, а заодно станет гнобить малыша.
А что будет, когда встречусь с Антоном? Не факт, что он не захочет отомстить мне за чесночный соус и развод. Мама по телефону говорила — ходит по городу злющий, как сто чертей, грубит всем направо и налево.
Нет, возвращаться в родной город к родителям — это очень плохой вариант.
А другого-то и нет!
Теперь, когда я знаю о том, что ребенок мой, ни о каком суррогатном материнстве речи не идет. Я не отдам своего ребенка, и точка. Глеб этого не требует, к счастью. Но это сейчас! Пока он думает, что я собираюсь с ним съехаться. А что скажет, если узнает, что мне совершенно не хочется с ним быть? Вполне может лишить меня содержания и прогнать на все четыре стороны, или попросту дождется, пока рожу, а потом точно прогонит. Чего еще можно ждать от человека, который вот так запросто хотел забрать моего малыша?
Отказывать Глебу мне сейчас нельзя, иначе окажусь на улице или лишусь ребенка. Непонятно, что хуже! Но боже мой, что он от меня потребует, когда привезет к себе? Стать его рабыней в постели? Как я смогу с ним спать после всего?
Новый звонок в дверь выводит меня из транса.
Иду открывать и невольно вздыхаю, завидев на пороге Глеба.
— Привет, — шепчу тихонько.
— Здравствуй, Мирослава!
Не знаю, это мое воображение разыгралось или у него и правда такой хищный взгляд? Он жадно меня осматривает. А потом вдруг его лицо делается совершенно безразличным. Даже не успеваю понять, как его настроение так быстро меняется?
— Ты готова? — спрашивает он таким же безразличным тоном. — Если да, то поехали.
— А если нет? — осторожно интересуюсь.
— Если нет, тогда я помогу тебе собраться, — отвечает он с нажимом.
Шумно вздыхаю, указываю ему на собранные сумки, которые стоят в углу прихожей.
Он молча их забирает. Ждет, когда я выйду из квартиры, запирает дверь.
И снова этот взгляд плотоядного хищника.
Глеб награждает им меня, когда поворачиваюсь к нему спиной — случайно оборачиваюсь и замечаю его. Он будто хочет меня слопать без соли и перца! Сразу хочется стать невидимой или маленькой-маленькой, чтобы он больше не мучил меня этим взглядом. Но люди не умеют уменьшаться, к сожалению.
Очень скоро мы оказываемся на улице. Глеб усаживает меня в машину и рулит через полгорода, не произнеся при этом ни слова.
Он привозит меня к себе, открывает дверь:
— Проходи, Мирослава. Отныне это твой дом. Я уже сделал для тебя дубликат ключей и предупредил прислугу.
Молча киваю, семеню за ним, а он сразу ведет меня на второй этаж.
— Спать будешь здесь. — Он зачем-то ведет меня в комнату Анжелы.
Когда захожу туда, очень удивляюсь тому, как там все изменилось. Здесь нет больше ничего, что напоминало бы о старой хозяйке. Спальня заново отремонтирована, исчезла даже кровать с балдахином. Вместо нее здесь совершенно другое королевское ложе с большим белым изголовьем. Стены теперь выкрашены в цвет топленого молока, в углу стоит новый белый шкаф с огромным зеркалом во всю стену, а рядом комод в том же стиле. Даже диван у окна, и тот заменили.
— Тебе нравится новый дизайн? — спрашивает Глеб с улыбкой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Точнее, улыбаются только его губы, а вот глаза… В них вся тяжесть этого мира, и этой тяжестью он будто придавливает меня к полу.
— Очень красиво, — тихо отвечаю и наконец решаюсь задать вопрос: — Это хозяйская спальня? Мы будем спать с тобой здесь?
— Нет, — качает головой Глеб. — Это твоя комната. Я подумал, что тебе не помешает сначала немного адаптироваться…
Отсрочка? Вот так удача!
— Или ты уже готова? — вдруг интересуется он.
В голосе слышится надежда, даже радость.
Готова на что? Снова прыгнуть к нему в койку? Ну нет!
— Н-не готова, — качаю головой.
Глеб тут же хмурится, потом снова делается безразличным, отрешенным.
— Я так и думал, — кивает он. — Ты отдыхай, ни о чем не волнуйся, через пару дней решим, как будем жить.
С этими словами он уходит.
А мне вроде бы и радостно, что я получила отсрочку, но в то же время боязно. Ведь неизвестность пугает больше всего.
Глеб не бьет меня, нет… Он даже никак не оскорбляет меня и совсем ничего не требует…
Но почему-то при нем я теперь неизменно чувствую себя как загнанная в угол мышь.
Глава 33. Список
Глеб
Она издевается надо мной…
Я возвращаюсь домой с пробежки, принимаю душ, надеваю рабочий костюм и отправляюсь к Мирославе в комнату.
Но паршивки там нет!
У нее талант.
Она живет в моем доме целых два дня, а на глаза так ни разу и не попалась. По утрам и вечерам отсиживается в своей комнате, но, когда я к ней захожу, каждый раз умудряется куда-то оттуда смыться.
Вот и сегодня сбежала.
Методично обхожу весь дом, злюсь, ищу по второму кругу.
Пропажа находится на заднем балконе второго этажа. Единственном месте, отделка которого еще не совсем завершена. Его перепланировкой занималась Анжела, но бросила дело незавершенным, как и большинство дел, которые она начинала без моего чуткого руководства. А мне было не до того, чтобы заняться этим гребаным балконом.
В угол свалены доски для отделки фронтальной стены. Правая сторона зияет голыми кирпичами. Но Мирославе, похоже, до этого дела нет. Здесь тепло, балкон застеклен, и видно, этого ей достаточно. Вижу у панорамного окна невесть откуда взявшийся садовый стол, возле него кресло, на котором и устроилась моя ненаглядная пропажа. С комфортом устроилась, надо отметить. Тут у нее и плед, и книга, и чашка с чаем. Это ее тайная норка? Почему из всех прекрасных меблированных комнат она выбрала именно эту?
— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю строго.
— Ничего, — испуганно лепечет она.
И именно в этот момент на телефоне срабатывает будильник — время выводить машину и ехать в офис, если хочу успеть до глобальных пробок. У меня совещание в девять, а потом ворох других дел.
Я выделил на разговор с Мирославой двадцать минут, но, вместо того чтобы беседовать с ней, вынужден был ее искать.
Ненавижу опаздывать… Но еще больше ненавижу оставлять дела незавершенными. Нам просто необходимо поговорить, потому что дальше так продолжаться не может. Я брал Мирославу к себе не для того, чтобы она от меня пряталась. Больше не выдержу игнора с ее стороны. Я же живой человек, в конце концов.
Мысленно даю себе пять минут на разговор. Прокручиваю в голове речь. Времени должно хватить, если высказываться лаконично.
Подхожу к столу, упираюсь в него ладонями и тезисно выдаю все самое важное:
— Слушай сюда, Мирослава. Ты живешь в моем доме, находишься на полном моем обеспечении и должна следовать моим правилам. Это ясно? Правила — это важно, без них воцаряется хаос. А я этого очень не люблю.
Стараюсь говорить это спокойным тоном, но чувствую, что не очень-то получается, потому что от моих слов Мирослава ежится.
— Про какие правила ты говоришь? — спрашивает она с дрожью в голосе.
— По будням я предпочитаю завтракать в семь тридцать. К этому времени будь добра прийти в столовую и присутствовать на завтраке. Кроме того, ты должна встречать меня с работы…
