С. Ф. Платонов и другие историки считали, что «отступления Русской церкви от Восточной не восходили к догматам, были внешними, обрядовыми» (там же).
Перед тем как проследить основные вехи начала раскола в Русской православной церкви, следует подчеркнуть, что Никон не являлся инициатором реформ. Патриарх Паисий Иерусалимский в 1649 году, митрополит Назаретский Гавриил в 1651 году, патриарх Константинопольский в 1652 году указывали, побывав в Москве, на то, что в русских церковных книгах и в литургии есть требующие исправлений неточности. Посланные на Восток Арсений Суханов после четырехлетнего путешествия вернулся в Москву и в сочинении «проскинитарий» подтвердил обоснованность претензий столпов православной церкви.
Никон отыскал в патриаршей библиотеке грамоту об утверждении патриаршества, в которой кроме прочего было сказано о необходимости исправления текстов и обрядов русской церкви по образцам Византийской. То есть проблема данная назревала давно, и ее нужно было разрешать. Это понимали многие. И вполне вероятно, что одной из причин, побудивших Алексея Михайловича вознести Никона на вершину духовной власти, было… именно рядовое происхождение бывшего кожеозерского монаха. Очень часто такие люди проявляют рвение в конкретных делах, нуждающихся в смелых, упорных исполнителях.
В 1653 году Никон начал проводить реформу, заменил в одной из молитв 12 на 4 земных поклона. Это нововведение было сделано будто бы для того, чтобы посмотреть на реакцию возможных оппонентов. Она последовала тут же. Многие московские священники во главе со Стефаном Вонифатьевым, Иваном Неро-новым, Аввакумом, пользовавшимся заметным влиянием в царском дворце при патриархе Иосифе и утратившим свои позиции, объявили нововведение Никона еретическим и даже осмелились подать челобитную царю на его любимца. Алексей Михайлович поддержал патриарха. Борьба Никона с его противниками быстро разгорелась, хотя раскола еще не было.
В 1653 году на духовном соборе протопоп Неронов вступился за незаслуженно оговоренного по доносу Логгина. Защищая его, он не сдержался и честно сказал все, что думает о Никоне. Неронова сослали в монастырь. Аввакум, человек потрясающей силы духа и такого же несговорчивого нрава, переругался со священнослужителями Казанского собора и отправился молиться в небольшой сарай, громко повторяя по пути, что иной раз и конюшня лучше церкви. Его сослали в Тобольск.
Никон понял, что одними приказами дело он не завершит, а лишь наживет себе врагов, и решил созвать в Москве в 1654 году духовный собор. Алексей Михайлович поддержал его. Собор постановил послать в Константинополь 26 вопросов по интересующей Москву проблематике.
Патриарх Паисий ответил ему: «Не следует и ныне думать, будто наша православная вера развращается от того, если один говорит свое следование немного различно от другого в несущественных вещах, лишь бы только согласовался в важнейших, свойственных соборной церкви». Но далее следовало строгое поучение московского адресата, в котором патриарх Константинопольский отчитывал патриарха Московского за многочисленные нарушения, допускаемые в православных русских церквях, изъявлял желание, «чтобы всё это исправилось».
Никон, прочитав нравоучения Паисия, созвал собор, пригласив участвовать в нем антиохийского патриарха Макария, сербского Михаила и молдаванского и никейского митрополитов, которые воспользовались возможностью указать русским православным на их ошибки и возвысить тем самым себя. Особенно выделялся в хоре важных учителей голос антиохийского патриарха Макария. Он заявил о том, что «мы приняли предание изначала веры от св. апостол и св. отец и семи соборов творить знамение честного креста тремя первыми перстами десной руки, и кто из христиан православных не творит крестного знамения по преданию восточной церкви, сохраняемого от начала веры до сих пор, тот еретик и подражатель арменов; того ради, мы считаем такового отлученным от Отца и Сына и Св. Духа и проклятым». Никейский митрополит сказал, что на тех, кто крестится двумя перстами, а не тремя, «пребудет проклятие трехсот восьмидесяти св. Отец, собиравшихся в Никее и прочих соборов».
В Москву прибыл вторично посланный на Восток Арсений Суханов. Он доставил около 500 древних фолиантов, и Никон, официально поддержанный византийской церковью, организовал из киевских и греческих священнослужителей группу по исправлению книг.
Казалось, он всё делал верно, и тактически, и стратегически. В 1655 году вышла первая исправленная книга «Служебник». Никон и здесь подстраховал себя: работу зачитали на специально созванном соборе, ее одобрили патриарх антиохийский Макарий и митрополит сербский Гавриил.
В следующем году Никон занялся исправлением обрядов. В Москву дошли слухи о том, что многие русские люди недовольны нововведениями патриарха, полностью поддерживаемого царём. Никон продолжал реформы с упорством, упрямством и по привычной схеме: по любому значительному вопросу созывались соборы, патриарх умело руководил ими. Авторитет Никона, его воля делали свое дело: с 1653 по 1658 годы серьезных противников нововведений у патриарха не было за исключением протопопа Неронова. После суда над Логгином он был сослан в Спасо-Каменский монастырь, но не прекратил борьбу, восстанавливая людей Севера против патриарха. Вскоре протопопу удалось бежать, он прибыл в Москву, скрывался у надежных людей.
В 1656 году собор предал его анафеме. Некоторые специалисты называют сей акт началом раскола. Неронов вскоре после приговора добровольно прибыл к Никону, патриарх простил его, состоялось примирение, чисто внешнее.
Поддержанный Восточной церковью и папой римским Никон, видимо, был уверен в правильности избранного пути и в победе реформ. Только этим можно объяснить пренебрежительное отношение к противникам, которые, следует помнить, появились у него ещё в 1653 году, когда московские священники подали царю челобитную «против Никона в защиту двоеперстия, хотя двоеперстие стало возбраняться лишь с 1655–1656 годов». Да и ропот «снизу» — от прихожан — должен был насторожить Никона.
Оценивая деятельность Никона-реформатора и последствия его деятельности, необходимо помнить, что серьезные религиозные реформы во всех странах и во все времена сопровождались крупными социальными волнениями. Египетский фараон в 1419–1400 годах до н. э. Аменхотеп IV пытался осуществить религиозную реформу, ввел новый государственный культ бога Атона, сделал столицей государства город Ахетатон, сам принял имя Эхнатон («угодный богу»). Конечной целью фараона было усиление светской власти, снижение роли фиванских жрецов, представлявших могущественную силу и фактически руководивших фараонами и Египтом. Эхнатон дал Египту новую религию. Прошло несколько лет после его смерти, и от реформ фараона ничего не осталось, город Ахетатон был безжалостно разрушен, а по отрывочным сведениям можно сделать вывод, что возврат к старым порядкам сопровождался жестокостями и кровопролитиями.
В XV веке н. э. во многих странах Европы началась Реформация. Ян Гус (1371–1415) ректор Пражского (Карлова) университета являлся идеологом чешской Реформации. Он выступал против засилья католической церкви, торговли индульгенциями, за возвращение к принципам раннего христианства, за уравнивание в правах мирян с духовенством. Церковный собор в Констанце осудил Яна Гуса, объявил его еретиком, ректора сожгли на костре, а спустя четыре года в Чехии вспыхнули Гуситские войны, продолжавшиеся с 1419 по 1437 годы.
Ульрик Цвингли (1484–1531), активный деятель Реформации в Швейцарии, погиб в войне между католическими и протестантскими кантонами…
Религиозные волнения и даже войны прокатились в XV–XVII веках практически по всем цивилизационным центрам земного шара.
В 1655–1656 годах Никон повел борьбу с двоеперстием. В Москве отреагировали на это без лишнего волнения. Поклонники старинной обрядности считали нововведения ересями, патриарх Московский называл еретиками своих противников. У обеих противоборствующих сторон были доброжелатели во всех слоях общества. Сочувствовала сторонникам старых обрядов царица Мария Ильинична Милославская.
Немало противников нововведения было и в других городах России, например во Владимире, Нижнем Новгороде, в Муроме. Но на открытое возмущение не решался при Никоне никто. Лишь монахи Соловецкого монастыря в 1657 году высказались резко против реформы в церкви, но ни патриарх Московский, ни царь Алексей Михайлович в тот год не подумали даже о том, какую мощь несет в себе протест монахов Соловецкого монастыря, какую роль сыграет эта обитель в деле раскола.
Впрочем, царь в 1657 году думал больше о своих взаимоотношениях с Никоном, чем о последствиях начавшейся реформы в православной церкви. Патриарх Московский приобрел не без помощи самого царя громадную власть. Сначала Алексей Михайлович, а затем и все приближенные, и весь народ стали называть «Никона не „великим господином“, как обыкновенно величали патриарха, а „великим государем“, каковым титулом пользовался только патриарх Филарет как отец государя» (Платонов, стр. 435). Никону нравилось это отношение к себе. В своих грамотах он вскоре сам стал величать себя «великим государем». С каждым днем самомнение и гордость Никона росли. В Служебнике 1655 года он открыто сравнял себя с царем: «Да даст же Господь им государям (т. е. Алексею Михайловичу и патриарху Никону)… желание сердце их…» (там же). Подобное высокомерие и заносчивость не могли не подействовать на царя. Он был моложе Никона почти на 25 лет. Он обязан был этому человеку многим. В конце концов, Никон был для Алексея Михайловича старшим, мудрым другом. Но дружба дружбой, а… власть делить с Никоном (а то и отдавать её Никону) царь не хотел, не мог. Да ему это сделать не дали бы бояре!
