– Госпожа хозяйка, мы расставим все эти вещи по местам к тому времени, как вы вернетесь из «Синъикэ». Не перекусите с нами перед отъездом?
Госпожа Мацуи отправилась готовить обед. Хана осталась сидеть перед кото в окружении дорогих кимоно и размышляла над тем, какими вырастут дети Фумио. – Интересно… – задумчиво пробормотала она, взяв в руки палочки-хаси.
– Да?
– Мне как-то неспокойно в последнее время.
– Вы действительно не слишком хорошо выглядите.
– Я все думаю, не бесплодна ли Фумио.
Сама не из Мусоты, госпожа Мацуи ни разу не видела Фумио и даже не подозревала о давней вражде между Ханой и ее дочерью. Не имея ни малейшего понятия, почему часть вещей из приданого вернули обратно, женщина весело рассмеялась и горячо заверила Хану, что все ее волнения напрасны.
– Что вы, госпожа хозяйка! Не стоит даже думать об этом. Ведь со дня бракосочетания меньше месяца прошло.
Хана подивилась своей глупости и кисло улыбнулась в ответ, но беспокойство не отпускало ее.
Однако волноваться действительно не было необходимости. В начале лета Фумио сообщила ей о своей беременности и о том, что ребенок должен родиться в декабре.
– Быстро это они, – расцвел счастливый Кэйсаку.
Хана не меньше мужа радовалась тому, что станет бабушкой, и поспешила снабдить дочь материнскими наставлениями.
Адресовав письмо на имя Эйдзи, она попросила зятя отпустить Фумио рожать первенца домой и напомнила дочери о древней традиции совершать паломничество в Дзисонъин с амулетом в виде женских грудей.
Ответ не заставил себя ждать:
«Я доверяю нашего ребенка отделению гинекологии больницы Красного Креста в Аояма Такаги-тё, оборудованному по последнему слову техники. Так велит наш век. И прошу вас в будущем не забивать малышу голову всякими предрассудками».
Фумио в очередной раз отмахнулась от матери. Она упорно не желала принимать в расчет тот факт, что ее ребенок был еще и внуком Ханы. Однако Хана уже не так переживала по поводу холодности своей дочери, ведь та, как ни крути, стала членом другого семейства.
Сделав амулет вместо Фумио, Хана взяла с собой младшего сына, Томокадзу, и отправилась в Кудояму, где не бывала более десяти лет.
Они доехали на рикше до железнодорожной станции Вакаяма. Паровоз весело бежал вдоль берега Кинокавы и скоро прибыл в Хасимото, где им предстояло пересесть на другой поезд. За окном мелькали Ивадэ, Кокава, Касэда – места, которые Хане никогда не забыть. С этими названиями было связано немало приятных воспоминаний, именно здесь она останавливалась на отдых во время своего брачного путешествия.
Томокадзу сидел рядом с матерью, ерзал и закидывал ногу на ногу. Он уже был в выпускном классе средней школы Вакаямы и на следующий год планировал уехать в Токио. Хане хотелось показать сыну Кинокаву во всей ее красе, поэтому она и взяла его с собой. Однако бесконечное путешествие явно наскучило парню.
– Погляди, Томокадзу, как красива Кинокава! – воскликнула Хана.
– Далековато до Кудоямы, да? – Сына абсолютно не интересовали виды за окном.
Из Вакаямы они уехали утром, в Хасимото оказались днем, и до прибытия поезда, который унесет их на станцию Коя железнодорожной линии Нанкай, оставался по крайней мере еще час.
– Давай пройдемся вдоль берега. – Хана спустилась вниз по склону, на лице – счастливое выражение женщины, которая вот-вот встретится с любимыми родителями.
На карте железнодорожная линия Вакаяма проходила вдоль русла Кинокавы, но на самом деле зеленовато-голубые воды лишь изредка мелькали в окошке вагона. Между Касэдой и Хасимото беспрерывной чередой тянулись крохотные деревушки и рисовые поля. В это время года поля уже начали приобретать золотистый оттенок, вода в реке стояла низко. Хана не могла скрыть своей безграничной любви к Кинокаве.
– Я слышу голос реки! – взволнованно закричал Томокадзу, стоявший на галечном берегу. Здесь, у префектуры Нара, Кинокава была намного уже, чем рядом с Мусотой, а течение гораздо сильнее. На поверхности – тишь да гладь, но там, в глубине, воды неслись с такой скоростью, что сотрясали берег, и эта вибрация эхом отдавалась в костях Ханы и ее сына.
– Я приплыла отсюда в Мусоту на лодке.
– Да, слышал.
Хане очень хотелось поговорить о прошлом, но служанки уже успели поведать Томокадзу о пышной свадебной процессии. Мать и сын молча стояли на берегу и смотрели вдаль. От воды поднимался легкий голубоватый туман, сливавшийся с осенним небом. Над головой – ни облачка.
Хана отправилась в Токио к беременной Фумио, сочтя это своим долгом. Она ни на шаг не отходила от дочери и помогала ей по хозяйству. И хотя Фумио совсем не скучала по своему родному дому, после того как тошнота отступила, она пристрастилась к деликатесам Вакаямы. На завтрак будущая мать предпочитала белый суп мисо и маринованную редиску, нарезанную вдоль, как это было принято в провинции Кии. Поскольку как раз начался сезон ловли барико, Хана привезла Харуми огромное количество этой сушеной рыбки. Фумио жарила по две штуки три раза в день и съедала тушки без остатка, вместе с хвостом и плавниками.
– Как бы мне хотелось морского леща када, матушка. Он и сырой вкусен, и в супе. Я уже устала от той мерзости, которую выдают в Токио за рыбу.
– Думаю, все дело в океанских течениях, – ответила Хана. – В Токио вкусной рыбы днем с огнем не сыскать. Рыбу када поднимают из самых глубин океана близ Наруто, поэтому она такая вкусная и жирная. Она и в суси хороша, и в других блюдах.
– Ты абсолютно права! Я бы с удовольствием поела наших суси. Пожалуйста, попроси отца привезти немного из дому, когда он в следующий раз поедет в Токио.
– Хорошо, дорогая.
С первого дня свадьбы Фумио изо всех сил старалась стать преданной женой, но эти попытки быстро утомили ее, и теперь, забеременев, она вела себя с матерью точно избалованное дитя. Хана радовалась тому, что видит перед собой прежнюю Фумио, и с удовольствием поддерживала бесконечные беседы. Однако, когда Хана попыталась заставить Фумио почистить уборную, дочь наотрез отказалась поддерживать эту старинную традицию.
– Что за дурацкий предрассудок! В наш век науки нужно следовать рекомендациям гинеколога, а не древним предубеждениям. Если хочешь родить красивого ребенка, надо начинать заботиться о нем еще в утробе, а не чистить уборные, – заявила Фумио.
Все стены в ее спальне были увешаны фотографиями Рудольфе Валентино и Мэри Пикфорд.
– Когда я думаю о мальчике, то смотрю на Валентино. Эйдзи говорит, что девочка должна быть похожа на кинозвезду Мэри Пикфорд. Это он развесил здесь ее портреты.
Мать улыбнулась, услышав, с каким неудовольствием дочь объясняет ей наличие фотографий актрисы. Похоже, Фумио ревновала. Однако Хана не могла понять этой «заботы в утробе», согласно которой надо развешивать по дому снимки кинозвезд с рыжими волосами и голубыми глазами. Было бы куда лучше повесить портреты актеров Кабуки, таких как Эйсабуро и Фукускэ. Они, по крайней мере, японцы. Но молодая пара, судя по всему, увлекается иностранными фильмами, а не национальным театром.
Кадзухико, первый сын Фумио, появился на свет в конце декабря. Лежа на безупречно белых простынях в палате больницы Красного Креста, Фумио с гордостью заявила матери:
– Я не следовала предрассудкам, но ребенок все равно родился красивым!
На короткий миг перед глазами Ханы мелькнули белоснежные шарики амулета с надписью «Фумио, 22 года», однако она предпочла умолчать о своем приношении Мироку. Рядом с Фумио в крохотной колыбельке посапывал новорожденный младенец, завернутый в белое стеганое одеяльце.
– У него прямой нос. Очень на отца похож, такой же красавец.
– А мне кажется, он в Валентино пошел.
Фумио сгорала от возбуждения – к концу следующей весны Эйдзи ожидал перевода за границу. Скоро семья пересечет море и окажется в другой стране. Фумио с восторгом рассказывала матери, как будет растить своего мальчика в духе современности.
– Поживем – увидим, – вот и все, что ответила на это Хана.
Эйдзи направили в шанхайское отделение банка «Сёкин». В конце весны последнего года Тайсё[75] – года кончины императора Тайсё и смерти Ясу – Харуми пустились в плавание по Восточно-Китайскому морю.
«То, что я пересекла море и оказалась в Китае через поколение после твоего путешествия по реке, событие весьма знаменательное. В отличие от серо-зеленой Кинокавы море постоянно меняет свой цвет от индиго и аквамарина к небесно-голубому, а ближе к Шанхаю вода потемнела и стала желтовато-коричневой. Зелени Кинокавы никогда не сравниться с бесконечным разнообразием оттенков моря. Мы с Эйдзи решили назвать нашего второго сына Ватару».
Судя по первому письму из Шанхая, Фумио – жена и мать маленького мальчика – немного остепенилась. Но сейчас Хане было не до нее, ей предстояло срочно заняться другими делами.
