А дальше он придвинулся, коснулся моей щеки и, минуя глаза, глянул с сочувствием прямо в душу. Синь в его радужке завораживала. Отчаяние на глубине его бездонных зрачков подтверждало мои самые смелые догадки.
— Не уверен, что всё пройдет гладко. Я и сам-то впервые решился на подобное. Но даже если будет очень больно или очень страшно, потерпи, постарайся не сопротивляться, ладно? Ты ведь любишь меня?
Я кивнула.
— Доверяешь?
Кивнула снова, поражаясь своему легкомыслию.
Тогда он протянул мне пиалу с зеленоватым содержимым и сам взял с тумбочки такую же. На вкус напиток был как березово-сосновый настой. Чуть горький, чуть терпкий, но в целом удовлетворительный. Любопытно, а что насчет побочных эффектов?
И вообще, для чего мне пить всякие подозрительные отвары?
Наверное, для храбрости. Ибо в следующий миг мне рассекли левую ладонь маленьким ритуальным ножиком. Совсем неглубоко, но кровь пошла.
— Ай! — вскрикнула я.
— Так надо, — пояснил Тай Фун с заботливостью инквизитора. — Это второй шаг.
Себя он не пощадил, сделал точно такой же порез на правой ладони. После чего переплел пальцы раненой руки с моими. Варварские обычаи практикуем, мистер Садист? Смешение крови и все дела… Может, еще пентаграмму начертаем и демона вызовем для полного, так сказать, набора?
На этом моменте мне как-то поплохело. А что если он, и правда, в оккультизм ударился?
Однако дальше второго шага Тай Фун заходить не стал. Приблизившись вплотную, опрокинул меня на подушку.
— Я тоже тебя люблю, до безумия, — прошептал он.
И стремительно впился поцелуем в мои губы.
Сначала всё шло по привычному маршруту, не отклоняясь от канона: я получала удовольствие. По телу разливалась приятная слабость, крепло желание раствориться, и где-то на задворках сознания вертелось юлой вот это всё лёгкое, пьянящее безумие. Он променял свою виолончель на более отзывчивый инструмент. И этим инструментом стала я. Это меня сейчас настраивали, с любовью оглаживая изгибы. Трепетно, профессионально.
Были горячие прикосновения, была растущая жажда наслаждений и предвкушение запредельного экстаза. А потом сквозь меня прошла горячая волна — от макушки до пяток. И в район солнечного сплетения словно нож всадили — так сильно там закололо. Тай Фун крепко прижимал мои запястья к кровати, придавив меня к простыням всей тяжестью своего тела. Губы обжигали кожу. Мне делалось всё невыносимей.
Меня разрывало изнутри. Резервы кислорода пошли на убыль. Лёгкие принялись гореть, как печи северных провинций. Они будто качали ртуть, а не воздух. Я начала задыхаться, оттолкнула Тай Фуна плечом и с плачем метнулась к двери, принявшись дергать за ручку. Само собой, заперта.
Как вырваться из этого ада? Куда бежать?
Он догнал меня. Его зрачки фосфоресцировали, как у ночного хищника. А позади сгущались тени.
— Не трогайте меня! Оставьте в покое! — взмолилась я.
В ответ на мольбу у Тай Фуна из-за спины выпростались два теневых крыла. Лицо его оставалось бесстрастным.
И вдруг раздались звуки, похожие на варган. Их источник будто поместили внутрь моей головы. К варгану оперативно присоединилось низкое гортанное пение. Звуки множились, набирали громкость, разлетались по спальне во всех направлениях.
Это я сейчас умом тронулась, да? Кто-нибудь, помогите!
Новая попытка бегства — новый провал. Тай Фун настиг меня одним длинным смазанным движением, отсёк все пути к отступлению и с силой притянул к себе. И вот мое лицо вновь в ловушке горячих пальцев. И он вновь накрывает мои губы дурманящим, мучительным поцелуем, обвив руками стан. Я каменею от ужаса — а меня целуют так жадно, так бескомпромиссно и неистово, словно нет ничего важнее, чем утопить меня в боли.
Пытки продолжались. Его поцелуй, бесконечно долгий и пламенный, гасил все мои крики и стоны. Я била его по рукам, пытаясь вырваться. Куда там! Хватка железная. Он удерживал меня, не давая отстраниться ни на миллиметр. И тогда во мне стала закипать ярость: да как он смеет причинять мне боль?! Тех, кого любят, не разрушают!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Ярость сменилась бессилием.
Я подумала, что умираю. Меня прижали к стене — и в этот миг ноги мои подломились. Так что меня без труда отнесли обратно на кровать, чтобы подвергнуть еще более нестерпимой агонии.
Я плакала, просила прекратить. Но Тай Фун не желал останавливаться.
Мой страх вышел из-под контроля. И если бы я снова захотела сбежать, ничего бы у меня не получилось — тело попросту отказывалось подчиняться. Прямо сейчас в это тело намертво вживляли какой-то редкий дар.
Сафро Шэридон, глупая, доверчивая девица с кашей вместо мозгов, раскололась на сотни своих уменьшенных копий. Копии голосили на разные лады, каждой из них было больно и боязно. Каждая хотела телепортироваться отсюда куда подальше.
Всё закончилось на точке кульминации: прогоняя тени, в комнату хлынул нестерпимо белый свет. Гортанные звуки и варган оборвались долгой высокой нотой. И на меня обрушилось великолепие сияющей пустоты.
Я постучалась к маленькой, благоразумной Сафро, которая перед этим боевым крещением затаилась где-то под диафрагмой. Она была дома. Она вышла и решительно взяла в руки всех прочих, обезумевших от ужаса малышек. Страдания кончились, сёстры. Пора объединиться и зажить по-настоящему! С чистого листа.
Вселенная будто бы встряхнулась, расправила плечи, удивленно заглянула в наш маленький мир — и впервые разглядела меня.
На замену боли и страху пришло умиротворение. Я открыла глаза и безмятежно обратила взор на своего мучителя. Он всё еще продолжал меня целовать. И на щеках у него блестели слёзы. Значит, он тоже чувствовал боль. Значит, ему было столь же невыносимо, но он всё-таки нашел в себе силы, чтобы выдержать испытание до конца.
Теперь я плыла в ослепительно ярком облаке света и заново училась дышать. Солнце грело меня изнутри. И было так хорошо, словно я действительно умерла.
Виновник моей смерти — Тай Фун — наконец прервал поцелуй, отстранился и лёг рядом. Он был вымотан до предела.
Глава 18. Думай потише, любовь моя
"Ты умница. Ты выдержала. Я горжусь тобой", — мысленно произнес он, не поворачивая головы.
"Я не умница, а жертва обстоятельств, — вяло огрызнулась я. И да, тоже мысленно. Новый способ общения меня почему-то не удивил. — Вы не дали мне и шанса вырваться. Подлец! Живодёр!"
"Зачем же так категорично? Я просто не мог остановиться на полпути. Любая заминка могла повлечь за собой необратимые последствия. И сбавь громкость, пожалуйста. Мне самому пришлось несладко".
Это что, меня сейчас вежливо попросили заткнуться?
Я же теперь вроде как эксклюзив и сверхчеловек. Обращаться со сверхлюдьми подобным образом — верх фамильярности.
Я расстроилась. Так сильно расстроилась, что, недолго думая, впала в беспамятство. Теперь рядом с Тай Фуном без сознания лежала совсем другая, улучшенная Сафро. Оптимизированный экземпляр, модифицированная модель. Называйте, как хотите.
Вероятно, Тай Фун отрубился следом. Нас не беспокоили. Никто не суетился, не созывал врачебный консилиум, не пытался нас откачать. Как и было велено, Мира комнату не отпирала.
В отключке мы провалялись примерно дня два. Без пищи и воды. Без всякого стороннего вмешательства. Похоже, наше сознание — отныне одно на двоих — долго раздумывало, стоит ли оно того, чтобы в него приходили.
Когда я очнулась, Тай Фун держал меня за руку и склонялся надо мной с непритворным беспокойством. Он смотрел так виновато и растерянно, что у меня защемило сердце.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Прости, — сказал он, выдавив из себя жалкое подобие улыбки. — Не думал, что будет так.
"Дело труба", — решила я. И рванула к стенному зеркалу, попутно запутавшись в одеяле.
Подползала я уже на локтях, с ногами, плотно обернутыми одеялом, разматывать которое было недосуг. А Тай Фун смотрел мне вслед, как каравелле, которую построил собственноручно и теперь отправляет в первое, пробное плавание. Никаких гарантий, что каравелла не пойдет ко дну.
