— Ну что, орлы, доигрались? — все молчали, и он продолжил. — Сколько вам не повторяй об ответственности, о дисциплине — до вас не доходит. Может быть, теперь дойдёт?
— А что будет с Николаем? — тихо спросил кто-то.
— С завтрашнего дня кочегар Сушков в нашем хозяйстве больше не числится, уже сегодня будет об этом приказ. Я думаю, вы понимаете, что это означает?
— И что, ничего нельзя было сделать?
— Этот вопрос даже не обсуждался. А за какие же тогда провинности отправлять людей в Союз? Что может быть хуже? Или вы знаете какие-то большие прегрешения? Что ещё, жертвы какие-то нужны? А жертвы могли и быть — он сам, например. Для Сушкова всё ещё более-менее благополучно закончилось.
Никто ничего не говорил, снова повисла тишина.
— Вообще, — продолжил Морозевич, — командир очень недоволен дисциплиной служащих в последнее время. Но об этом мы поговорим завтра на собрании, которое состоится в 9:00. Явка обязательна для всех, естественно, кроме тех, кто будет на смене. Я не могу, конечно, заставить присутствовать на собрании кочегаров, вернувшихся из ночной смены, но их присутствие было бы очень желательно. Так и передайте своим коллегам. Я сегодня постараюсь предупредить всех. Так, по этой теме всё. Кочегары могут быть свободны, с вами мы встретимся завтра. А у слесарей теперь появилась хорошая работёнка. Так, хорошо отдохнувший Пампушко со своей бригадой, — тот уже недели две как вернулся из отпуска, — и Кравченко отправляются на демонтаж вышедшего из строя котла. Разбирайте его весь, не ограничивайтесь видимыми дефектами. — Николай, — обратился он к Кравченко, который порывался что-то сказать, — я знаю, что это займёт больше времени, но в секциях могут быть малозаметные трещины, которые можно будет обнаружить, только разобрав их по отдельности. Так ведь?
— Вообще-то так, — ответил Николай. — Но чаще всего выходят со строя секции с одной стороны котла, вторая сторона при этом остаётся целой.
— Я это знаю. Но лучше в этом убедиться. Борис там заливал остатки огня и немного охлаждал секции, чтобы не было в дальнейшем пара, а поэтому всё может быть. Делал он это, правда, осторожно, но чем чёрт не шутит. Да, работы прибавится, но лучше провести ревизию всего котла. Я сказал Лукшину, что до конца недели управимся. Но можем, разбирая весь котёл, и не успеть. Но не беда, если прихватим один-два дня на следующей неделе. Сейчас пока ещё не холодно, один котёл вполне справляется. Но зато мы будем гарантированы, что у нас, действительно оба котла в рабочем состоянии. Разобрать секции не так уж долго. При сборке гильзы мы поставим на все секции новые. Соберём, не спеша, котёл, но качественно. Коля, эта работа полностью на тебе. Теперь ты бригадир монтажной бригады и вся ответственность ложится на твои плечи. Но не так уж много там работы, а потому и не так уж много времени потребуется — мы же никакое оборудование котельной трогать не будем, только сам котёл.
— Хорошо. Всё понятно. Вячеслав, собирайся, — обратился он к Пампушко, и вместе с тем и слесарями его бригады поднялись со скамеек.
— Теперь о бригаде Колыванова. Вы остаётесь на обслуживании вызовов, если таковые будут поступать, ну и различных работах в котельных и на теплотрассах, хотя там то пока всё нормально. Но кто его знает. Если нужна будет сварка одновремённо в двух местах, то будет там работать и Вячеслав. В котельной то сварка почти и не нужна. Вырезать или варить они там ничего не будут, разве что придётся нагревать сильно заржавевшие гайки болтов.
После мастерской Морозевич направился в "Хоромы", где предупредил всех о предстоящем завтра собрании, а также переговорил с Сушковым. Не мог он всё-таки так вот просто расстаться с человеком, который срочно отправлялся на Родину, не переговорив с ним и не выяснив всех обстоятельств. Но ничего нового он не узнал. Николай только подтвердил всё то, что рассказал ночью Громов и что предполагал сам Морозевич.
— Когда мне собираться домой? — уныло спросил у Морозевича Николай, уже, видимо, знавший об этом факте.
— Не знаю пока. Не я ведь пишу приказы. Приказ будет сегодня, а когда ты уедешь, не могу сказать. Но не позже, чем послезавтра, так приказал Андреев.
— А мне завтра, если не уеду, присутствовать на собрании?
— Ты уже с завтрашнего дня не член нашего коллектива. Я тебя не приглашаю на собрание, но и запретить тебе его посетить не могу. Так что, поступай, Николай, как знаешь.
Далее день прошёл для Морозевича в обычном режиме. Он ещё зашёл в общежитие? 1 и предупредил там свободных от смены кочегаров о собрании. Единственное, что неприятно поразило Андрея, так это ехидная улыбочка Кирзоняна за столом в обед при разговоре о случившемся — сегодня Андрею не хотелось идти в обед домой, потому он и пошёл в техническую столовую. Непонятны были это то ли злорадство, то ли радость за промах коллеги.
ГЛАВА 13. Неплановый ремонт
На следующий день утром состоялось собрание работников теплохозяйства. На собрание пришли практически все служащие (за исключением тех, кто был на смене). Сушков на собрании не присутствовал, хотя уезжать он должен был только сегодня после обеда. На собрании очень уж помрачнели лица собравшихся, когда Лукшин строго предупредил всех, что теперь в батальоне будут безжалостно расставаться с нарушителями дисциплины не только в рабочее, но и в свободное время. Если кто-то будет замечен в дебоше или пьянке, то того последует участь Сушкова. А в целом, собрание прошло на удивление спокойно. Конечно, все были немного напуганы отправкой в Союз Николая, да ещё подлило масло в огонь распоряжение Андреева по поводу дальнейшей дисциплины.
На эту тему Морозевич немного побеседовал с Лукшиным, выйдя вместе с ним после собрания из мастерской.
— Не перетягиваем ли мы гайки, Борис Михайлович, такой жёсткостью?
— Ну, во-первых, это не мы сами эти гайки закручиваем. А во-вторых, может быть, всё обойдётся вот таким запугиванием. Превентивная мера, так сказать.
— А если не обойдётся? Если кто-то напьётся и попадёт на глаза командиру?
— Я думаю, что если будут просто выпившие в нерабочее время, то никаких мер не будет, но если на ногах стоять не будут, то извините. Пусть меньше пьют. И вы, и я тоже выпиваем, как и все остальные, но нужно же и меру знать.
— У нас семьи, это дисциплинирует. Парень, когда женится, как-то сразу более серьёзным становится.
— Да, это так, — вздохнул Лукшин. — Мы стараемся набирать в наши хозяйства больше не женатых рабочих, чтобы было меньше проблем с трудоустройством их жён. Но эта политика не совсем верная, просто у нас в небольшом гарнизоне ограничены возможности трудоустройства. Но ведь кроме выпивки существуют ещё клуб, кино, танцы, телевизор. Есть ещё разные игры, есть художественная самодеятельность. Кто любит музыку, могли бы и какую-нибудь инструментальную группу организовать. Это ведь не запрещается, и инструменты в клубе есть. Но не хотят же! Всё упирается только в выпивку. Уж лучше бы по бабам бегали, их в "Париже" много.
— Странная позиция, Борис Михайлович, — улыбнулся Андрей.
— Да, немного странная. Но это не моя позиция. Андреев почему-то на такие приключения смотрит сквозь пальцы. Если это, конечно же, не касается военнослужащих и их жён. Хотя, вероятно, он относится к этому так потому, что гулянки в "Париже" в принципе не влияют на рабочую дисциплину и само качество работы, не в пример выпивке, чему мы получили вчера наглядный пример. Он, кстати, и про вашего Гурова, между прочим, наслышан — тоже мне, Казанова гарнизонный — но молчит, не принимает же никаких мер. Правда, к Гурову ведь уже жена приехала. Как он, за разум взялся? И как жена его, умной оказалась?
У Морозевича примерно месяц назад, вот так же по случаю, в разговоре о служащих, был затронут вопрос об Анатолии Гурове и о намечавшемся приезде его жены. И разговор этот был интересным, точнее, были интересны высказывания самого Лукшина. Тогда в разговоре Андрей заметил:
— Вот на днях должна приехать жена Гурова. А я вот не представляю себе, чем может закончиться её встреча с этой его, как он говорит, "второй женой".
И вот тут то, как раз Лукшин на его высказывание философски заметил:
— А вы не берите в голову. Наладится всё как-то. Если у Гурова умная жена, то она найдёт способ всё уладить спокойно. Ну, а если она дура, то что здесь поделаешь. Дура — она и есть дура. Но тогда ему же хуже.
Когда приехала жена Анатолия, то она оказалась симпатичной, но, главное, действительно, умной женщиной. Когда до неё дошли слухи о любовных похождениях мужа и о его любовнице, и она убедилась в их правдивости, она не стала рвать сопернице волосы, царапать той лицо, закатывать скандалы или истерики. Не побежала она и к замполиту батальона. Лукшин оказался, на удивление, прав. Как она "разрулила" эту ситуацию, Андрей не знал, но уже через какую-то неделю и её соперница, и муж напрочь забыли о своём романе. А Гуровы с тех пор везде появлялись только вместе, под руку. При этом жена Анатолия гордо шла с высоко поднятой головой, а сам Гуров выглядел большим, но игрушечным (прирученным) слонёнком. Андрей же лишний раз убедился в том, какие же женщины порой странные, непонятные, но, вместе с тем, удивительные существа.
