– открытая конкуренция, и неважно, что является эпицентром: Москва, Петербург. Телевидение значимо, если оно масштабно. Получилось, что центральная власть была несколько озадачена позицией ТВЦ, которая выходила за пределы привычного и диктуемого центральной властью.
Было бы неправомерно утверждать, что мы выигрывали конкуренцию у «Первого канала» и у той самой ВГТРК, которую я создал. Это было желаемо, но маловероятно. Но мы, и я в частности, решили другую задачу – мы создали некую неудобность для своих коллег, потому как я позволял своей компании делать то, что не позволяли себе, оглядываясь на Кремль, мои коллеги с «Первого канала» и ВГТРК.
Я помню свою фразу, сказанную Владиславу Суркову, в ту пору первому заместителю идеологического управления администрации президента. Сурков курировал телевидение, радио и вообще работу всех СМИ. К нему перешла по эстафете от Михаила Андреевича Суслов кличка «серый кардинал». Он был именно таким, внешне, может, менее значимый, нежели пост Суслова, но в условиях отсутствия СССР, в российских масштабах, Сурков сумел обрести власть в масштабах «серого кардинала».
Сурков, я уже не помню периодичность, один раз в неделю или дважды в месяц, собирал руководителей центральных телевизионных каналов. Формально ТВЦ подчинялся Москве и Юрию Лужкову, и обязательность моего присутствия на этих совещаниях была под вопросом. Суркову очень хотелось, чтобы я сам почувствовал эту уязвимость, и попросил Лужкова разрешить мне участвовать. Я этого, естественно, не делал, хотя чувствовал уязвимость своей ситуации. Контакт с центральной властью был мне нужен, чтобы воспрепятствовать Цою вмешиваться в работу ТВЦ, к чему он был чрезвычайно предрасположен.
Я помню свою фразу, которую произнёс в разговоре с Сурковым: «Я достаточно уверен в правоте своих действий, чтобы в момент возникшего сомнения обратиться к вам за советом, который в определённых условиях был мне чрезвычайно полезнен». Сурков дал согласие на такую позицию. С того момента моё присутствие на каждом совещании утратило дисциплинарную обязательность. Бесспорно, я обрёл большую свободу действий, и поддержка со стороны Суркова стала очевидной, но проблемы с московской властью, которые постоянно обозначал Цой, остались. Мы ввели Цоя в состав правления ТВЦ, но эта приближённость амбициозного Цоя не успокоила.
Конечно, Цой был моим очевидным оппонентом, и его информация, которую он передавал Лужкову о работе ТВЦ, была сверхсубъективна, но Цой был осторожен, потому как понимал, что мои отношения с Лужковым – это отношения доверяющих друг другу людей, и разрушить это доверие было не так просто. Но Цой был настойчив и уверен, что ему нарушить их непременно удастся. Вообще, моя телевизионная история была многовариантная, и, конечно же, создание ВГТРК и мое появление во главе Российского телевидения и радио было, с одной стороны, логично, с другой – неожиданно. Но случилось то, что случилось. Получилось, что мы с моими коллегами и придумали и создали Российское телевидение на пустом месте.
Шло становление нового государства. Советский Союз перестал существовать и распался, это была трагедия мирового масштаба. Многополюсный мир утратил один из главных полюсов – Советский Союз. Мир, по сути, был двухполярным – мир капитализма и мир социализма, и оплотом социалистического мира был Советский Союз. Мир лишился необходимого равновесия. Америка и её союзники, Евросоюз возобладали в этом мире и обозначили новую однополярность этого мира. Бесспорно, остались страны, проповедующие социалистическую идею, – Китай, Куба, но единый мир, а иначе говоря – полюс, каким были страны социалистического лагеря, перестал существовать. Все республики, входившие в СССР, числивший себя как военная держава, и это было именно так, стали самостоятельными государствами. Трагедия заключалась в том, что бывшие советские республики были не готовы к обрушившейся на них политической самостоятельности. Поэтому появились такие образования, как СНГ (Союз независимых государств), Союз России и Белоруссии, а чуть позже – Таможенный союз, объединивший Россию, Казахстан и Белоруссию, и целый ряд других структур, они должны были заполнить образовавшуюся нишу.
Постоянно со всех трибун утверждается, что возвращение к Советскому Союзу невозможно. Это же самое не раз утверждал и президент России Владимир Путин. Спорить с этим трудно, но торжество идеи противостояния однополярному миру, который навязывается Америкой, поставившей себя во главу этого мира, оставляет эту возможность только через единение стран, не согласных с американскими диктаторами. Трагедия Евросоюза, бесспорно значимого мирового явления, была как раз одним из вариантов создания Единой Европы, способной нарушить однополярность американского типа, – не получилось. Придуманная американской пропагандой угроза независимости европейских стран, исходящая якобы от России, как ни странно, но достаточно быстро прижилась и стала нормой отношений стран Евросоюза и России. Невероятно. По сути, вся концепция российской опасности построена на стопроцентной лжи. И ссылка западной пропаганды на факт воссоединения России с Крымом, как якобы подтверждение этой опасности, выглядит смешным.
Я часто задаю себе вопрос: мог ли я стать значимым игроком в мире всероссийских СМИ и прежде всего телевидения и радио, если бы не имел более чем двадцатилетнего опыта в руководстве журналом «Сельская молодёжь»? Однозначно нет. Работая в журнале, который как всё остальное в моей жизни, я создавал практически с нуля. Принять всесоюзный журнал со смешным тиражом по тем временам, 37 тысяч экземпляров, это был немалый личный риск, тем более что практики редакторства в тот момент у меня не было. Но я решился на этот шаг.
Работая в журнале на посту главного редактора, я сумел материализовать для себя и всей команды чувство независимости. Это было непросто, но крайне необходимо. Независимость аппаратного работника самых значимых политических, экономических, научных и общественных структур – независимость относительная. Ибо истинную независимость даёт самостоятельность принимаемых тобой решений, а ступенчатая аппаратная подчинённость этому мешала, а точнее, сводила твою индивидуальную независимость на «нет». Это непросто понять и пережить.
Журнал постепенно набирал популярность. Немалую роль сыграло приложение к журналу, которое имело немалый тираж. Мало иметь пятитомное, а затем семитомное приложение к журналу, надо было придумать концепцию, которая сделала бы это приложение массовым. Не приложение для избранных, а приложение, претендующее на всенародное признание. И тогда я предложил новую концепцию – приложение героико-приключенческой прозы. Увлечённость детективной литературой возрастала, она постепенно переходила в мир писательства. И вот тогда тезис героики позволил создать некий противовес и иную направленность в развитии детективного жанра. Со временем приложение обрело невероятную популярность. Меньшую, чем сам журнал, но достаточную, чтобы сказать – ни у одного издания в стране ничего подобного не было.
Независимость стоит дорого. Это понимаешь не в момент, когда ты за неё борешься, а когда её обретаешь. В итоге ты попадаешь в разряд персоналий, о ком знаковые партийные чиновники говорят: «Что он себе позволяет?» Я всё это пережил. И
