Пухлые ляжки Панти издевательски мельтешили перед моими глазами. Да уж, горько усмехнулась и я. Могла ведь отметить Новый год, лакомясь в уютном месте рисовыми лепешками, а не шататься по Адской долине, рискуя сорваться вниз вслед за теми, кого здесь когда-то казнили… И что меня дернуло согласиться на эту встречу Семи Богов?!
— Гляди, Поппо-тян! Наша цель — смотровая площадка! — закричала Панти, еле сдерживая смех. Судя по голосу, находилась она немногим выше меня. — Осталось совсем чуть-чуть!
А вскоре и госпожа Барбара, посмеиваясь, окликнула меня оттуда же.
Когда же я все-таки выбралась на смотровую, лицо мое было пунцовым, как осенняя листва, от меня валил пар, как из чайника в подсобке «Канцтоваров Цубаки». Тем не менее все мои спутники уже выровняли дыхание и как ни в чем не бывало любовались пейзажем.
Да и сама я, пускай и не с лучшей точки обзора, впервые в жизни увидела всю Камакуру целиком. А по левую руку, вдалеке, виднелась кромка залива Сагами.
И все-таки это еще не главная цель. Смотровая площадка — всего лишь начало очередного маршрута…
Но чем дольше я сидела на каменной скамье, тем отчетливее казалось, будто мой зад уже пустил корни в эту про́клятую всеми богами землю.
Поднявшись, я рванула под гору первой.
Стоит признать: несмотря на такой жесткий старт, маршрут вниз по склону оказался на удивление легким и даже приятным. Панти, шагая сразу за мной, всю дорогу горланила какие-то песенки, а остальные потихоньку ей подпевали. Кажется, Панти — фанатка рок-группы «Шпиц», догадалась я.
Но зачем взрослым людям лазать по горам, распевая песни? Неужели им больше нечем заняться?
Конечно, голос у Панти чистый, красивый, никогда не фальшивит. Может, это и придает уверенности на маршруте всем, кто идет рядом с ней?
Чем ниже мы опускались, тем легче было идти. Запах сырой земли будил в душе самые разные воспоминания. И как ни странно, где-то с середины маршрута я уже почти радовалась тому, что согласилась на эту новогоднюю авантюру.
С горы мы спустились в долину красных кленов, Момидзидани. Дальнейшую дорогу я знала так хорошо, что могла бы дошагать прямо до дома с завязанными глазами.
— Горы пробуждают в людях аппетит, — заметила госпожа Барбара. — Я дико проголодалась!
— И я! — весело крикнула Панти.
— Не пора ли где-нибудь устроить привал и подкрепиться? — предложил Барон.
«Но где?» — удивилась я. Или он знает в этих окрестностях хоть одно местечко, где можно сесть и спокойно съесть бэнто? Это храмов в Камакуре пруд пруди, а нормального парка, где можно сесть и передохнуть, днем с огнем не сыщешь!
— И лучшее место поблизости — только одно… — продолжал Барон, и у меня засосало под ложечкой. — «Канцтовары Цубаки»!
Все-таки помыть с утра полы было отличной идеей, мелькнуло у меня в голове.
— Ух ты! — радостно воскликнула Панти. — Я давно мечтала пообедать в магазине канцтоваров…
— Поппо-тян? Тебя правда можно побеспокоить? — тут же уточнила госпожа Барбара, украдкой изучая мое лицо.
В ответ я промычала что-то невнятное. С одной стороны, «Цубаки» и правда ближайшее место, где можно спокойно перекусить. С другой стороны, дом госпожи Барбары стоит сразу рядом с моим и в принципе он точно такой же. Но о том, чтобы устроить привал у нее, никто из них даже не заикается! Оно и понятно. Завалиться в гости к даме преклонного возраста было бы слишком нахально…
— Ну, тогда решено. Перекусим в той развалюхе и потащимся дальше встречать богов!
Так, согласно вердикту Барона, мы и решили отобедать в «Канцтоварах Цубаки».
В магазин мы вошли со служебного входа, и я наскоро расчистила у прилавка побольше места для четверых. Госпоже Барбаре и Панти вручила по табуреточке для посетителей, Барону предложила деревянный стул со спинкой, на котором обычно сижу за прилавком сама, а себе положила на пол подушку для сидения.
На кухне в глубине дома я вскипятила воды, заварила в огромном заварнике, которым обычно не пользуюсь, побольше зеленого чая и вместе с чашками понесла на подносе гостям.
На журнальном столике у прилавка нас уже дожидались инари-дзуси. В чашки из разных наборов я разлила чай на четверых.
— Итадакима́с![65] — объявила я, сложив ладони перед носом. Все хором помолились за мной, и наша трапеза началась. Из открытых коробочек бэнто по воздуху расплылся томный, кисловато-сладкий аромат мирина.
Какое-то время мы ели молча. Внутри сладковатой кожицы жареного тофу крепкий рис распадался по зернышкам.
— Ну вот… А я даже не знала, что инари-дзуси — это так вкусно! — чуть не плача, протянула Панти.
— Ты что, никогда «лучезарных»[66] не пробовала? — удивляюсь я.
— Даже не знала о таких!
Прикусив язычок, я краснею и закашливаюсь — наверное, рис не в то горло попал.
— Держи свой чай… — говорю я наконец и подвигаю к Панти ее чашку. Она тут же хватает ее и жадно осушает до дна.
С самого дна рюкзачка я выудила четыре мандарина, которыми запаслась на десерт. Знала бы, что эти мандарины еще вернутся домой, не стала бы утяжелять поклажу…
Так что после обеда каждому досталось по мандарину. Последнее инари-дзуси в своей коробочке я решила оставить на потом и тоже переключилась на десерт. Мандарин был не кислым, не сладким. Я бы сказала, пассивно рассеянный вкус.
Барон во что бы то ни стало хотел завершить свой обед крепким кофе, и мы решили по пути заглянуть в кофейню «Бергфельд». Дома я кофе обычно не пью. Кофе на одного в этом доме всегда выходит невкусным. Где-то в глубине кухонного шкафа еще хранилась банка растворимого, которым любила побаловаться тетушка Сусико. Но предлагать такое Барону я не осмелилась.
Оставив мытье посуды на вечер, я застегнула рюкзак, и мы все снова вышли на улицу.
Срезав дорогу, дошагали до храма Камакура-гу, где совершили «якува́ри» — древний местный обряд, в котором даже я, родившаяся в Камакуре, участвовала впервые.
В маленькую плошку из необожженной глины, которую называют каваракэ́, нужно дунуть, чтобы оставить на глине все плохое. А затем со всей силы швырнуть эту плошку в специальный храмовый камень, дабы та разлетелась вдребезги со всем своим содержимым.
Наша четверка кидалась плошками с очень серьезным видом. А с самым красивым звуком — трень-нь! — разбилась плошка госпожи Барбары.
— Есть! — радостно воскликнула она, вскидывая кулак в позе победителя. — Наконец-то с моими невзгодами покончено навсегда!
Избавившись от всего плохого, мы двинулись дальше и перед храмом Эга́ра-Тэнси́н свернули на узенькую боковую тропинку. В самый разгар зимы людей на улицах было раз-два и обчелся. При этом все, кого ни встретишь, — исключительно местные жители. Какая-то охотничья собака долго бежала передо мной, а затем остановилась у электрического столба и задрала заднюю лапу. Я увидела, как белый пар от ее струйки поднимается в небеса, и мне стало еще холоднее.
Пока мы пили кофе в «Бергфельде», небо затянуло тучами так, что вокруг потемнело. Прогноз погоды на сегодня оказался сплошной ерундой.
— Надо же! А с утра была такая благодать… — вздыхали мы, глядя в окно кофейни. — Похоже, собирается дождь.
— Для начала дойдем до храма Хока́й-дзи. А там посмотрим! — предложил Барон, и вся наша четверка дружно поднялась.
Несмотря на непогоду, проезжая часть была забита машинами под завязку, и по зебре перехода мы переправились торопливым гуськом.
Пришлось признать: с начала нашего путешествия только придорожные травы стали длиннее. Мы же сами не достигли пока ничего: из списка храмов, указанных в «карте паломника», мы посетили только один.
— Ну, и который из Семи Богов обитает в Хокай-дзи? — уточнила Панти.
— Бисямонтэ́н, — ответил Барон.
— Осенью там красиво! — подхватила госпожа Барбара. — Частенько туда заглядывала…
