У горизонта небо беззвучно рассекла молния. Покрытие залоснилось — дождь. Улицы совершенно опустели. Агломераты к дождю не привыкли — пугаются.
Молнии вспыхивали все чаще и чаще, загремел близкий гром. Чтобы не стать мишенью для молнии, я поставил шиману на стоянку и вошел в дом, на дверях которого красовался белый крестик — значит, с громоотводом. Откуда белая краска взялась? Вот что значит крайность! Художники только оттенками серого рисовали, а тут надо яркий знак — контрабандная краска появилась!
Я поднялся на третий этаж. Холл был забит агломератами. Сидели, в проходах стояли. Митинг у них, что ли? Среди ораторов я с удивлением увидел близнецов Начи и Бачи.
— Можно ли говорить о победе разума, — говорил агломерун, голос которого показался мне знакомым, — если большая часть населения только нюхает книги, а нюхание книг возведено в ранг тончайших духовных наслаждений?
Я вдруг узнал в этом дряхлом старце — Брида. Похоже, он чудовищно злоупотребляет таблетками. Г/А старит, но не так же!
Я стоял, как зачарованный. Мне бы бежать стремглав. Встреча с Бридом ни к чему хорошему не приведет. Впервые я видел агломерата, которого я отправил на Г/А, после процедуры. Я расправился с сотнями лиц, казавшихся мне подозрительными, но ни разу воочию не наблюдал разультатов своей ретивости.
Брид говорил странным дребезжащим голосом. Такой голос я слышу не впервые… Значит, это признак, что агломерат побывал на Г/А? Ведь никто в этом не признается, и только раннее переставание быть выдает, что пережил агломерат. Казалось бы, какое счастье удостовериться, что ты — не Он. А на деле после такого удостоверения ты — никому не нужная развалина, доживающая свой век в умственных сумерках. Но, судя по Бриду, умственные сумерки преувеличены. А вот боли — правда.
— Мы требуем вскрыть архивы ЗОД, — противным дребезжащим голосом продолжал Брид. Каждая его фраза бомбой падала в аудиторию. — Мы требуем рассказать, правда ли то, что агломератам делалась прививка от глупости. А если да, то почему она оказалась такой слабой — мы ничего, кроме глупостей, не совершаем? Мы хотим знать нашу историю, какой бы горькой она ни была. Нам не нужны бравурные фанфары, нам, во избежание повторения ошибок, нужна правда.
Я задохнулся от ужаса. О таких вещах я и думать не смел. А вот стоит агломерат перед тремя сотнями ему подобных и говорит то, что хочет, — будто за стеной на улице уже нет пирамиды ЗОД, а через квартал еще одной, а через сто шагов — ещё одной. Была ли прививка от глупости? Это равнозначно вопросу: а не была ли моя мать шлюхой? Только прошедший Г/А может решиться на такую преступную беспардонность.
Брид вел аудиторию за собой в новые дебри вопросов, на которые он требовал ответа.
Разрушение мозга? Но он логичен. Полноте, сумерки ли это если его так жадно и одобрительно слушают!
Бажан, сумерки наступили для тебя, ибо ты не затыкаешь уши! Темно, темно значение слов; темно и значение твоего смиренного внимания.
По мере того, как Брид ставил все новые, еще более хамские вопросы, присутствующие все чаще косились на меня, ерзали и делали мне знаки, чтобы я шел прочь. Наконец и Брид заметил меня. Запнулся.
— Друзья, — сказал я, воспользовавшись заминкой Брида. — Мы должны защищаться от Него. Потому что…
Все повернулись ко мне. Я приготовился держать большую речь.
— Потому что… — И внезапно оцепенел от ужаса. Мне нечего было сказать. Мне самому несказанно хочется знать ответы на вопросы Брида. Но сказать об этом? Я осекся. Мгновения текли, но гладкие, знакомые слова застревали у меня в горле. Губы пересохли.
— Ишь, речистый! — негромко съехидничал кто-то в задних рядах. Зал покатился от хохота. Их как прорвало — заулюлюкали, затопали.
— Что, приятель, — брезгливо ухмыляясь, крикнул Брид на всю аудиторию, — не поумнел за эти ступени?
Бачи вскочил и затараторил какую-то чепуху в мою защиту — он, быть может, боялся самосуда. Зал неистовствовал, не слушая его. Я торопливо вышел из зала, не желая спровоцировать драку.
Гроза, искрившаяся по небу, двинулась греметь в сторону соседнего города. Покрытия блестели от воды. Капли падали с символов деревьев. Было прохладно и свежо. Я поежился. Если так и дальше пойдет — возникнет колоссальная проблема с теплой одеждой для миллионов. В комбинезончиках не перезимуешь.
Впечатление от сборища было гнетущим.
Я пригласил на связь Бачи — его вызвали из зала к аппарату.
— Это Бажан. Через десять долек времени я вызову усиленные патрули. Даю вам шанс.
— Бажан, это бессмысленно. Нас не остановить.
— Ты слышал?
Через дольку времени потоки агломератов заструились из подъезда. Мой ультиматум приняли всерьез.
Одним из последних вышел Брид — шаркающей, агломерунской походкой. Понурившись, один.
Я негромко окликнул его, когда он, не замечая ничего вокруг, поровнялся со мной. Он вздрогнул.
— Ну, здравствуй, — отвратительно продребезжал когда-то беззаботный нюхатель книг, а потом измученный совестью жестокий начальник лиловых.
— Нам есть о чем поговорить, Брид, — сказал я.
— Не плачь, — сказал Брид. — Никто не виноват. Виноваты все.
* * *
— Что тебе надоело?
— Надоело отвечать на вопросы, что именно мне надоело!
Агломер дерзко не отводил глаза. Как назло, ни одного лилового поблизости. Я бы справился с ним один, но новое ощущение опасности уже прижилось во мне, как и у большей части воителей. Как посмотрят окружающие — навалятся, так накостыляют — ахнуть не успеешь. Я сказал, принужденно улыбаясь: «А ты и не отвечай».
Долгий задушевный разговор с Бридом несколько попыток назад растравил во мне глубоко затаенное. Но я еще крепче уцепился за свои ускользающие идеалы. Солнце уже всходило и рассеивало туман, а я упорно заталкивал теплый свет обратно за горизонт и, пусть без радости, но упрямо доживал последние часы в милом сердцу лиловом тумане. Я бы и теперь Брида отправил на Г/А. Со слезами на глазах, конечно… Будто есть разница.
В одном из коридоров Грозди я встретил оживленно насвистывающего Джеба. Похоже, он последнее время и умываться перестал.
— Бажан, поздравляю. Ты стал популярной фигурой. Прежде вся Агло ржала над твоей пропагандой среди автоматов, а теперь ты заставляешь дрожать перед тобой.
— Я выполняю свой долг, — отрезал я. — Мне поручено осуществлять взаимодействие производств.
— Да, твоя комиссия по саботажу нагнала страху.
Он имел право иронизировать: кроме массовых допросов с пристрастием я применить ничего не мог — президенты наложили вето на меры, предложенные мной. Один из них даже воскликнул: «Что мы, изверги?»
— Гордись, Бажан, за вчерашний вечер твое телечучело заказывали 41 тысячу раз.
— А ваше? — в тон спросил я.
— Я чуть популярнее. По требованию президентов я вчера по ласкателю поносил демонстрантов. Битый час кривлялся. Сразу же после передачи полтора миллиона агломератов вдоволь потешились с моим чучелом. Я просматривал статистику. Впрочем, это не смешно.
«Битый час кривлялся» — что он себе позволяет! Но подобный тон характерен теперь для большинства моих коллег. Они словно спешат отречься от Защиты, показать, что относятся к ней не серьезнее, чем демонстранты всех толков, а работают — из чувства долга, без души. Сволочи. Позже мы им припомним.
* * *
СПЕЦИАЛЬНОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ:
Сегодня, на шестую попытку девятой пробы 222 ступени после Д.Р., мы, президенты Агломерации, объявляем:
— переигрывание президентов отменяется вплоть до нормализации положения;
— нюхание книг запрещается и приравнивается к нарушению условий Победившего Разума;
— любые действия, в том числе и словесные, против ЗОД приравниваются к нарушению Условий;
— невыход на работу равен нарушению Условий.
Хороша подачка — с книгами. Нюхатели уйдут в подполье, вот и все. На одну подачку — три пощечины. То-то будет!..
«СРОЧНО. Исключительно для служебного пользования.
Сегодня, на седьмую попытку 9 пробы 222 ступени после Д. Р., забастовали все базы космического заслона, кроме баз «Карлик» и «Смещение». Работники баз, совместно с звездными патрулями, требуют переигрывания президентов и свободы дискуссий».
* * *
Я поплелся к своему гаражу. Идти далеко. И вдруг я содрогнулся от кощунственной мысли: такое расположение гаражей подальше от жилищ способствует не только прогулкам на свежем воздухе, но и ограничивает скорость передвижения агломератов — пока добежишь от дома до своего гаража… Только на шиманах большие массы агломератов могут быстро передвигаться и представлять опасность. Защита оказалась крайне дальновидной… Вина моя и только моя, воистину вина.
На перекрестке с десяток агломератов сообща переворачивали опрокинутую шиману. Я скользнул взглядом по насыпи, перегородившей улицу. За углом лиловые разворачивали какой-то огромный неуклюжий предмет с длинным цилиндром.
