– Должна? Тебе?
– Спокойно, Цюрих. Я не в том смысле. А про то, что ты мне наврала и дала Марго аргумент в перепалках, которого хватит до конца лета.
– Эй, не смотри на меня так, – не сумев сдержать улыбку, говорю я. – Я не виновата, что ты даешь столько изумительных поводов для подколов. Ты просто кладезь. Золотое дно.
– А ты тем не менее игнорируешь тот факт, что соврала, – он хмурится, но взгляд по-прежнему улыбающийся. – Это было не очень хорошо.
Он прав.
– Ты прав, но в свою защиту скажу, что просто пытаюсь попридержать твои ожидания. Не хочу, чтобы ты думал, будто между нами есть нечто, что приведет…
Он поднимает руку, перебивая меня.
– Ничего такого нет. Я знаю, – меня удивляет, что он смотрит сначала на Харлоу, а потом снова поворачивается ко мне. Возможно, он замечает куда больше, чем делает вид. – И понимаю. Но даже ты должна признать, что вот это – потусить, пообщаться и так далее – не совсем отстойно, да?
– Не слишком похваляешься, суперзвезда?
Он смеется.
– Ты ведь понимаешь, о чем я.
Я разворачиваю капкейк.
– Не отстойно, да, – соглашаюсь я.
– Ты признала, что я был прав. И я в ужасе, насколько счастлив от этого, – он снова наклоняется ко мне, кивнув в сторону Марго. – Не говори ей.
– Твой секрет в безопасности.
Я не возражаю, когда Люк отламывает кусочек у моего капкейка, и смотрю, как он закидывает его в рот. Потом кончиком языка слизывает оставшуюся на нижней губе белую глазурь. Поймав меня на подглядывании, он понимающе ухмыляется.
Сглотнув, я только и надеюсь, что это вышло не так громко, как мне показалось. И тут Лола – которая явно увлечена разговором с девочками – незаметно пожимает мою руку за спиной у Люка. Вот же сводница.
Покашляв, я смахиваю воображаемые крошки со своих шорт.
– Так чем ты был занят сегодня?
– Дай-ка вспомнить… писал тебе, – отвечает он с дразнящей улыбкой. – И да, можешь ответить на смс-ки в любое время, не торопись. Потом играл, отнес белье в прачечную, съездил к маме, подрочил несколько раз, – он замолкает и хмурится. – Э-э, не в таком порядке, конечно.
Я чуть не давлюсь смешком.
– Я собиралась спросить…
– Ха, да. Давай по-новой и вычеркнем последнюю часть, – он протягивает руку за еще одним куском капкейка, и я даю ему отломить. – Спасибо.
Бросаю взгляд на его сестру, которая кажется увлеченной разговором с девочками.
– Так здорово, что ты много времени проводишь с семьей.
– Знаешь, моя комната в родительском доме по-прежнему выглядит так, какой была, когда меня было шестнадцать.
– Правда?
Люк кивает.
– Большинство родителей моих друзей превратили их комнаты в кладовку или рукодельную мастерскую, или во что-то еще, а мои нет. Приметы моего неуклюжего подросткового возраста сохранились там нетронутыми, как при археологических раскопках.
– Даже не знаю, страшно это или любопытно, – говорю я.
– Там все, как было, и на том же месте: кровать, постеры на стене, даже звукоизоляционная доска, которую я сделал в восьмом классе. Сохранились браслеты дружбы, билеты на концерты, фото с танцев. Там все еще лежит обертка от презерватива, который я использовал, когда потерял свою девственность, – он прищуривается, словно вспоминая. И словно только что сообразив, что это означает, он мельком смотрит на Миа и краснеет.
– Ого… Ностальгия, – если честно, странновато слышать, как он об этом говорит.
Да и моя семья совсем не похожа на его.
Он качает головой.
– Уверен, мама даже не знает о ее существовании. Я сам не знал, пока прошлым летом не копался в поисках нужного телефона и наткнулся на нее, засунутую между билетом в «Башню Ужаса» за 2009 год и билетом на концерт Тома Петти.
– Так классно, – срывая травинки, говорю я. – С моего отъезда прошло меньше месяца, когда мама сделала из моей спальни комнату для своего рукоделия.
– Не знаю, каково бы мне было, если бы я не смог вернуться домой, – тихо отвечает он. – Я приезжаю туда, и мне снова двенадцать. Могу валяться на кровати и рассматривать вырванные страницы из «Спортс Иллюстрейтед» за 2002 год – тот номер был посвящен купальникам, а на обложке красовалась Ямила Диаз-Рахи, на случай, если тебе интересно – или постер с Ламборгини, которую я поклялся себе купить, когда исполнится восемнадцать, – она закатывает глаза. – И могу просто потупить и сделать вид, что все остальное неважно.
– Знаешь, я уже начинаю завидовать, что у тебя такая крутая комната.
– Давай договоримся, – слизав глазурь с большого пальца, предлагает он. – Я пущу тебя в свою комнату, а ты в свою очередь позволишь мне хотя бы разок распустить там с тобой руки. Двенадцатилетний я был бы невероятно впечатлен.
– Ох, а говорят, рыцари перевелись.
– Боже, сейчас подумал, ты поладишь с моей бабушкой. Вообще-то я побаиваюсь, если ты, Марго, мама и бабуля окажетесь в одной комнате. Не уверен, что смогу справиться с последствиями.
Хочу сказать Люку, что это похоже на вызов, который я готова принять, когда он тянется к телефону.
Тот стоит на беззвучном режиме, и экран светится от пришедших сообщений. Не знаю, когда он проверял его в последний раз, но с нами Люк уже добрых двадцать минут. Там, наверное, не меньше десятка смс. Чувствую, как начинаю хмуриться, хотя не знаю, почему.
– А что вы все собираетесь делать после? – спрашивает он, и мне интересно, замечает ли он, как говорит, переводя взгляд от экрана и обратно, попутно просматривая сообщения.
– Вообще-то, – я начинаю вставать, – я, наверное, уже пойду.
– Тебе пора? – спрашивает Люк и тут же бросает телефон на плед. Он выглядит разочарованным, и мне приходится попридержать свою восторженную реакцию на это.
Харлоу встречается со мной взглядом, и – несмотря на всю неловкость между нами и прохладную отстраненность, которую я все еще замечаю в ее глазах, – я вижу, почему она по-прежнему одна из важных людей для меня. Над моей головой как будто загорелась сигнальная лампочка: она тут же встает и, глядя на часы, на ходу придумывает объяснение, почему нам всем пора уезжать.
Миа следует ее примеру и помогает Лоле собрать корзину и сложить плед.
– Когда мы снова встретимся все вместе? – спрашивает Марго у девочек, сверяясь с календарем в телефоне. Пока они утрясают планы, Люк тянет меня в сторону.
– Ты завтра работаешь? – спрашивает он.
Сначала я думаю соврать, но потом решаю, что в этом нет смысла. Мне нравится Люк, и я хочу с ним дружить.
Харлоу против дружбы точно ничего не будет иметь против, а то, чем он занимается с кем бы то ни было из своего телефона, не мое дело.
– Да, – кивая, отвечаю я. – У Фреда.
– Моя печень немного передохнула, так что я, возможно, зайду.
Он может быть таким милым, когда того захочет, и это жутко раздражает.
– Я буду там. Не забудь взять побольше долларовых купюр. Машина сама себя не купит.
– Ты всегда можешь подработать стриптизом, – говорит он, но тут появляется Марго и отпихивает его от меня.
– Я очень рада с тобой познакомится. Если понадобится помощь, чтобы напоить этого парня, звони в любое время.
Она удивляет меня, притянув в свои объятия, и я обнимаю ее в ответ, встретившись взглядом с Люком через ее плечо.
– Это становится моим любимым хобби, – говорю я ей. – Может, нам уже пора организовать клуб.
Люк
– Нет, спасибо, – говорит бабушка маме, которая принесла блюдо. – Я не буду спаржу, Джули. Она белая, и у меня складывается впечатление, что я ем маленькие пенисы.
Папа захлебывается глотком вина, Марго закатывает глаза и еле сдерживает хохот.
Наша столовая светлая и просторная, с пастельными обоями и большой люстрой, висящей над обеденным столом ручной работы. И обстановка слишком изящная для такого рода разговоров, которые обычно начинаются с появлением бабушки.
Я с обожанием улыбаюсь ей.
– Ты поэт, бабуль.
– Мама, – предупреждающе говорит ей папа, а потом мне: – А ты не поощряй ее.
– А что? – она невинно округляет свои бледно-голубые глаза. – Ты их видел, Билл? Прошла целая вечность, с тех пор как я меняла тебе пеленки или подтирала тебе зад, так что не могу предположить, похожи ли они на твой…
– Передашь мне хлеб? – перебивает ее Марго.
Бабушка берет корзинку с хлебом и дрожащей рукой протягивает ее моей сестре.
– Нет, ну честно, – она качает головой. – Пенис – это настолько странно выглядящий орган. Если в мои времена у меня была бы возможность стать лесбиянкой, я бы точно выбрала этот вариант, – бабушка взмахивает рукой. – Хотя я не говорю, что мне не нравилось убираться после наших безумных детей или готовить твоему отцу пятьдесят лет к ряду.
– Обалдеть, – бормочет Марго.
– Женские тела куда приятней, – задумчиво продолжает бабушка. – Грудь, ноги и всякое такое.
Я подношу к губам стакан воды и смеюсь.
