Сумароков жил мечтой о театре.
Ярославские комедианты и придворные певчие уже два года учились в Шляхетном корпусе, и наступало время закончить их подготовку. Русская труппа, надеялся Сумароков, скоро заставит потесниться французов и итальянцев.
Он совсем забросил лейб-компанию, пропадал в корпусе, занимаясь с актерами, и наезжал к Шувалову, чтобы поторопить указ о театре.
Иоганна снова ждала ребенка, редко покидала комнату, томилась в скуке и потому была раздражительна.
— Мне нужны деньги, — встречала она Сумарокова. — Я не могу выходить в старой шубе. Мужчина должен иметь средства, чтобы содержать семью. Иначе — зачем он женился?
— Я не подьячий, а офицер, — обыкновенно слышала она в ответ. — Взяток не беру, обхожусь жалованьем и помню, что за царём служба не пропадает.
— Может быть, — говорила Иоганна, — да зато мы раньше пропасть можем.
— Не пропадете, — бурчал Сумароков и, посмотрев на спящую дочку, скрывался в свою комнатку.
Разумовский знал о театральных планах Сумарокова и сочувствовал им. Он повысил своего генеральс-адъютанта в ранге — из полковников в бригадиры — и в мае 1756 года уволил его от правления лейб-компанских дел.
Указ о российском театре был заготовлен, ждал подписи Елизаветы Петровны в числе других срочных бумаг. Так пролежал он все лето. Императрица весьма не любила заниматься делами, и никто не мог заставить ее взять в руку перо, чтобы начертать имя на документах. Только имя, ибо никакого рассуждения или резолюции от нее при этом не ожидалось…
Лишь 30 августа указ наконец украсился подписью. Императрица соизволила учредить российский для представления трагедий и комедий театр. Помещение отведено ему в бывшем головкинском доме, что на Васильевском острове, близ кадетского корпуса. В театр брали актеров из обучающихся в корпусе певчих и ярославцев труппы Федора Волкова, а вдобавок к ним искали еще актеров из неслужащих людей, также и актрис. На содержание театра штате-конторе поведено отпускать в год по пять тысяч рублей.
Дирекция театра поручалась бригадиру Александру Сумарокову, и ему, сверх бригадирского жалованья, рационных и денщичьих денег, назначено из театральной суммы тысяча рублей и его из армейских списков не выключать.
Читая указ, Сумароков остался доволен этим пунктом. Он был офицером и не желал расставаться со своим званием. От штатской службы попахивало на него приказным душком, подьяческими плутнями. Но денег на театр отпущено мало. Французская труппа Сериньи, играющая в Петербурге, получает двадцать пять тысяч. Придворная контора готовит ей декорации, посылает музыкантов. А русскому театру таких льгот не предоставлено.
Однако с кем спорить? Указ подписан — и то хорошо. Дальше дело покажет.
Сумароков взял с собой из лейб-компании копииста Дьяконова для смотрения за театральным домом и выхлопотал ему чин армейского поручика. Потом подобрал в штат двух молодых людей из обретающихся не у дел копиистов. Один из них, почти мальчик, Саша Аблесимов, был ему известен: он переписывал иногда приказы и донесения для лейб-компанской канцелярии. В нем Сумароков не ошибся. Аблесимов стал ему верным помощником. Подражая директору, он задумал сделаться сочинителем и беспощадно марал казенную бумагу.
Не без волнения отправился Сумароков осматривать головкинский дом. Он хорошо помнил, как на его глазах вытащили оттуда хозяина, который закончил дни свои в далекой Сибири. Богато жил вице-канцлер, что и говорить! В его хоромах всем актерам найдутся квартиры. Стойте, да почему же только им?..
Сумароков с новым интересом обошел свои владения. Вот зала, здесь будут играть спектакли. Надо поставить сцену и привезти скамьи для зрителей; Вот уборные комнаты актерам. А другое крыло дома со сценой не связано, и в нем найдутся два-три покоя для директора театра. Он отвечает за подготовку актеров, за их поведение и просто обязан быть вместе с ними!
Возможность покинуть наконец Дебиссонов дом обрадовала Сумарокова. Иоганна будет ворчать — Нева осенью и весной отделит ее от карточных партнеров. Что ж, пусть ищет новых на Васильевском острове. Живут же здесь академики с женами по многу лет, не жалуются.
Сумароков попросил корпусное начальство отпустить актеров и певчих согласно указу, и в начале ноября в театр пришли братья Волковы — Федор и Григорий, Иван Дмитревский, Алексей Попов, Евстафий Григорьев, Лука Иванов, Прокофий Приказной. С ними надо было начинать спектакли. Через газету «Санкт-Петербургские ведомости» Сумароков известил, что в театр набираются актрисы. «И ежели сыщутся желающие быть комедиантками, то б объявились у бригадира и директора».
Новый театр открыл свои двери для всех. За вход брали деньги: билет — рубль, ложа — два рубля. Сборы подлежали сдаче в казну, дирекция на них рассчитывать не могла. Впрочем, с этаких доходов не разбогатеешь. Васильевский остров населяли ремесленники, огородники, мелкие чиновники, — кому придет в голову отнимать у себя рубль, чтобы посмотреть комедию? Соседи засмеют чудака. На зрителей из города надеяться нечего — далеко, в карете через Неву не проедешь, а понтонный мост чаще разведен, чем наведен бывает.
Первое же представление, состоявшееся 27 ноября, показало, что публика театр не поддержит. Ставили не трагедию, а веселую пьесу, комическую оперу «Танюша, или Счастливая встреча», но желающих посмотреть ее почти не нашлось.
Зима была трудной для театра. В головкинский дом зрители не ходили. Сумароков добился возможности играть по четвергам в оперном доме, когда французская труппа отдыхала. Для этого каждый раз нужно было просить особое разрешение у гофмейстера двора. Лишь в среду вечером становилось известным, будет ли выступать русская труппа. За немногие часы приходилось спешно все изготовить к спектаклю.
Великое множество забот одолевало Сумарокова, обо всем он должен был подумать, всем распорядиться, везде нужен хозяйский глаз. Эти обязанности скоро измучили его. Их обилие, невозможность предусмотреть возникающие препятствия, непомерная затрата сил на какие-то пустяки, — к примеру, на разрешение пригласить придворных музыкантов, — изматывали директора. По своему беспокойному характеру Сумароков часто преувеличивал значение этих мелочей, но волновался он каждый раз от чистого сердца.
Времени и сил для того, чтобы писать, не хватало. Сумароков задумал комедию — репертуар театра нуждался в новой пьесе — а мысли бежали к театральным заботам. На листе бумаги он рисовал узоры, чертил эскизы декораций, набрасывал столбики цифр, подсчитывая театральные расходы, — что угодно, кроме строчек стихов и прозы.
Весной 1757 года в кассе театра не было ни копейки. Карнавал прошел без русского представления: костюмы для актеров не сшили, платить нечем.
Сумароков впадал в бешенство, сменявшееся отчаянием. Где выход, как спасти молодой русский театр, бесприютный и нищий? Как заинтересовать в его судьбе тех, в чьих руках деньги и власть?!
2
Он бушевал и досадовал впустую — судьба театра никого при дворе не занимала. Там беспокоились о здоровье императрицы. Елизавета начала прихварывать, и каждому нужно было рассчитать возможные варианты. Россия же, толкаемая министрами, которых соблазняло иностранное золото, втягивалась в войну.
Прусский король Фридрих II, уверенный в силе своей армии да вдобавок опиравшийся на союз с Англией, задумал быть хозяином Европы. Он полагал, что Пруссия в одиночку справится с каждым соседом, а если против нее будет образован союз государств, то и это не страшно: участники блока не сговорятся между собой, потянут в разные стороны, и прусские батальоны по очереди разгромят противников.
В августе 1756 года армия Фридриха II вошла в Саксонию. Австрия и Франция объединились для совместных действий против Пруссии. Вскоре к этому союзу присоединилась Россия. Министры Елизаветы торговали солдатами. За два миллиона флоринов ежегодной платы Россия обязывалась послать восемьдесят тысяч войска и флот, для того чтобы сражаться с Пруссией.
Фридрих II забеспокоился. Русские полки представляли опасную угрозу. Необходимо было задержать их выступление до того, как будут разбиты французы и австрийцы. В Петербурге жила бывшая ангальт-цербстская принцесса Екатерина Алексеевна. Фридрих тайно связался с ней, просил остановить поход русской армии и сообщить ему план кампании, составленный генералами императрицы. Выполнить первую просьбу было не по силам Екатерине, вторая оказалась преждевременной — стратегических планов еще не составлялось.
Весной 1757 года Фридрих приободрился. Из Петербурга шли вести, что императрица тяжело больна и вряд ли встанет с постели. Наследника же престола Петра Федоровича Фридрих с полным основанием считал своим учеником и поклонником. Он занялся операциями против союзников в Европе. Пруссаки вступили в Богемию и разгромили австрийцев под стенами Праги.
