— Покажите вещицы, ваше благородие, — сказал обер-секретарь.
Сумароков положил на стол свое имущество. Подьячий вздел на нос очки в серебряной оправе, долго разглядывал портрет Павла Петровича, написанный на крышке большой табакерки, и постучал пальцем по донышку.
— Вещица хорошенькая, — наконец проговорил он. — Да кто за нее две тысячи даст? Теперь ляпис-лазурь не в моде. Сто рубликов.
Сумароков вырвал у него табакерку.
— Ты глумишься надо мной, негодный подьячий! — закричал он. — Табакерка лучшей работы и подарок мне от высочайшей особы.
— Воля ваша, — солидно сказал чиновник. — Несите к бриллиантщику, магистрат же оценит их в полсотни рублей, ежели вы и дальше так же недогадливы будете.
— Кто недогадлив? Ты меня дураком называешь?
— Того сказать я не смею, а на поверку выходит — вроде бы оно и так. Очень вы заноситесь, ваше благородие, и того не видите, что и нам пить-есть надобно. Знаете небось пословицу: не подмажешь — не поедешь?
Сумароков наконец уразумел, что с него требуют взятку. Едучи сюда, он был готов сунуть что-нибудь в лапу подьячего, но уверенная хватка обер-секретаря его возмутила. Бесцеремонность, с какой в двадцать, тридцать раз была снижена стоимость дорогих табакерок, толкала к отпору.
— Ну, спасибо тебе, — с неожиданным спокойствием сказал Сумароков. — Думал я, что всякие мерзости видел, — ан нет, и малой доли не ведаю. Связавшись с вашей братией приказными, сам чуть с честной дороги не сбился, в плутни готов был вступить. Да чего не сделаешь, отчаявшись! Но ты глубину падения моего показал, и за то спасибо! Вон бегу из дома твоего, на краденые деньги выстроенного, бегу вон, в пустыню! Корки грызть буду, в рубище облекусь. Терзайте меня, грабьте, о гнусные люди, не одной, а многия висельницы достойные!
Сумароков сунул в карман табакерки и часы, повернулся на каблуках и хлопнул дверью так, что в кухне с грохотом упало качавшееся на гвозде коромысло.
На обратном пути, доехав до Кудрина, Сумароков оставил карету и послал Прохора домой. Нужно было обдумать положение, подготовиться к расспросам Веры, освежить голову… Петля затянулась.
Он медленно побрел по улице, увидел на вывеске двуглавого орла и вошел в дверь тесной кабацкой хибарки, — от армии бригадир, Лейпцигского ученого собрания член, первый директор российского театра и поэт…
1958–1963
Мичуринец — Малеевка — Москва