– Это было бы прекрасно, – согласилась я.
– Джим, – вежливо обратился к соседу Алекс, – а ты не хочешь поехать с нами?
– Да нет, поезжайте вдвоем. – Широкая улыбка не сходила с его лица.
– Хорошо, я только возьму свитер, – сказала я, заходя в дом.
* * *
Алекс подплыл к моему домику через минуту, я забралась на корму его каяка и взялась за весла.
– Вот, возьмите, так будет удобнее, – сказал он, вручая мне подушку. – Я захватил несколько сэндвичей. – Он кивнул на сверток, лежащий на скамейке.
Мои щеки внезапно вспыхнули от смущения, когда я осознала, что собираюсь провести время с мужчиной, с которым познакомилась всего два дня назад.
– И сколько же вам исполняется сегодня? – спросила я немного смущенно.
– Тридцать семь.
– Солидный возраст.
– Знаю. – Наши весла соприкоснулись. Это было все равно что наступить партнеру на ногу во время танцев.
– Простите, – одновременно произнесли мы.
Я всегда веду себя нелепо в подобных ситуациях. Возможно, и он тоже. Я внезапно подумала о его бывшей подруге, Келли. И о Джеймсе. Наши воспоминания витали над лодкой, как призраки прошлого.
Мы переплыли озеро и пришвартовались на причале возле входа в парк. Алекс вылез из лодки первым и подал мне руку. Он забрал пакет с едой и подстилку, и мы начали карабкаться по заросшему травой холму, усеянному мелкими белыми цветочками. Солнце светило вовсю, дул легкий ветерок. Четверо детей играли на склоне с воздушным змеем.
– Ну как? – поинтересовался он, когда мы наконец взобрались на плоскую вершину. Вдалеке виднелся наш причал, на самом краю которого притулился мой плавучий домик.
– Потрясающе, – сказала я, стягивая свитер. Несмотря на ветер, солнце пригревало вовсю, и мне стало жарко.
Алекс разложил подстилку, и мы чинно уселись на ней. Он предложил мне сэндвич с индейкой и открыл пластиковый контейнер с нарезанными яблоками и клубникой.
– Я не была на пикнике с незапамятных времен, – сказала я. – Со времени…
– Несчастного случая? – Судя по всему, Алекса не пугало мое прошлое, и меня это немного удивило. Я несколько раз пыталась разговаривать с мужчинами о том, что случилось, но они всегда напрягались и пытались сменить тему разговора.
– Именно так, – я внимательно посмотрела на Алекса.
– В таком случае, – сказал он, – я рад, что вернул вам радости трапезы на природе.
Я откусила кусочек сэндвича.
– Вы сами их приготовили?
– Нет, конечно, – изумленно ответил он. – Купил сегодня утром у Пита.
Я улыбалась, изучая Космическую иглу, возвышавшуюся вдалеке.
Он проследил за моим взглядом.
– Мне бы хотелось когда-нибудь отвезти вас туда, – сказал он. – Можно сказать, вы ничего в жизни не видели, если не попробовали мороженое с сиропом на вершине Иглы.
– Неужели?
Алекс доел сэндвич, улегся на бок и оперся на согнутую руку. – Оно называется «Лунный корабль», – сказал он. – Мороженое на слое сухого льда, политое большим количеством шоколадного сиропа.
– Я уже согласна, – ответила я. – Вы соблазнили меня шоколадным сиропом.
– Это единственное, что осталось в меню ресторана Космической иглы со времени Всемирной выставки 1962 года.
– Мне правда хотелось подняться на Иглу, – сказала я. – Мой отец был на Всемирной выставке еще ребенком. Космическая игла произвела на него неизгладимое впечатление, он даже считает, что она заслуживает не меньше внимания, чем Эйфелева башня.
– Между прочим, – продолжила я, отложив сэндвич, – я попросила свою подругу поискать сведения о той пропавшей девушке, Пенни.
Алекс поднял на меня глаза и чуть прищурился.
– Правда?
– Она работает в Полицейском управлении Нью-Йорка и может раскопать информацию о ком угодно.
Он внимательно посмотрел на меня.
– Наши соседи, несомненно, хорошие люди. Но я давно подозревал, что обитатели Лодочной улицы старательно что-то скрывают.
Он отпил воды из бутылки, а потом повернулся ко мне.
– После того как вы вчера ушли, я кое-что вспомнил.
– Что именно?
– Том, рыбак, который жил на Лодочной улице и был знаком с Пенни, проникся ко мне доверием за месяц до своей кончины. Он сказал, что все они заключили своего рода негласное соглашение.
– Соглашение? – удивленно повторила я.
– Сначала я не придал этому значения, – продолжил он. – Том сильно болел в конце жизни и сказал, что хочет облегчить душу. Он начал свой рассказ, но вошла сиделка и прервала наш разговор. Я так и не смог узнать, что же он хотел мне тогда поведать. Предполагаю только, что это имело какое-то отношение к исчезновению Пенни.
Я подумала о своих соседях по причалу. Многие появились там относительно недавно, поселившись на Лодочной улице всего лет пятнадцать назад. По крайней мере, два домика точно пустовали в течение некоторого времени, и их лишь иногда сдавали в аренду. Потом я подумала про родителей Джима.
– А как насчет Наоми и Джина?
– Это весьма щекотливый вопрос, – ответил он. – Джим очень оберегает своих родителей. Никто из них не желает обсуждать эту историю, поэтому я и не надоедал им с вопросами.
– Ну что же, – сказала я. – Остается подождать, что сумеет найти Джоани.
Алекс пожал плечами.
– Если бы это было убийство, правда давно бы уже выплыла наружу.
– Но это же случилось в пятидесятые годы, не забывайте, – сказала я. – Не было ни анализа ДНК, ни компьютеров и прочих мудреных технологий.
Алекс задумался.
– Я тоже размышлял о судьбе Пенни и должен сказать: сундук, который вы нашли, придает всей этой истории зловещий оттенок.
Внезапно повеяло холодом, оказалось, что, пока мы разговаривали, солнце спряталось за облаками. Маленький мальчик, игравший на склоне холма, упал и поцарапал коленку. Мать подбежала к нему и вытащила из сумочки пластырь. Я подумала о прошлом Алекса. Военный фотограф. Интересно, много ли жестокостей ему приходилось видеть?
– Расскажите, как там было? – внезапно спросила его я. – Я имею в виду, в Судане?
Он не ответил сразу, и сначала мне показалось, что мой вопрос задел его. Что, если для него это запретная тема? Он сжал кулаки, и я уже решила извиниться за бестактность, но в конце концов заговорил.
– Там была настоящая бойня, – сказал он. – Я все еще помню эти ужасные картины и, скорее всего, не смогу забыть о них до конца жизни. Матери, разлученные с детьми… Смерть. Разрушение. Убитые люди. Я видел, каким жестоким может быть человек и на какие прекрасные поступки он способен. – Мы наблюдали, как мальчик с поцарапанной коленкой обнимает маму. – Та война многих покалечила, а кто-то лишился жизни. И до сих пор моя душа болит, ведь я не мог спасти тех людей. Я ничего не мог сделать, разве что сфотографировать их. Единственное, что помогало мне держаться, – было понимание, что, независимо от того, что произойдет там после моего отъезда, эти люди никогда не будут забыты. Я поклялся сохранить память об их страданиях.
