И, обратившись ко мне, она добавила:
– Вы могли бы узнать кого-либо из тех, кто присутствовал при вашем аресте?
– А как же, конечно, – ответил я, – например лекаря, который живет напротив и пришел осмотреть и перевязать раненых. Хорошо бы доказать ему, что я не такой негодяй, как он думает.
– Ах, сударыня, вы ангел! Второй такой нет! – вскричала мадемуазель Абер. – Знайте, Ля Валле, решительно всем вы обязаны ей, и все это делалось из любви к богу!
Однако госпожа де Ферваль, отлично знавшая, что бог тут не при чем, перебила ее.
– Оставьте, дорогая. Когда вы думаете сыграть свадьбу?
– Сегодня же ночью, если ничто не помешает, – отвечала мадемуазель Абер.
Но вот мы прибыли на злополучный перекресток, куда велели кучеру отвезти нас, и остановились возле дома лекаря; тот стоял на пороге и, как я заметил, воззрился на меня с удивлением.
– Скажите, сударь, помните ли вы мое лицо? Вы меня узнаете?
– Боюсь, что да, – отвечал он, чрезвычайно вежливо снимая шляпу, чтобы приветствовать господина, сидящего в щегольской карете с двумя дамами, из коих одна несомненно принадлежала к избранному кругу. – Да, сударь, я вас признал; если не ошибаюсь, позавчера я видел вас в этом доме (он указал на дом напротив, где меня арестовали), и там вас…
Он замялся, не зная, продолжать ли.
– Договаривайте, – сказал я ему, – да, сударь, я именно тот, кого там схватили и отправили в тюрьму.
– Я не решался напомнить вам об этом, – подтвердил он, – но я вас тогда хорошо рассмотрел и теперь сразу же узнал. Что ж, сударь, значит вы ни в чем не виноваты?
– Я виновен не больше, чем вы, – ответил я и рассказал ему, каким образом оказался замешан в эту историю.
– А я, ей богу, очень рад за вас, сударь, – сказал он. – Мы все тут – и соседи, и жена, и дети, и я, и мои помощники – все мы говорили: «После этого не знаешь кому и верить! У этого юноши такое славное лицо, а вот поди ж ты…» Знаете что? Надо их позвать. Эй, Бабетта (так звали одну из его дочерей), жена, идите сюда! Вы тоже (это относилось к ученикам)! Посмотрите-ка на этого господина! Вы знаете, кто он?
– Ах, батюшка, – вскричала Бабетта, – он похож на давешнего арестантика!
– И правда, похож, – отозвалась лекарева жена, – до того похож, что по-моему это он и есть.
– Да, – сказал я, – он самый.
– Ах, ах! – удивилась Бабетта. – Как странно! Стало быть, сударь, вы вовсе не помогали никого убивать?
– Боже сохрани, – ответил я, – я бы ни за что не стал помогать человеку умереть; родиться – это еще куда ни шло.
– Правду сказать, – подхватила жена лекаря, – нам и то как-то не верилось.
– Да что! – воскликнула Бабетта. – Если есть на свете человек с невинным выражением лица, то это вы, сударь.
Стал собираться народ, и многие меня узнавали. Госпожа де Ферваль была так добра, что не торопилась прерывать эту сцену: ей хотелось, чтобы весь квартал убедился в моей невиновности. Наконец я распрощался с лекарем, его чадами и домочадцами; мне было приятно, что все тамошние обитатели провожали меня самыми добрыми напутствиями и что я был теперь вполне очищен в их глазах от всяких подозрений. Я уже не говорю о том, как лестно мне было слышать со всех сторон похвалы моей наружности. Мадемуазель Абер была в полном восторге и даже смотрела на меня каким-то жадным взглядом, чего прежде никогда не бывало.
Я видел, что она любуется мной и радуется, что сумела первая заметить, как я хорош и мил.
Я вырос даже в глазах госпожи де Ферваль; она, со своей стороны, тоже присматривалась ко мне внимательней, чем прежде, и, я уверен, думала про себя: «Значит, у меня не такой уж плохой вкус, раз все одобряют мой выбор».
Все это происходило в то время, как мы весело беседовали; я был очень доволен, но меня ожидали еще новые радости.
Мы подъезжали к дому (госпожа де Ферваль непременно хотела доставить нас туда в своей карете), когда у входа в церковь неожиданно увидели мадемуазель Абер-старшую и господина Дусена, которые о чем-то весьма горячо совещались. Ехавшая впереди коляска в этот момент замедлила ход; мы тоже, и парочка успела вдоволь на нас насмотреться.
И по сию пору я не могу удержаться от смеха, вспоминая выразившееся на их лицах удивление.
Они остолбенели и так растерялись, что даже забыли презрительно скривиться, без чего в противном случае никак бы не обошлось. Но иные впечатления поражают до глубины души. К тому же мы не могли бы выбрать более подходящую минуту, чтобы встреча с нами показалась им унизительной и обидной: совершенно случайно обстоятельства словно нарочно соединились, чтобы растравить их рану; триумф наш был сокрушительным; он мог бы показаться даже дерзким, если бы с нашей стороны тут был умысел: в тот самый миг, когда перед ними появилась наша карета, мы все – госпожа де Ферваль, мадемуазель Абер и я – дружно прыснули от смеха: я сказал что-то забавное. Этот взрыв хохота вместе с роскошным выездом госпожи де Ферваль безусловно нанес кровавую рану их сердцу.
Мы учтиво приветствовали их; они ответили на наши поклоны; видимо, до того расстроились, что не отдавали себе отчета в своих поступках. Неожиданный удар сломил их волю.
Как впоследствии выяснилось, они шли от мадемуазель Абер-младшей, где узнали, что я посажен в тюрьму: госпожа д’Ален видела посланного мною тюремщика; конечно, она не в состоянии была промолчать и, гневно укоряя наших врагов, порадовала их приятной новостью.
Судите сами, как они воспрянули духом. «Этот человек сидит в тюрьме; стало быть, он что-то натворил. Не мы же его засадили; господин председатель тоже тут ни при чем – ведь он отказался держать нашу сторону. Значит, этот негодяй схвачен за что-то другое».
Кто знает: возможно, они надеялись, что я совершил какое-нибудь преступление; оба так страстно ненавидели меня, что легко допускали эту милосердную мысль; ханжи считают свою ненависть доказательством вашей вины. Вообразите же, какое тяжелое разочарование – вдруг увидеть меня в блеске славы и торжества!
Но пусть себе расстраиваются, и войдемте к милой мадемуазель Абер.
– Я не стану подниматься к вам, – сказала ей госпожа де Ферваль, – у меня есть неотложные дела; до свиданья, обвенчайтесь как можно скорее, не тяните со свадьбой и пришлите ко мне господина де Ля Валле с вестью, что вы женаты; не забудьте моей просьбы, а не то я буду беспокоиться.
– Мы придем к вам вместе, – ответила мадемуазель Абер; – мы не преминем отблагодарить вас хотя бы столь пустячным знаком внимания, сударыня.
– Нет, нет, – поспешно возразила та, бросив на меня заговорщический взгляд, на который я ответил таким же взглядом, – достаточно визита одного господина де Ля Валле; не церемоньтесь со мной, мадемуазель.
С этими словами она уехала.
– Ах! Господи, прости мои прегрешения, – вскричала госпожа д'Ален, увидя меня, – ведь это сам господин де Ля Валле! Вы-таки выручили его, дорогая моя!
– Совершенно верно, госпожа д'Ален, вы угадали, – сказал я, – и господь охотно простит ваши прегрешения, так как вы не ошиблись. Здравствуйте, мадемуазель Агата (ее дочь была тут же).
– Добро пожаловать, – отозвалась та, – мы с матушкой думали, вы уже не вернетесь.
– Как так не вернется? – вскинулась вдова. – Да если бы вы не появились сегодня утром, я бы немедленно подняла на ноги всех моих друзей и приятелей; ваша сестрица и господин Дусен только что заходили сюда, они хотели вас видеть, – прибавила она, обращаясь к моей нареченной; – послушали бы вы, как я их отчитала; спросите у кого угодно! «Бедный мальчик в тюрьме, – так я им и отчеканила, – кому и знать, как не вам, ведь вы же его и засадили, злые люди!». «В тюрьме? С каких же это пор?» «Вот так вопрос! С каких пор? Да с тех самых, как вы затеяли свои козни и бегаете по всему городу, чтобы ему навредить». Они сразу ушли; я даже не предложила им присесть.
Из этой речи госпожи д'Ален было ясно, что она не знала причин моего ареста и заключения. И мадемуазель Абер поостереглась открыть ей истину и оставила ее при убеждении, что всему виной интриги сестры. Узнай вдовушка мою историю, то-то было бы разговоров! Весь квартал ахал бы по случаю моего приключения, она бегала бы с этой историей по всем соседям, единственно ради удовольствия излить перед ними свое сострадание ко мне, и посеяла бы тьму-тьмущую нехороших слухов.
– Да говорите же, что было потом, что вы видели там…
Она требовала полного отчета о моем пребывании в тюрьме, и я придумал несколько живописных эпизодов, но отнюдь не говорил правды.
– А знаете, я нашла священника, который обвенчает вас, когда вам будет угодно, – добавила она, – хоть сегодня; правда, поздновато, но можно, если пожелаете, совершить обряд после полуночи.
– Да, да, сударыня, – сказала мадемуазель Абер, – и не откажите в любезности известить его об этом.
– Сейчас сама к нему сбегаю, – заторопилась вдова, – а вы садитесь обедать. Я велю принести нашего супу; ведь я сегодня ужинаю у вас; добудем свидетелей, но не таких гордых, как те.
