У ворот скапливаются новые машины и возникают все более отстраненные охранники. Гостей становится еще больше. Распорядительница объясняет, что мы должны организовать живой коридор от ворот до дверей павильона (кто-то приносит коробки с лепестками роз), все устали и хотят есть.
И тут появляется тамада — смуглый, кучерявый вьюн явно не первой молодости и свежести, но при сношенных каблуках и орхидее в петлице. Напомаженный. Он и поведет свадебку сквозь рифы обременительных ритуалов.
Странный человек, странно заинтересованный в чужих реакциях, воспринимающий чужие радости как собственные. Профессия у него такая. Он начинает говорить в микрофон, его никто не слушает, он говорит еще громче, делает знаки джаз-банду, начинает веселить толпу гостей. Все забавляются, но вяло.
Ждем, ждем полчаса, час. Постепенно все сбиваются в кучки, фотографируются, общаются, такое ощущение, что все давно знакомы друг с другом, только один я такой неприкаянный. Замечаю схему рассадки за столами.
Столы круглые, их двенадцать, за каждым от восьми до двенадцати человек, вот и считайте. Я сижу за последним, двенадцатым. Рядом с моей фамилией совершенно мне незнакомые. Остаточные явления. Такие же, как и я.
Наконец появляется карета. Все выстраиваются в живой коридор и опустошают коробки с розовыми лепестками. Илья помогает Наташе спуститься, гости хлопают. Держать одновременно лепестки и фотоаппараты сложно, но все хлопают и фотографируют. Помощники с белым сердцем из шариков не успевают к воротам и тогда (я вижу, как мгновенно они переигрывают ситуацию) тормозят молодых с караваем. Пока Наташа откусывает от каравая, а Илья посыпает ей голову солью, белое сердце подтягивают ближе к тусовке. Тамада торжественно заявляет:
— А вот есть у нас еще такой обычай. Некоторые отпускают голубей…
И тут все кричат, как дети:
— А мы уже отпускали голубей…
Тамада не удивляется, он вообще ничему не удивляется, мгновенно впитывает информацию и тут же выстреливает ею в толпу — имена, реалии… Пару минут назад, в стороночке, в тенечке, он говорил с папой Ильи. Расспрашивал про состав семьи, семейные предания, а теперь ведет себя так, будто бы сам всю жизнь был с ними рядом и…
— Ну а мы отпускаем в небо это белое сердце, и пусть летит оно в новую семейную жизнь, — импровизирует он.
Поразительная способность любую придумку мгновенно обзывать традицией. Пока мы ехали в Павловск, распорядительница решила почитать пассажирам “мерседеса” лекцию о пригородах в стиле “посмотрите направо, посмотрите налево”.
Все сведения оказались извлеченными из путеводителей, но особенно запомнилось: “В последнее время в Петербурге принято проводить свадьбы в пригородах”, точно каждая вторая новая пара резервирует Розовый павильон и Камеронову галерею.
Главное — уверенность и поставленный голос, которым будет бравировать и тамада, постоянно вспоминавший о дождливой погоде в столице (специально прилетел).
Но вот сердце улетело в небо, цветочные лепестки просыпались, подарки вручились, каравай съеден, и все начинают просачиваться в банкетный зал с запахом коктебельской столовки.
Изысканная сервировка, круглые столы с закусками и цветочными композициями, столы с напитками по бокам. У каждого — свой официант. Нам достается малахольный юноша с едва намечающимися баками. Видимо, на должности он недавно, двигается медленно, меланхолично, по ходу пьесы приобретая недостающее мастерство.
Когда я захожу в зал, наш стол еще пуст, за ним сидит лишь одна барышня, только что прилетевшая из Набережных Челнов. Она тоже никого не знает и настороженно знакомится. На ней коричневое длинное платье (все прочие барышни ног не скрывают, и правильно делают), потом она напьется и будет кричать: “Я татарка… Я как татарка…”
Что она хотела этим сказать? Пьяная, прицепилась к Илье, вышедшему в конце вечера на крыльцо выкурить сигару с Джорджио. Требовала, чтобы он немедленно шел к жене. Илья не знал, как от нее избавиться, но терпел и не поддавался. Впрочем, я забежал немного вперед.
Я так и не решился сесть рядом с посланницей Набережных Челнов, по одну ее руку уселся Дима, которого я видел несколько раз на московских тусовках Ильи (он обеспечил свадьбу эксклюзивным шампанским), и Женя.
Лицо Жени показалось мне знакомым по пьянке в “16 тоннах”, и я начал с ним общаться. Хотя потом, когда Илья представил нас друг другу, оказалось, что мы никогда с ним не виделись, он прилетел специально из Лондона. Женя происходит из Киева, занимается архитектурой и строительными подрядами. Чуть позже к нам присоединился еще один лондонский житель — длинноволосый прихиппованный Илья.
Вот, собственно, и все. Другие стулья за столом так и остались пустыми. Мы оказались исключением: за другими столами, с родственниками и людьми ближнего круга, свободных мест не было.
Пока все рассаживались и вкушали первые закуски (рулеты с брусничным соусом — официант начинает предлагать грибочки или паштеты из куриных грудок, потом ему надоедает вербальный диалог, он подходит и молча накладывает севрюгу и прочие деликатесы с маринованным виноградом, красными раками и стебельками спаржи), а тамада наращивает децибеллы, на импровизированной сцене выстраивается хоровод молоденьких балерин. Врубается “Вальс цветов”, и девочки встают на пуанты. Слава богу, я сижу к ним спиной, вкушаю вкусности и мысленно кричу: “Тёлки, идите к Батхеду!”
Из меня начинает выходить жар, накопленный за долгий день. И я понимаю, что не в состоянии переносить громкую музыку. Каждый раз при объявлении очередного номера культурной программы я незаметно (ха, незаметно: хипповатый Илья, который пятнадцать лет не был дома, в Питере, и жаловался, что “потерял коннект с городом”, спрашивал меня: “Чувствуешь себя не в своей тарелке?”) выходил на крыльцо.
Потом выступали совсем невнятные дети, подали фаршированную рыбу, и понеслись шутки и прибаутки, выступления родителей и гостей, первый вальс молодоженов, который усталый Гуров безнадежно провалил (имеет право!), и тосты тестя и свекра.
Наташин папа прочитал стихотворение, а папа Ильи начал выступать, еле остановили, они славословили новую семью и друг друга, а тамада подливал и подливал им водку, словно бы в ней заключался главный источник красноречия. Вообще, тостов говорилось так много, что если пить (или хотя бы честно пригублять каждую вторую рюмку), можно было упиться в стельку.
Но народ собрался не только тренированный, но и светский. У каждого — собственный график взаимоотношений с горячительным и представления о наилучшем самочувствии. Я пил весь вечер морс. Под конец у меня сильно разболелась голова. Чтобы снять напряжение и боль в висках, я выпил подряд три рюмки “Русского бриллианта”. Кажется, отпустило, но ненадолго.
Потом выступали Нина Васильевна и Нина Алексеевна, теща и свекровь. Тамада называл их “девочки” и требовал, чтобы они танцевали под ансамбль русской народной песни, вдруг запевший любимую песенку моей мамы, Нины Васильевны, — “Ах, какая женщина, мне б такую…”.
В этот момент от моей мамы, Нины Васильевны, пришла эсэмэс с вопросом: “Mnogo vipil vodki?” Захотелось расплакаться, потому что представил на месте другой Нины Васильевны и Нины Алексеевны свою маму. И вышел прогуляться.
Дошел до реки, перешел через мост. Гуляющих мало, и все смотрят в сторону Розового павильона, откуда доносится громкая музыка. Я демонстративно помочился в кустах и пошел дальше. Белые ночи — вот почему не темнеет, хотя становится прохладнее и тише. Я углубляюсь в лес, встречаю неожиданно возникающие скульптуры. Например, Артемиды или Ниобы, похожей на Наоми Кэмпбелл.
В парке тихо, только велосипедисты, собачники, подростки. Одна живописная группа сидит на скамейке (велосипеды сгрудились в кучу) и смотрит на круглую беседку в лесах. Красота возникает внезапно, внизу, там, где обрыв и крутой спуск. Чахоточная свежесть и тени теней. И туман, нежный такой, шелковистый…
Со стороны Розового павильона запускают петарды. Когда я уходил в лес, возле реки разминалась группа огнеглотателей, когда я вернусь, они уже будут сворачиваться, а на смену им придет цыганский ансамбль. Охранники косятся на неприкаянного гостя — мне интересно, что они обо мне думают, скажем, похож ли я на террориста, но спросить об этом напрямую неловко.
Однако цыган не торопятся выпускать, ибо кто-то из гостей украл невесту. Пока Илья вызванивает Наталью по мобильнику (интересно, где она его держит в свадебном-то платье), тамада устраивает конкурс по сбору денег. Мимо меня проносится распорядительница. Кажется, у нее включилось второе дыхание.
