Мы с Аритой еще не обсуждали, как назовем мальчика. Если откровенно, это и не так важно. Я не придаю именам сакральные смыслы. Главное, чтобы он вырос хорошим, счастливым человеком. Иван-Иоганн, Яков-Якоб или любое другое имя, имеющееся в русском и датском языке, вполне подойдет – и точка на этом.
Впрочем, может быть, мы назовем мальчика Виктором. Это мужественное и сильное имя. В нем есть некий победительный посыл, а для мальчика это важно. Так говорил еще дедушка Гуннар: «Мальчик должен знать вкус победы!»
Снова смотрю в окно. Начинает вибрировать стоящий на беззвучном режиме смартфон. Я гляжу на экран и сбрасываю. Звонит Валерий, а я не хочу его слышать.
«Видимо, Филимонов уже выполнил свое обещание, и проблемы теперь не у меня, а у Валериной подружки. Иначе с чего бы ему вдруг звонить?» – думаю я и отхожу от окна.
Хочется спать. Я сажусь возле кровати Ариты, смотрю на ее лицо, еще хранящее гримасы боли, но уже умиротворенное, спокойное. Рядом посапывает в колыбельке-боксе маленький Хаген. Смешно и непостижимо – я стал отцом!
Снова вибрирует смартфон. На этот раз коротко. Ну что за человек этот Новицкий! Обязательно портить мне настроение в такой момент?
Я сердито открываю пришедшее от Валерия сообщение и застываю от неожиданности с телефоном в руке.
С присланного фото на меня смотрят Валерий, Наталья и их дети. И это не старая студийная фотография, снимок сделан только что на камеру смартфона. Текст сопровождающего сообщения гласит: «Спасибо тебе, Нил. И не держи зла».
Новицкие счастливо улыбаются мне с экрана смартфона, и я невольно улыбаюсь в ответ. Конечно, Валера сам принял правильное решение, но… в этом, запечатленном на фото, новом мгновении счастья есть и моя доля участия.
Я продолжаю улыбаться фотоснимку и в этот момент понимаю, что фразу «Не делай добра – не получишь зла» придумал тот, кто ни черта не знал о жизни и ничего в ней не смыслил…
Часть третья
Если друг оказался вдруг…
Глава 1
Я очень не люблю поздние звонки. Звонить следует с десяти до двадцати двух и не навязываться, если человек не подошел сразу. Шести гудков достаточно, чтобы абонент успел услышать звонок и подойти. Если не подошел, значит, перезвонит позднее. Это этикет, но дело не только в правилах хорошего тона.
Эра новых технологий и так сузила границы личного пространства. Мобильные телефоны сделали нас доступнее, принеся вместе с удобством определенные неудобства. В телефон просочились реклама, опросы и куча ненужных бесполезных звонков. А ведь у каждого человека должно быть право на уединение. На личное пространство, на личное время, на личную жизнь, в конце концов.
Такая позиция была у меня всегда, и с тех пор, как нас стало трое, она не изменилась, скорее, наоборот – усугубилась.
Кто-то скажет: «чего проще – выключи телефон и радуйся жизни». Но в том-то и дело, что выключить телефон я не могу. На него завязана работа. А кроме того, у меня уже немолодые родители, живущие за несколько тысяч километров, и если, не дай бог, что-то случится… В общем, отключиться я не могу. Остается злиться, когда кто-то звонит после двадцати двух часов без достаточно весомого повода.
Арита последнее время плохо спит. У Нильса-младшего колики, и это не способствует спокойному сну.
Нильс-младший. Это придумала Арита. По правде сказать, я не знаю, как к этому относиться. Когда жена предложила назвать сына в честь меня, я растерялся. Да, и потом, в конечном итоге, это создаст трудности самой Арите. Позовет меня – придет сын, позовет сына – приду я. А то и вовсе никто не придет.
– Успокойся, – рассмеялась Арита, когда я поделился с ней своими соображениями по этому поводу. – Он будет Нильсом. А ты навсегда останешься моим Ни.
Не сказать, чтобы меня обрадовало, что мой ребенок будет звучать солиднее и взрослее меня. Но Арита настояла, и я сдался.
Так что у Нильса-младшего колики, а Арита и ее Ни по этому поводу плохо спят последнюю неделю. И вот, когда в четверть первого Нильс-младший забылся беспокойным сном, а рядом с ним заснула бесконечно уставшая его мать, раздался проклятый звонок.
Ребенок мгновенно проснулся и принялся кричать, Арита посмотрела на меня, как на врага всего человечества, и принялась его успокаивать, а я галопом подскочил к телефону, хотя в спешке не было уже никакой необходимости.
Можете представить степень раздражения, с которой я снял трубку? Я готов был задушить звонящего, кем бы он ни был, и задушил бы, будь на том конце провода кто угодно… кто угодно другой.
– Bonjour, mon ami, – проворковала трубка бархатным женским голосом, и я растерялся.
Русские в таких случаях говорят «моя бывшая», и эта фраза все объясняет как нельзя лучше. Мархи была «моей бывшей». И я готов был услышать кого угодно, только не ее. По правде сказать, я уже стал забывать о самом факте ее существования. Последний раз Мархи звонила мне несколько лет назад. Я страдал, потому что она меня бросила. Она была весела и беспечна, как стрекоза у русского баснописца, фамилию которого я все время забываю. Она была такой всегда. Воспринимала жизнь не всерьез, а как забавное, ничего не значащее сиюминутное приключение. Ей и до наших отношений никогда не было дела. Встретились – разошлись. Для нее наша связь промелькнула одним из сотен и тысяч мгновений. И что по этому поводу думаю и чувствую я, Мархи было совершенно наплевать.
Нет, не Мархи. Мархеритта Пети. К дьяволу «Мархи», так ее называл тот Хаген, которого больше нет, – Хаген, влюбленный во француженку с вишневыми глазами. Хаген, еще не приехавший работать в «дикую Россию», не понявший, что Россия вовсе не «дикая», не обзаведшийся здесь, в России, семьей.
Часть этой семьи смотрела на меня теперь с укором. Поймав на себе недовольный взгляд жены, я виновато пожал плечами.
– Доброй ночи, – пробормотал в трубку, радуясь, что Мархи не понимает ни одного языка, кроме французского, а Арита ни слова не знает по-французски.
– Какой ты стал серьезный, дружочек.
– Ты для этого позвонила мне посреди ночи?
Трубка бархатно хихикнула.
– Раньше ты был рад мне. Особенно ночью.
Разговор складывался как обычно, и это злило. Самым правильным теперь было бы повесить трубку, но отчего-то именно этого я сделать не смог. Кроме того, я знал Мархеритту: если ей что-то нужно, она перезвонит. А без нужды она бы не позвонила. Впрочем, возможно, я все это придумывал, чтобы оправдать свою неспособность хлопнуть трубкой.
Стараясь мимикой дать понять, что звонок важен, я под гневными взглядами жены вышел на кухню.
– Ты больше не рад мне? – лукаво нашептывала тем временем Мархеритта. – Разлюбил меня, дружочек? Должно быть, женился. Завел детей. Отпустил брюшко и бороду. Что молчишь?
– Что тебе надо? – уже резче спросил я, прикрыв за собой кухонную дверь.
– Задумалась о жизни. Хочу к тебе вернуться, – весело соврала Мархеритта.
Еще несколько лет назад я бы поверил. Еще несколько лет назад меня бы это тронуло! Но не теперь, когда у меня появились Арита и сын.
– Врешь, – заметил я, вдруг совершенно успокоившись.
– А ты все такой же скучный, дядя Нильс, – фыркнула она в трубку. – Ты ведь все еще банкир? Нужно помочь хорошему человеку.
– Тебе?
– Вот не поверишь, – снова развеселилась Мархи. – Я звоню тебе в такой час, чтобы попросить помочь совершенно другому человеку.
– Не поверю, – согласился я, ожидая, что она снова рассмеется.
Но она не засмеялась, напротив – посерьезнела:
– А зря. У моего знакомого проблемы с финансами. Он сейчас в России, и ему нужна помощь. Вот я и подумала: финансы это ведь по твоей части.
– И ты решила, что я после всего… после стольких лет стану помогать… даже не тебе, а какому-то очередному твоему приятелю?
– Его зовут Пьер.
– И что ему надо?
– Откуда мне знать? Финансы не по моей части.
– Bordel de merde![18]
– А ты стал грубым, дружочек. – Я почти увидел, как она морщится. – В любом случае я обещала, что поговорю с тобой и ты перезвонишь.
– Я не стану перезванивать.
– Не будь скучнее, чем ты есть на самом деле. Я обещала. Я пришлю тебе номер.
И она отключилась.
Не припомню случая, чтобы Мархи позвонила вовремя и не взбудоражила мне нервы. Я выдохнул и вернулся в комнату. Нильс-младший успокоился и мирно посасывал грудь. Арита мягко покачивала сына. Мне она не сказала ни слова, но посмотрела весьма красноречиво.
– Извини, – тихо шепнул я.
– И кто тебе названивает посреди ночи? – не выдержала-таки жена.
– Никто.
В это время снова пиликнул смартфон. На этот раз коротко, оповещая о приходе SMS. В России говорят «SMS-сообщение». Хотя если учесть, что SMS – это аббревиатура от Short Message Service, звучит довольно глупо. Впрочем, здесь хватает подобных нелепостей, взять хоть любимое русскими словосочетание «VIP-персона». А самое забавное, что сами русские прекрасно понимают всю несуразность подобных оборотов и относятся к этому с большой долей самоиронии. У них есть даже устойчивое выражение, подчеркивающее нелепость таких тавтологий, – «масло масляное».