— А откуда я знаю! — Горелов развел руками. — Может, вину за собой какую чувствовал, может, еще что.
Мы сидели в его кабинете уже с полчаса и разговаривали. Правда, говорила в основном я, а Витя Горелов все больше слушал и насупленно молчал. Когда я закончила, он выдал мне эту фразу и тут же полез в стол за сигаретами.
— Витька! — Мне почему-то казалось, что он чего-то недоговаривает. — Если тебе что-то известно, расскажи, не томи, бога ради! Я уже не знаю, что думать и что делать! Такая неразбериха вокруг. Дай сигарету!
— Ты же не куришь, — изумился он и, стукнув пачкой о ребро ладони, выбил мне сигарету. — Крепкие, Даш, зачем травиться?
— Все одно умирать когда-нибудь. — Я чуть не разревелась от досады на то, что все мои старания оказались напрасными. — Если в кювет не улечу, так с лестницы свалюсь, какая разница!
— Ты это… брось, не хандри! — прикрикнул на меня Горелов и, подумав, выдернул из моих пальцев сигарету, так и не дав прикурить. — Удумала мне тоже, курить! А насчет аварии твоей вот что скажу…
Я обратилась в слух и стала ждать какого-нибудь неожиданного поворота в нашей вяло текущей беседе. Но Горелов меня разочаровал, рассказав о преступной группе, которая подобными фортелями разводит лохов на бабки.
— Ты же сама говорила, что покорябала ему бок, так? — спросил он, закончив говорить.
— Так.
— Вот тебе и ответ! — обрадовался непонятно чему Горелов. — Припугнули бы бедную овечку, она бы и денежки выложила, не став дожидаться милиции. Такие крутые ребята о страховке речь не ведут. Им подавай наличные и сразу.
— Но они же уехали, — возразила я. Рассказ его меня не убедил. Я считала, что намерения у ребят были куда более серьезные.
— Конечно! Ты же в кювет свалилась. Нужны им лишние неприятности?! А вдруг ты разбилась насмерть, вдруг покалечилась, это ведь уже статья. Поняла?
Витя улыбнулся ободряюще и обрадованно потер руки. Думаю, в предвкушении моего ухода. Но я его разочаровала, вдруг попросив:
— Горелов, будь человеком, дай почитать дело об убийстве жены Аракеляна.
То, как он отреагировал на мои слова, не могло меня не насторожить. Витя сначала тоскливо сморщился, будто у него заболели все зубы разом. Потом чертыхнулся вполголоса, затем для чего-то чиркнул себя по горлу ребром ладони и снова что-то пробормотал почти беззвучно. При этом он сознательно смотрел мимо меня на противоположную стену, на которой висел портрет нынешнего президента.
— Витя!!! — уже с заметной угрозой в голосе произнесла я. — Какие-то проблемы?! Я ведь не уйду! Не поможешь, не видать тебе тогда сауны в подходящее время. И… и про девочек из управления я все знаю.
— Шантажируешь, Дарь Михална? — понимающе закивал он головой, покраснев до самых ушей. — Ну, ну…
— Горелов, будь человеком! Я ведь не шучу! — взмолилась я, заведомо зная, что мой шантаж он мне простит.
— Ладно. — Он посмотрел на часы. — У меня сейчас есть минут двадцать свободных. Поехали пообедаем где-нибудь, заодно и поговорим. Здесь как-то…
— Понятно! — обрадованно закивала я, вспомнив про истину о стенах с ушами. — Поехали!
Мы вышли из отделения, загрузились в его «десятку» и минут через пять затормозили у кафе, славившегося звуконепроницаемостью своих отдельных кабинетов и скромностью обслуживающего персонала.
Горелов вызвался сделать заказ сам, остановившись на мясной солянке, рыбе под маринадом, каких-то экзотических салатах и мороженом.
Дождавшись заказа и ухода официанта, он выглянул в коридор, осмотрелся, затем плотно прикрыл дверь и, сев на свое место за столом, зашептал мне почти в самое ухо:
— Дело почитать я тебе, Дашка, не дам, вот так-то!
— Для этого нужно было тащить меня сюда?! — возмутилась я.
— Почитать не дам, а рассказать в деталях могу. — Горелов окунул ложку в солянку, заставив две черные маслины заколыхаться утлыми суденышками в жирном бульоне. — Только давай сначала поедим, я голоден.
Мы молча съели солянку, салат и приступили к рыбе. Горелов закончил быстрее меня. Вытерев пальцы салфеткой, он поболтал ложечкой в подтаявшем мороженом и решительно отодвинул от себя креманку.
— Ну его, мороженое это… А в том деле, Даш, так до сих пор ясности и нет. Человек срок тянет, а установить истинного преступника так и не удалось. Но это опять-таки мое мнение. Его никто и никогда не спрашивал. Дело вел Волков. Перед начальством ответ держал он же.
— Кем она была… эта женщина? — Есть мне решительно расхотелось и, отодвинув от себя тарелку с рыбой, я принялась теребить ложкой мороженое. — Имя-то у нее есть?
— Есть. Вернее, было. Ее звали Нора! — Горелов с таким восхищением произнес это имя, что дальнейшее сказанное им не стало для меня неожиданностью. — Поразительной красоты была женщина. Аракелян ее привез из Армении, из какой-то деревушки. Такая… серна… Он обожал ее. И не просто обожал, он дышать на нее боялся. Наблюдать приходилось, ты не хмыкай.
— А она ему изменяла? — против воли прозвучало это с ехидством. Умом-то я понимала, что такому, как Аракелян, по доброй воле не изменяют. И все равно не удержалась и спросила.
— Что ты!!! — замахал на меня руками Горелов. — Нора в рот ему смотрела! Что и неудивительно. Она кто? Всего лишь красивая женщина и жена такого-то. А он? А он — величина! Причем такая, с которой все считаются! Он был очень влиятелен, Даша, в то время, очень. А потом вдруг что-то произошло, и он занервничал. Это было заметно по тому, как он срывался с совещаний и раутов и мчался куда-то. Мог оставить жену на друга и уехать в неизвестном направлении. Это породило массу слухов, но ни один не оправдался. Он по-прежнему любил свою Нору. А потом ее не стало, и его арестовали. Смерть ее очень напоминала несчастный случай. Женщина мыла окна и сорвалась со второго этажа своего дома. Но при изучении подробностей возникли вопросы.
— Какие? — Я слушала, затаив дыхание. Все болезненные спазмы, порожденные рассказами о красоте погибшей и о великой всепоглощающей любви супругов, мне удалось на время заглушить. Сейчас мне было важно выслушать рассказ до конца и по возможности выведать детали.
— Зачем, к примеру, ей этим заниматься, если у них имелась прислуга? Потом, упала она в клумбу, а голова была размозжена так, будто по ней асфальтоукладчик проехался. Эксперты засомневались, хотя найти орудие предполагаемого убийства не удалось. Несколько раз проводили следственный эксперимент и пришли к выводу, что, прежде чем вывалиться из окна, Нора очень сильно ударилась о каминную решетку. Причем несколько раз… — Этот нюанс Горелов выговорил таким многозначительным тоном, что стало ясно — кто-то молотил ее головой о каминную решетку. — Никаких волокон на решетке, волос, других следов, одни предположения. Правда, на решетке нашли микроскопическую вмятину, но это не улика. Но, невзирая на это, факт оставался фактом: смерть Норы — не несчастный случай. Первым подозреваемым оказался Аракелян, потому что у него на тот момент не было алиби. Где он находился в то время, он не рассказал. Ушел в глухую несознанку, как мы говорим. И промолчал все то время, пока сидел под следствием.
— А что же потом?!
Представить себе Аракеляна с заросшим щетиной лицом, сгорбившегося на нарах, с пустыми воспаленными от горя глазами мое воображение отказывалось. Это было физически больно: сознавать, через какие жизненные испытания ему пришлось пройти.
— А потом вдруг в деле появились новые факты. Причем почти накануне того дня, когда дело должны были передавать в суд. Домработница засвидетельствовала, что обнаружила в драгоценностях погибшей серьезную недостачу. Стали заново допрашивать соседей и возможных свидетелей. И начали обнаруживаться ранее неизвестные следствию факты. Кто-то видел мужчину, выходившего из дома. Кто-то утверждал, что неоднократно видел его поблизости. Начали рыскать по окрестностям, наткнулись на бомжа. Что случилось дальше, не догадываешься? — Горелов посмотрел на меня многозначительно.
— У него нашлись те пропавшие цацки? — предположила я.
— Умница! — похвалил меня Витя, перегнулся ко мне через стол и зашептал: — Его под арест, Аракеляна отпускают. Вот такие, Даш, подробности. Вопросы есть?
— Есть! — Я чуть подумала, с чего именно начинать, потом проговорила: — А что же этот бомж? Вину свою признал?
— Да! — Горелов невесело рассмеялся. — Но видела бы того бедолагу! Трясется всем телом, на всех косится! Когда его в лесочке том брали и цацки при нем нашли, он еще открещивался, а как посидел у нас… Да чего мне тебе втолковывать! Не маленькая же, сама знаешь, как у нас умеют убеждать.
— Догадываюсь… А что Аракелян? Сколько, кстати, он просидел под следствием?
— Почти полгода, но я могу и напутать. Короче, времени прошло предостаточно, чтобы он остался ни с чем. — Горелов снова ухмыльнулся. — Из бизнеса вылетел, дом забрали за долги. Сама же знаешь, как у бизнесменов: деньги должны крутиться. Работать, одним словом. А когда хозяин сидит, то все, полный завал. Так что к моменту его освобождения он остался нищим. Без жены, без дома, без бизнеса. Вот тебе и несчастный случай, Дашка! С одной стороны, мне его жалко. А с другой…
