– Вы уже решили, сколько дней еще проведете в Венеции? – спросил Френсис у Коулмана.
– Не знаю толком, может, неделю. В зависимости от того, говорила ли Инес что-нибудь своему домоуправителю в Сент-Максиме.
– Вы собираетесь на юг Франции? – спросила Лаура.
Коулман помнил, что прежде отвечал на такой вопрос неопределенно. Теперь он сказал правду:
– Мне очень нравится общество Инес, но я хочу вернуться в свой дом в Риме.
И во взгляде, которым обменялись Смит-Питерсы, Коулман прочитал их мысли: какая же он храбрая, бесшабашная душа, если остается в Венеции, если не боится сказать, где его искать потом, когда в один прекрасный день всплывет тело человека, которого он убил, даже если это случится на берегу Югославии. Френсис, похоже, изучал руки Коулмана, с уважительным вниманием прислушивался к интонациям его голоса. Лаура смотрела на него как на нечто уникальное, нечто такое, чего она никогда больше в жизни не увидит. Коулман понимал, что Инес волнуется и старается не пропустить ни одного сказанного слова. Но, судя по всему, состоявшийся разговор, с точки зрения Инес, не мог привести к неприятным последствиям.
Смит-Питерсы собирались уехать из Венеции во Флоренцию в пятницу. По их сведениям, рабочие наконец достали трубы нужного диаметра для ванной наверху и центральное отопление в их доме вот-вот будет готово.
По возвращении в отель Коулмана ждало сообщение. В четыре часа его спрашивал некто мистер Зордий, после чего заходил еще. Коулману не понравилась фамилия, в ней чувствовалось что-то зловещее.
– Он заходил два раза, – сказал портье. – И зайдет еще.
– Сюда? – спросил Коулман.
– Да, сэр. А вот и он сам, сэр.
К Коулману, чуть улыбаясь, шел крупный человек со светло-каштановыми волосами. Американец в штатском, подумал Коулман.
– Мистер Коулман? – сказал незнакомец. – Добрый день.
– Добрый день.
– Меня зовут Сэм Зордий. Я здесь по просьбе мистера Томаса Гаррета из Сент-Луиса. Сыскное бюро Малхолланда. – Он с улыбкой посмотрел на Инес.
– Здравствуйте, – кивнул Коулман. – Это миссис Шнайдер.
– Здравствуйте, – сказала Инес.
Зордий чуть наклонил голову в ее сторону:
– Не могли бы мы поговорить несколько минут, мистер Коулман… или вам сейчас неудобно?
– Вполне удобно, – произнес Коулман. – Я приду через несколько минут, дорогая, – сказал он Инес. – Ты взяла ключ?
Ключ Инес взяла и теперь направилась к лифтам.
Зордий проводил ее взглядом.
– Присядем где-нибудь здесь? – предложил Коулман, показывая на тихий уголок, где стояли два кресла и маленький столик между ними.
Зордий оглядел фойе, и уголок, на который показал Коулман, заслужил его одобрение.
– Прекрасно, сядем там.
Они заняли два кресла.
– Долго вы собираетесь пробыть в Венеции? – спросил Зордий.
– Не знаю. Возможно, еще неделю. Все зависит от погоды. В последнее время она здесь испортилась.
– И куда отсюда?
– Я думаю, в мою квартиру в Риме.
– Насколько я понимаю, вы не знаете, где находится Рей Гаррет после той ночи в четверг, одиннадцатого ноября? – спросил Зордий.
– Понятия не имею.
– Я сегодня разговаривал с местной полицией. Мой итальянский не блестящий, но его хватает для общения, – сказал он с жизнерадостной улыбкой. – Не могли бы вы своими словами рассказать мне о том, как развивались события той ночи?
Коулман снова терпеливо начал рассказывать свою историю, сообщил, что вид у Рея был угнетенный, но вряд ли близкий к отчаянию. Пить Рей не пил. Он с болью рассказывал Коулману о самоубийстве Пегги, говорил, что он и понятия не имел о ее душевном состоянии и теперь переживает, как же это он не заметил никаких признаков, которые насторожили бы его, предупредили о ее намерениях.
– И что вы ему сказали? – спросил Зордий.
– Я сказал: «Прошлого не вернешь. Ничего с этим не поделаешь».
– Вы не сердились на него? Он вам нравится?
– Он нормальный парень. Порядочный. Иначе я бы не позволил дочери выйти за него. На мой взгляд, он слабоват. Пегги требовалась более жесткая рука.
– Вы пытались его приободрить той ночью?
Коулман хотел было ответить положительно, но потом решил, что не стоит, ведь Зордий будет говорить со Смит-Питерсами.
– Я ему сказал: «Прошлого не вернешь. Для нас обоих это стало потрясением». Что-то в таком роде.
– Он хотел поговорить с вами в ту ночь о чем-то конкретном? В полиции мне сказали, что остальные ушли, а вы с Гарретом остались за столом.
– Он сам просил об этом, хотел прояснить для меня какие-то обстоятельства. Насколько я понял, он пытался мне объяснить, что делал все возможное для Пегги, убеждал ее обратиться к психиатру на Пальме, но она отказалась. Рей хотел убедить меня в своей невиновности.
Коулман почувствовал, что Зордия не очень интересуют причины самоубийства Пегги, и решил, что его слова прекрасно вписываются в предлагаемую им гипотезу: именно такие заявления и должен делать молодой человек перед самоубийством.
– Долго ли вы разговаривали?
– Минут пятнадцать.
Зордий не делал записей.
– Сегодня я просмотрел его вещи в пансионе «Сегузо». Его чемодан. На рукаве одного из его пиджаков есть два пулевых отверстия. На левом рукаве. Возможно, это входное и выходное отверстия одной пули. – Он добавил с улыбкой: – Девушка, которая собирала его вещи, не заметила пулевых отверстий. А я нашел их и на рубашке, на которой все еще сохранились следы крови. Он пытался замыть кровь – возможно, всего несколько дней назад.
Коулман внимательно слушал.
– Он ничего не говорил вам о своей простреленной руке?
– Нет. Ни слова.
– Если человек пытается покончить с собой, то вряд ли он станет стрелять себе в руку. Полагаю, в него стрелял кто-то другой.
Коулман напустил на себя задумчивый вид:
– В Венеции?
– Или в Риме. Или на Мальорке. Не знаю. – Зордий подождал. – У него были враги?
– Понятия не имею.
Зордий записал только имена Смит-Питерсов, название их отеля и имя миссис Перри, проживавшей в «Эксельсиоре» на Лидо. Коулман подумал, что миссис Перри, вероятно, уже уехала, и сказал об этом.
– Что представляет собой Рей Гаррет? – спросил Зордий.
Коулман подумал, что у Зордия наверняка есть подробная информация о Рее от его родителей.
– Довольно неглупый, я полагаю. Довольно спокойный, погруженный в себя… немного робкий.
– В каком смысле?
– Скромный.
– Меланхолик?
– Настолько хорошо я его не знаю. Но он интроверт – да. Любит проводить время наедине с собой.
– А как вам его планы открыть галерею? Они осуществимы?
– Последнее, что я слышал, это то, что он пытается найти подходящее место в Нью-Йорке. Он хочет работать с европейскими художниками, которые пишут в Европе. У него хороший вкус, и он много знает о живописи. И деньги у него имеются. Так что он может позволить себе рискнуть. Если его затея обернется неудачей.
– По-вашему, он человек практичный? Не взбалмошный?
Коулман добродушно пожал плечами:
– Если у тебя есть деньги, то не обязательно быть практичным, верно? Я ничего не знаю о его прежних предприятиях. Когда я познакомился с ним в Риме, он где-то слушал курс изящных искусств, сам немного писал.
– Вы тоже художник, насколько я знаю. Рим прекрасный город – где еще жить художнику, как не в Риме?
– Великолепный. Прежде я работал инженером-строителем. Устал от жизни в Нью-Йорке.
– И вы живете в Риме один?
– Да. В маленькой квартирке в Трастевере. В пятиэтажке без лифта. Но там мило и тихо. Если ко мне приезжают гости, им приходится спать на диване в гостиной.
– И вы достаточно зарабатываете себе на жизнь живописью?
– Не очень. Но перебиваюсь. Делаю рамы в Риме. Это дает устойчивый доход. Большинство художников зарабатывает не картинами, а рамами.
Зордий улыбнулся, потом встал и поблагодарил Коулмана.
Коулман поднялся в номер и рассказал Инес о разговоре.
Он чувствовал себя совершенно спокойно. В конце концов, ведь Рей жив. Если Рей когда-нибудь расскажет правду, то его, Коулмана, могут обвинить в покушении на убийство. Неделю назад ему это казалось серьезной опасностью. Теперь – нет. Коулман предполагал, что Рея найдут. Он не знал, насколько велики шансы человека скрываться вечно, но, по его мнению, для Рея они были не очень высоки. Но что еще важнее, Коулман не думал, что Рей собирается прятаться всю жизнь. Все сводилось к тому, захочет ли Рей в конечном счете сказать правду или нет.
– Будет занятно узнать, что ему наговорят Смит-Питерсы, – сказал Коулман Инес, хохотнув.
– Ах, Эдвард, прекрати шутить!
– Ты же сказала, они на моей стороне.
Тем вечером Смит-Питерсы им не звонили, и Коулману это показалось странным, поскольку у него создалось впечатление, что Зордий собирался прямо в «Монако», чтобы поговорить с ними. Но возможно, они ничего – ни хорошего, ни плохого – не хотели сообщать ему или Инес по телефону.
