Архитектура и в самом деле интересовала его, и он купил книгу (очень похожую на ту, что у него уже была, но с собой он ее не взял) по архитектуре Венеции пятнадцатого века. Он два раза отправлялся с этой книгой в город – сравнивал фотографии с оригиналами, испытывая искушение сделать наброски церквей, на которые смотрел; но художник на улице привлек бы к себе внимание, тогда как человек, уткнувшийся в книгу, выглядел типичным туристом, к тому же она была определенной защитой от любопытных глаз. Рей собирался стать художником, но в двадцать четыре года отказался от этой затеи, понимая, что никогда не сможет подняться выше среднего уровня.
Он держался подальше от района Сан-Марко, но ближе к вечеру в понедельник и сегодня утром, во вторник, быстро прошел по Пьяцце к почте – узнать, нет ли для него послания от Коулмана. «Гаррет», – сказал он почтовому клерку, надеясь, что тот не знает о человеке по имени Гаррет, разыскиваемом полицией. И клерк спокойно принялся разыскивать письмо на имя Гаррета, но ничего не нашел. В обоих случаях Рей немедленно покинул почту через улочку Фреццария. Рей был почти уверен: родители отрядили одного-двух детективов на его поиски и у них на руках будут фотографии. Завтра он наведается туда в последний раз, решил он. Посмотрит, написал ли ему что-нибудь Коулман. Впрочем, Рей почти не сомневался, что Коулман ничего не пришлет, если только ему не взбредет в голову написать что-нибудь оскорбительное. Если Коулман к завтрашнему дню, среде, ничего не напишет, то Рей вообще оставит всякие попытки связаться с ним. Он поклялся себе сделать это, словно боялся, что иначе не удержится. Но он видел логику в отказе от дальнейших стараний в чем-либо убедить Коулмана, как видел логику в совете Инес поступить именно таким образом. Он не исключал вероятность отъезда Коулмана из Венеции, думал даже, что тот уже уехал, если ему разрешила полиция, а потому вся эта суета лишалась смысла. Полиция, вероятно, не слишком нажимала на Коулмана, и тот ни в чем не признался. К тому же Рей сомневался, что Коулман сказал бы хоть слово даже под давлением. Способы выбить показания, безусловно, бывают разными, но Рей был уверен: если бы Коулман принял решение молчать, то не отступился бы от него. И уж конечно, ни итальянская полиция, ни даже американская не подвергла бы его пытке. Рей сделал для себя два открытия: во-первых, людей, даже таких чувствительных, как Инес, не особо волновало, совершил человек убийство или нет; а во-вторых, бесполезно пытаться умиротворить Коулмана. Рей представил себе, как завтра днем он идет в полицию и рассказывает им историю, которая ничуть его не красит: о том, что он хотел исчезнуть на какое-то время, даже понимая, что его семья будет волноваться… теперь он сожалеет и ему стыдно, но он был не в своем уме. Он, мол, несколько дней назад увидел в газете заметку о себе, а потом – ничего. И он решил, что его исчезновение не вызвало особого переполоха. Рей не хотел сообщать полиции о попытке Коулмана убить его, столкнув с катера. Нужно выкинуть это воспоминание за борт, думал он.
Ближе к вечеру, когда Рей шел мимо церкви Сан-Траваско, неподалеку от пансиона «Сегузо», но с другой стороны от фасада, он на узкой улочке столкнулся лицом к лицу с Антонио.
Оба резко остановились и уставились друг на друга, причем Антонио широко раскрыл рот. Потом на лице его появилась улыбка.
– Синьор Гаррет! Вот это да! У вас все в порядке?
– Да.
Рей словно примерз к месту. Антонио сжимал его руку.
– Dio mio[52], все считают, что вы умерли!
– Ш-ш-ш, – проговорил Рей, дивясь галстуку Антонио цвета фуксии и ощущая запах его лосьона для волос. – Рад вас видеть.
– Где вы были? Что с вами случилось?
– Ничего, – сказал Рей.
Итальянец, такой же высокий, как и он, не выпускал его руку. Рей высвободил ее из хватки Антонио.
– Вы должны сообщить в полицию! – произнес Антонио, продолжая смотреть на Рея круглыми глазами. Понизив голос, он сказал: – Вы знаете, что все думают, будто Эдуардо вас убил? – Он качнулся назад на пятках и рассмеялся, явно с облегчением, при этом чуть не потерял равновесие. – Давайте выпьем кофе.
Рей медлил. Этот тип мог все испортить. С другой стороны, за чашкой кофе он постарается убедить Антонио никому не говорить об их встрече.
– Хорошо, давайте.
Они нашли за углом маленький кафе-бар – место с одним-единственным столиком всего в двух футах от кассы. Антонио заказал кофе и принес чашки за столик. Хозяин, приготовив кофе, вернулся к своей газете.
– Значит, вы находились где-то в другом месте? – спросил Антонио.
– Всего лишь снял комнату. Поблизости, – ответил Рей. – Вы не должны задавать мне слишком много вопросов, Антонио. Я хотел скрыться от всех и даже на какое-то время забыть, кто я. Вы можете это понять?
– Конечно могу, – серьезно произнес Антонио, сверля Рея своими умными глазами. – Но та ночь, ночь на Лидо… что тогда случилось?
– Ничего. Он высадил меня у Сан-Марко и… я просто ушел. Ту ночь я провел в другом отеле.
Антонио нахмурился:
– У Сан-Марко? Эдуардо говорит, что высадил вас на Дзаттере.
– Может, это была Дзаттере, не знаю. Да, пожалуй, Дзаттере. – Он увидел сомнение на лице Антонио, не умеющего скрывать свои чувства. – На Дзаттере. У меня остался неоплаченный счет в «Сегузо», но я его оплачу.
Антонио беззаботно махнул рукой: «Подумаешь, счет!» Он еще больше нахмурился и выпятил свою полную нижнюю губу:
– Знаете, Инес считает, что Эдуардо вас убил. Она очень переживает. Она этого не говорит, но я вижу. Она попросила меня уехать из Венеции. – Он улыбнулся. – Но я не могу покинуть Венецию так сразу. Нет. Конечно, Инес будет недовольна, если узнает, что я все еще здесь. Поэтому я вчера переехал в одно маленькое место поблизости. – Он сделал неопределенное движение рукой. – Венеция слишком прекрасна, чтобы уезжать! И потом, мне было интересно услышать про вас. – Он наклонился к Рею, скосил глаза на хозяина, хотя они и говорили по-английски. – Она просила меня уехать из Венеции, потому что боится, как бы я не сказал что-то против Эдуардо.
– Да? А что вы можете сказать против него?
– Не знаю. Не знаю ничего, кроме того, что он вас ненавидит. – На лице Антонио появилась едва заметная озорная улыбка. – Но Инес переживает. Эдуардо, наверное, сказал ей, что убил вас. Или она просто подозревает. Понимаете? – Антонио перешел почти на шепот. – Вы, может, не понимаете, но я понимаю. Я сегодня видел, как они все вместе шли по улице – Смит-Питерсы, Эдуардо, Инес, вся компания. Они все считают, что Эдуардо вас убил. Или подозревают. Но они не хотят приглашать в свою компанию итальянца… Вы меня понимаете? Итальянцы обычно держатся вместе, американцы так не делают, да? Но может, внутри мы все похожи!
Он положил обе руки себе на бедра и рассмеялся так же тихо, как говорил.
Рей улыбнулся:
– Пожалуй, это странно.
– Они все знают, что Эдуардо вас ненавидел, – шепотом проговорил Антонио, – но я не думаю, что они скажут об этом полиции или не пойдут с Эдуардо по улице на ланч. Да? – Антонио помолчал, чтобы его мысль лучше дошла до Рея. – Я думаю, Эдуардо мог хвастаться Инес, что убил вас. Иначе чего ей беспокоиться? Это так похоже на Эдуардо – сказать ей. Ему на все плевать. Вы понимаете?
Рей понимал. Он не прерывал Антонио. Тот довольно бегло говорил по-английски, а потому болтать с ним было одно удовольствие.
– Полиции он говорит, что высадил вас на Дзаттере, а Инес – что он вас убил. А может, он сказал Инес, что высадил вас на Дзаттере, а она ему не верит. Не знаю. – Антонио непрестанно крутил коробок с восковыми спичками на столешнице. – И каковы теперь ваши планы?
Его вопрос вызвал у Рея раздражение, но он чувствовал, что должен ответить на него из соображений вежливости. Или хотя бы для того, чтобы не дать Антонио усомниться в его, Рея, вменяемости.
– Через день-другой я пойду в полицию и сообщу, что жив-здоров. А пока я прошу вас, Антонио, никому не говорить о нашей встрече. Даже людям, которые меня не знают. Вы обещаете?
Антонио посмотрел на него удивленным и немного разочарованным взглядом:
– Почему?
– Я хочу побыть инкогнито еще несколько дней. А может, всего до завтра. Но позвольте мне самому решить мои проблемы.
Он отдавал себе отчет в том, что Антонио не способен его понять. Антонио понял бы его, скажи ему Рей: «Я прячусь, чтобы возложить вину за мою смерть на Коулмана, но, как видите, из этого ничего не получается – всем на всё наплевать. И в любом случае я же не мертв». Но мотивы его поведения были куда сложнее, и он не собирался ничего объяснять Антонио.
– Все разъяснится, – пообещал Рей. – Я… – Он чуть было не сказал, что переживал смерть жены, но не хотел упоминать Пегги. – Давайте уйдем отсюда.
Антонио встал:
– Можно, я пройдусь с вами немного? Я до семи свободен.
– Хорошо, – сказал Рей, которому на самом деле было все равно.
