из диванов. В правой руке он держал книгу, которую внимательно читал, временами прикладываясь к чашке дымящегося напитка. «Домашность» обстановки зашкаливала. Этот зал с коврами на полу, этот безмятежный человек в свободных штанах и футболке, этот напиток в белоснежной чашке — все это было так непривычно и отдавало такой ностальгией, что я буквально ощутил на себе значение фразы «не поверил своим глазам». А еще он был в тапочках!
— Толь, этот парень к тебе. — сказал Макс, обращаясь к бородачу. — У него инфа по Кладбищу и гастролерам.
Названное барменом имя окончательно поставило все на свои места. Передо мной сидел хозяин Рынка ресурсов — Человек. «Толей» его называл и Максим Максимыч.
Он взглянул на нас поверх книги и жестом указал на свободный диван напротив него. Мы сели, и я только хотел заговорить, как он, не отрываясь от книги, поднял указательный палец, призывая к тишине.
— Подожди, — шепнул Макс, — пусть дочитает. Он терпеть не может прерывать одно дело ради другого. — Он встал и приготовил нам по чашке горячего кофе без сахара — судя по всему, такого же, какой пил чернобородый.
Ждать пришлось недолго. Человек перевернул последнюю страницу и закрыл книгу. Потом неуклюже привстал с дивана и поздоровался с нами за руку, причем, как и в последний раз нашей встречи — левой рукой. Тут только я обратил внимание на странную неподвижность его правой. Это был грубо сделанный и плохо покрашенный краской телесного цвета протез, в которую, как в подставку, была вложена книга без опознавательных надписей на обложке.
Поздоровавшись, Человек вновь развалился на диване и смотрел на нас, не произнося ни слова. Я вспомнил его манеру общения, посчитал это приглашением к разговору и начал с того, как на меня напали люди в камуфляже на черном внедорожнике, перешел на разговор с Молохом, рассказал про наши отношения с Константином Петровичем и последнюю с ним встречу и дословно пересказал слова Старого.
*****
Мы сошлись с ними на двух дорогих кружках и пяти дешевых (сами потом поделят, кому сколько) и Старый начал:
— Хорек вызвал меня и Биту и предложил подработку: помять бока одному выскочке и вынести его тачку. — он выразительно посмотрел на меня. Я кивнул: мол, понял, продолжай. — Когда я вместо барахла привез раненого Биту, Костик взбесился. Пригрозил, что я возмещу ему и пропавшее оружие, и лечение напарника. Я! Который на этой разборке работал, когда Костик под стол пешком ходил, а Витя со мной на пару тачки дербанил. Думаешь, почему меня Старым зовут?
Он помолчал немного, наверное, ожидая ответа, но не дождался и продолжил:
— Я ему намекнул, что так со старшими не разговаривают и что для успешного дела информацию надо давать проверенную. Он говорил, что у выскочки кроме ножа и арбалета нет ничего, достаточно только перед его носом битой помахать, чтобы он штаны намочил и сам ключи от тачки отдал. Черт, это могла быть самая легкая работа! А этот крендель выхватил автомат.
Старый упорно говорил обо мне в третьем лице. Складывалось впечатление, будто он забыл о том, что одно из действующих лиц находится в шаге от него, внимательно слушает всю эту чушь и недоумевает, за что он отдал только что столько мела.
— Вы, молодежь, ведь совсем ошалели! (Старый сказал немного по-другому). Где правила драки, правила чести в конце концов? Помню, в детстве бились стенка на стенку — упаси Бог, кто кастет принесет: его и чужие, и свои этим кастетом так отделают!
«Угу. А двое на одного — это по правилам!» — мелькнула мысль. Действующее лицо в моем виде все еще недоумевало, пришлось Старого поторопить.
— Да что тут договаривать? Я из его кабинета вышел, а эти зашли.
— Эти?
— Ну да… Наемники. Точнее, наемник. Двое других у входа остались, и я услыхал, как они между собой переговаривались. Один другому: «Отличное место для базы!», другой: «Точняк! Только ржавый хлам устанем убирать». Во как! Для большинства — это предел мечтаний, а для этих — «хлам ржавый». Я вот до сих пор на собственную тачку накопить не могу…
— Тебе бы бухать поменьше. — робко вставил Леха.
Старый зыркнул на него и закончил:
— Короче, не за баблом они приехали. Им территории нужны. Накой — это я без понятия, но Кладбище им приглянулось, это точно…
*****
Я закончил. Человек сидел на диване, постукивая деревянной рукой по подлокотнику. Макс прихлебывал кофе и блаженствовал, прикрыв глаза.
— Спасибо. — сказал, наконец, Человек. — Максим, выдай блистер. И проводи гостя.
И это все. Макс залпом допил остаток, махнул мне рукой, и мы вышли из «мебельного» зала. Правда, вышли через другую дверь и оказались в своего рода приемной. Здесь находилась пара охранников с оружием и несколько людей в простой одежде — просителей или жалобщиков. Растений в кадках, кстати, я не заметил. Зато увидел Саныча, увлеченно болтающего с охранником. Он тоже сразу меня узнал и удивленно-радостно зашумел на всю комнату:
— О, старый знакомец! Какими судьбами? А мы, видишь, тут сидим к вашему главному, которого Человеком кличут. Да что я рассказываю, ты ж сам ведь от него.
— Привет, Саныч. — я почему-то обрадовался, что он меня узнал. — Рад тебя видеть. Как торговля?
— Отлично! — у Саныча лицо расплылось от удовольствия. — Не успели разложиться, поторговать, как подошел парень, говорит, от Человека, и завел разговор за весь товар. Я по первой не понял, думал, деньги за точку просит, а он спрашивает, типа, сколько я возьму за все, что привезли. У меня глаза округлились во как! — Саныч показал пальцами, как. — А потом и вовсе чуть не вылезли, когда он нам полсотни мела предложил. И главное, сразу рассчитался, кружок к кружку, запаянные. А потом пригласил к главному, к Человеку, сказал, что тот хочет предложить… — он запнулся. — долгос-рочное сотру-дничество. Типа мы возим продукты не на рынок, а сразу к нему. Обещался грузовик выделить. Будем к вам сюда теперь почаще! А Миха мне теперь пендель торчит. Это мы с ним типа поспорили, не верил, чудак, что дело выгорит!
— Поздравляю! — искренне сказал я. — Такие товары здесь ценятся. Но я вроде это уже говорил!
— Ты это, ты погодь! — засуетился Саныч. — Не торопишься? Подождешь меня на улице, я быстренько с ним потолкую и выйду.
— Зачем?
— Да так… — он замялся. — Погоди, короче. Я не задержусь.
И Саныч прошмыгнул в «мебельную» комнату. Макс — человек, которого ничем не удивишь, — с улыбкой наблюдал нашу беседу. Мы вышли с ним из приемной и действительно
