тут же я сама себе возражала: так он ведь и про Германа сможет кому-нибудь все рассказать по той же причине несдержанности. Разболтает, а потом, допустим, искренне будет об этом сожалеть, как сегодня о своей промашке… Но Германа-то он этим все равно уже погубит!
Даже если не подвергать сомнению огромную любовь, которой Виктор будто бы ко мне воспылал… Если это чувство действительно такое сильное, оно будет искать себе выход. В этом случае Виктор либо покончит с собой, либо попытается устранить своего соперника, то есть Германа…
Да и сколько может длиться такая обреченная любовь? В конце концов Виктору надоест пребывать в унизительном положении влюбленного, которому ничего не светит, и его любовь может обернуться ненавистью…
С другой стороны, Виктор как умный человек не может не понимать, что самый верный способ убить всю мою симпатию к нему — это поступить плохо по отношению к Герману.
А единственный, пусть и ничтожный шанс на то, что Виктор когда-либо окажется если не в моем сердце, то в моей постели, — это такая гипотетическая ситуация, при которой я навсегда потеряла бы Германа по абсолютно не зависящим от Виктора причинам.
Конечно, в такой ужасающей ситуации я не то что не лягу ни в чью постель, а вообще не стану жить, но Виктор-то об этом не знает… Поэтому он и впрямь может придерживаться со мной стратегии терпеливого ожидания кардинальных и роковых перемен в моей личной жизни…
Именно на этой мысли я и остановилась, когда вечером встретилась с Германом и уговорила его сосредоточиться на нашей картине и не забивать себе голову планами убийства Виктора…
16
Герман меня послушал. Он действительно самозабвенно отдался работе над «Кошкиным домом». Мы с ним трудились над этой картиной буквально всласть, пока однажды не случилось непредвиденное…
В тот вечер Герман направился к директору Сурину. Хотел заранее договориться, чтобы «Кошкину дому» была обеспечена первая категория…
Я осталась ждать его в павильоне. Мало-помалу разошлись все остальные актеры и съемочная группа.
Я спокойно прохаживалась туда-сюда среди уже выключенных осветительных приборов и повторяла вслух текст, с которым назавтра мне предстояло сыграть последнюю сцену с моим участием.
— Дом от пламени спасите, наши вещи выносите, — декламировала я. — Кресла, стулья, зеркала — все сгорит у нас дотла…
И тут в глубине декораций послышался какой-то гулкий тяжелый удар.
Я поспешила туда и увидела, что на полу лежит наш осветитель Семеныч.
Я попыталась растолкать его, но Семеныч не реагировал. Я решила, что он снова мертвецки напился — такое с ним периодически случалось.
Я пошла было за помощью, но тут в павильон влетел Герман.
— Милиционер! Милиционер! — громким шепотом заговорил он.
Сердце у меня сжалось. «Его уже преследует милиция!» — с отчаянием подумала я.
У Германа не было времени объяснять мне, что случилось, но я все поняла без лишних слов.
Он спрятался в декорациях, а я осталась в ожидании милиционера, который не замедлил явиться.
— Товарищ Гортензи? — отдал он честь.
Я была польщена, что оказалась узнана.
— Так точно, — с улыбкой отвечала я. — Приятно, что моя милиция тоже смотрит кино…
— Ваша милиция? — растерялся было гость.
— Это из Маяковского, — любезно пояснила я.
— А-а… — Он тоже расплылся в улыбке. Но тотчас напустил на себя строгость и представился: — Майор Жаверов.
— Товарищ Гортензи, — повторила я его же обращение.
Однако сбить майора с толку мне уже не удалось. Он завел разговор о Германе. Причем Жаверов проявлял поразительную осведомленность. Ему кто-то уже доложил, что мы с Германом «сожительствуем», — Жаверов именно так и выразился.
— Как известно, вы сожительствуете с товарищем Графовым… — начал было майор, но я резко перебила его:
— Известно — кому?
Жаверов ничуть не смутился.
— Всем, — коротко ответил он.
— А поконкретнее? — настаивала я.
— Всему «Мосфильму».
— А вы уже опросили весь «Мосфильм»?
— Много кого опросил… Позвольте все-таки мне задавать вопросы.
— Да, пожалуйста, — равнодушно отозвалась я.
— Итак, вы сожительствуете…
Я, однако, опять его перебила:
— Да что вы имеете в виду под этим «сожительствуете»? С кем я проживаю или с кем я сплю?
— С кем вы спите, нас не касается, — хладнокровно ответил майор. — А с кем проживаете, мы и так знаем.
— Зачем тогда спрашивать? — хмыкнула я.
— Так положено, — процедил Жаверов. Он уже глядел на меня с ненавистью.
17
Я изобразила оскорбленность:
— Товарищ милиционер, вы меня в чем-то подозреваете?
— Нет, ну что вы, — наконец слегка смутился Жаверов.
— Тогда почему вы говорите со мной таким тоном?
— Да, простите, — кашлянул он.
— Наш разговор завязался бы куда лучше, — продолжила я, — если б вы сразу пояснили, в чем ваш интерес ко мне и Герману?
— В основном мой интерес касается как раз товарища Графова, — уклончиво отвечал майор.
— Тогда приходите завтра, — посоветовала я.
— А сегодня его уже не будет?
— Не думаю. Так вы можете мне сказать, зачем он вам?
Жаверов вздохнул:
— Мы выясняем обстоятельства недавней гибели товарища Мумунина. Вы ведь об этом слышали?
— Да, но ни я, ни Герман ничего об этом не знаем…
— А как вы можете утверждать за товарища Графова? — оживился майор.
— Мы с ним об этом говорили, — произнесла я. — Так что я могу утверждать, что он знает столько же, сколько я. То есть ничего.
— Все же я хотел бы спросить его об этом лично.
— Потому что так положено? — усмехнулась я.
— Вот именно, — серьезно ответил Жаверов.
— Знаете, — проговорила я, — Мумунин был очень известной фигурой. Его, может, тысячи человек знали лично. Вы всех их будете опрашивать?
— Мы опросим как минимум его коллег, то есть режиссеров. Их ведь не так много.
— А отчего такая избирательность? — дернула я плечом. — Как будто вы заранее уверены, что показания режиссеров дадут вам больше, чем свидетельства актеров…
— Ну, понимаете, — замялся майор, — режиссеры… как бы это сказать, народ серьезный…
— Ага, а актеры — народ пустяковый? — подхватила я. — Вы же на это хотели намекнуть? Актеры, дескать, глупые люди, чего от них добьешься… А вот режиссеры — совсем другое дело… Но я вам так скажу: дураков всюду хватает. И среди постановщиков их ничуть не меньше, чем среди артистов… Да и среди милиционеров, небось, немало, вы же не станете это отрицать?
— Это к делу не относится, — строго возразил Жаверов.
— Ну так и мы с Германом к вашим делам не относимся, уж поверьте…
Майор прищурился:
— Вы как будто не хотите, чтобы я встретился с товарищем Графовым…
— Отчего же, встречайтесь, — равнодушно отозвалась я. — Просто я хотела вас предупредить, что вы
