и поцеловал княгине руку.
— Не ожидал, что вы приедете. Знал бы, привёз бы гостинец лично. А так отправил вам домой. Рад, что вы тоже здесь.
Взгляд Шереметева скользнул по мне, оценивая.
— Константин Платонович, — он кивнул и протянул руку, — вас я тоже рад видеть.
Я не стал обострять конфликт, хоть и хотелось, и пожал его ладонь. Железная, однако, хватка у графа. Да и мощью Таланта веет серьёзно — такого не взять простыми фокусами. Ладно, послушаем, что он хотел сказать мне.
— Присаживайтесь, граф, — Марья Алексевна лучезарно улыбнулась. — Мы как раз говорили о вашем имении.
— И чем же вас привлекло моё скромное Кусково?
— Ах, будет вам! Вы собрали лучшую картинную галерею в России. Ни у кого такой нет! А ваш театр? Оркестр? А коллекция редких минералов и окаменелостей?
Не знаю, насколько он хороший актёр, но было видно — графу приятно.
— Да-с, коллекционирую понемногу. От батюшки получил эту страсть и развиваю в меру сил.
— А кроме того, лучшая дружина опричников. Говорят, ваши люди могут завоевать даже маленькую страну.
— Что поделать, богатства требуют соответствующей оправы. Всяк, знаете ли, норовит оторвать кусочек.
Мы встретились взглядами. Шереметев смотрел так, будто я украл у него что-то ценное. Анубис в груди шевельнулся, толкнул под рёбра и приготовился к драке.
Глава 17 — Враги в наследство
— Господа, от нашего заведения! Прошу! Не побрезгуйте! Самое лучшее! Только для вас!
В комнату вихрем ворвался ресторатор, а следом за ним целый караван слуг с подносами в руках. Не дожидаясь согласия, они принялись расставлять на столе тарелки, блюда, вазочки и горшочки.
— Прошу! Откушайте! Вкус — исключительно специфический! Пользительно для желудка!
Несколько раз обежав вокруг стола и на ходу поправив салфетки, ресторатор удалился вместе со слугами. Его восторженные возгласы стихли за дверью, и Шереметев покачал головой:
— Так вопит, стервец, будто корову продаёт. Но кухня отменная, да-с, не во всякой ресторации в Петербурге так готовят.
Минут на десять за столом воцарилось молчание — Шереметев вдумчиво ел, не отвлекаясь на разговоры. Ну и я тоже попробовал, чем здесь кормят. Действительно, очень даже неплохо.
Но даже во время еды у меня сосало под ложечкой от чувства опасности. На всякий случай, я незаметно расстегнул одну пуговицу на камзоле, чтобы легче было вытащить small wand. Талант, как говорится, Талантом, а деланной магией я сражаюсь лучше.
Шереметев отложил вилку, промокнул губы салфеткой и снова посмотрел на меня тяжёлым взглядом.
— Константин Платонович, вам не кажется, что нам стоит разрешить наши разногласия?
— Не вижу причин отказываться, — я улыбнулся ему, открыто и спокойно, — тем более, что у вас были ко мне какие-то претензии.
— У меня?! А как насчёт ваших заявлений, милостивый государь? А?
— Моих?
— Да, ваших!
— Позвольте, это когда я вам что-то заявлял?
— Если бы позволили себе заявить мне такое в лицо, вы бы здесь не сидели. Я бы размазал вас по стенке и…
— По стенке, значит? А не думали, что это я вас?
— Вы-с? Не смешите меня, юноша. Не вам тягаться со мной.
Не меняя расслабленной позы, Шереметев призвал Талант. Ух, силён дядька! Много, много у него мощи, хорошо выдрессированной, чистой, яркой. Будто ураган приближается.
— Это как посмотреть.
Теперь уже я открылся, выпуская Анубиса. Мой Талант появился во всей необузданной красе. Не слишком выпячивая силу, он дыхнул могильным холодом и смертным ужасом. Мне даже самому стало не по себе, настолько жутко получилось.
— Вот как? — Шереметев подался вперёд. — Знакомый Талант. Помнится, мы уже спорили с вашим дядей, и, как видите, я вполне себе жив и здоров.
— Дядя умер от старости в своей постели, а не на поединке с вами.
Я крутанул в пальцах вилку. Серебряный столовый прибор вполне годился, чтобы начертать первый атакующий Знак. Вдобавок, вилка наверняка расплавится от потока эфира и горячий металл полетит в моего противника. А я как раз успею выхватить small wand.
На груди растеклось тепло — Анубис напитывал защитную татуировку эфиром. Умничка какой!
— Вы — не Василий Фёдорович, — Шереметев ухмыльнулся, — опыта не хватит. Вы, мой дорогой, молокосос ещё.
В ответ я толкнул Анубиса, и над столом начал сгущаться эфир. Маленькое такое раскалённое облачко, готовое бабахнуть направленным взрывом прямо в лицо графу.
— Вы ничего не забыли, молодые люди?
Голос Марьи Алексевны звучал глухо, с хриплыми нотками. Я повернулся к ней и обомлел. Ёшки-матрёшки! Вот тебе и княгиня!
Её глаза светились голубоватым светом, а по коже пробегали короткие молнии. Будто из глубокой бездны на свет поднимался Талант — взбешённый левиафан в последний день мира. У меня даже волосы по всему телу встали дыбом от напряжённой ауры, которую он излучал.
Посуда на столе мелко зазвенела, вздрогнула и поднялась над скатертью, будто потеряв вес. Воздух загустел, точно янтарь, в котором еле двигали лапками две мушки — я и Шереметев. А нам улыбалась Марья Алексевна — попробуйте, мол, дёрнитесь, глупышки. Хотите узнать, что такое настоящая сила? Ап, и нет вас.
У меня перед глазами поплыло — ни дышать, ни шевелиться, ни пискнуть в присутствии этого было невозможно.
Дзинь! Словно лопнула струна, протянутая из земли в небо. И тут же всё кончилось. Давление спало, а сила ушла обратно в себя.
— Хр-р-р-р… — хрипя, Шереметев дрожащей рукой потянулся к бокалу и выпил, стуча по стеклу зубами.
А я просто дышал. Вдох, выдох, вдох, выдох. Анубис, поражённый такой демонстрацией, спрятался и делал вид, что очень занят. Хвост, наверное, разглядывает, или не знаю, чем ещё может заниматься Талант.
— Марья Алексевна, — подал голос Шереметев, — вы поразительная женщина. Простите, что забылся в вашем присутствии.
— Без него тоже не стоит, — княгиня усмехнулась.
— Простите, — повторил граф и изобразил поклон, — я погорячился.
— Я тоже, — мне пришлось напрячься, чтобы протянуть ему руку. — Давайте начнём с самого начала.
Шереметев смерил меня взглядом, на мгновение задумался, но руку пожал.
— Хорошо, забудем этот досадный инцидент.
Дверь с шорохом приоткрылась, и к нам заглянул ресторатор. Вид у него был несколько растрёпанный.
— Господа, — произнёс он сиплым голосом, — другие гости заведения спрашивают — им бежать в ужасе или всё обойдётся?
Граф расхохотался. Задорно
