Над рейдом Груа сгущались сумерки. После изнурительного дня, потраченного на попытки преодолеть завистливую враждебность офицеров и вопреки всем препятствиям раздобыть для эскадры необходимые припасы (на берегу ему приходилось уговаривать и уламывать десятки нечестных поставщиков и маклеров), Поль сидел в своей каюте, погруженный в грустные размышления, а Израиль, устроившись на полу у ног своего капитана, чинил старые сигнальные флаги.
— Капитан Поль, мне что-то не нравится название нашего корабля! «Дюра»? Что это такое — «Дюра»? Плавать на корабле, который зовется «Дюра»! Так и кажется, что вот-вот эта дура оставит тебя в дураках.
— Черт! Я как-то об этом не задумывался, мой лев. «Дюра» — дура. Конечно, это суеверие, но я все-таки изменю его название. Послушай, Желтогривый, как нам его окрестить?
— Что же, капитан Поль, вам ведь по душе доктор Франклин? Да и не он ли помог собрать нашу эскадру? Давайте назовем его «Доктор Франклин».
— Нет, так не годится. Это значило бы прямо на него указать, а наш Бедный Ричард желает остаться в тени.
— Бедный Ричард? Ну, так назовем его «Бедный Ричард»! — воскликнул Израиль, которому чрезвычайно понравилась эта мысль.
— Молодец! — вскричал Поль, вскакивая на ноги и совсем забыв о недавнем унынии. — Пусть он зовется «Бедный Ричард» в честь девиза «Бог помогает тому, кто сам себе помогает», как говорит Бедный Ричард.
Вот таким образом корабль Поля получил название «Bon Homme Richard» — поскольку сочли полезным перевести его новое имя на французский язык, оно и приобрело вышеозначенную форму.
Спустя некоторое время эскадра вышла в море. Вскоре они захватили несколько судов, но из-за непокорности французских капитанов дела приняли столь плачевный оборот, что Поль был вынужден вернуться в Груа. Однако, на его счастье, в это время из Англии пришел корабль с сотней пленных американских моряков, обмененных на английских военнопленных, и почти все они охотно пошли служить под командой Поля.
Когда эскадра отправилась во второе плаванье, тотчас возобновились прежние неурядицы. Большинство кораблей самовольно покинуло «Бедного Ричарда». В конце концов, когда Поль попал в сильнейший шторм у грозного юго-восточного побережья Шотландии, его сопровождало всего только два корабля. Но ни предательство подчиненных, ни бешенство стихий не поколебали его решимости. Более того, именно в разгар этих неудач он замыслил одно из самых дерзких своих предприятий.
Они шли в виду гор Чивиот-Хиллс. Дозорные докладывали о судах, направлявшихся в залив Ферт-оф-Форт, в глубине которого на южном берегу расположен Лит, порт Эдинбурга, отстоящий от шотландской столицы всего на полторы мили. Поль решил напасть на Лит и либо взять с него контрибуцию, либо предать его огню. Он вызвал капитанов двух оставшихся с ним кораблей на совет, чтобы обсудить план высадки. Эти почтенные люди не скупились на всевозможные возражения. Они говорили о благоразумной осторожности, и, потеряв много времени на бесплодные рассуждения, Поль наконец воззвал к их алчности и сумел добиться согласия, которого не мог получить, взывая к их доблести. Он заявил, что главный выигрыш в литской лотерее принесет им ни много ни мало двести тысяч фунтов — такую контрибуцию он потребует. Этого оказалось достаточно: три корабля вошли в Ферт-оф-Форт так смело и спокойно, словно везли квакеров на конгресс мира.[81]
На обоих потрясенных берегах их приближение вызвало панику, распространявшуюся с быстротой холеры. Эти три подозрительных корабля слишком долго медлили в море, и никто уже не сомневался, что их ведет бесшабашный викинг Поль Джонс. В пять часов следующего утра шотландская столица уже могла наблюдать, как они неторопливо плывут вверх по заливу. В Лите поспешно сооружались батареи, из Эдинбургского замка везли оружие, всюду пылали сигнальные костры. И все же Поль вел свои корабли с такой невозмутимой наглостью, скрывая, насколько возможно, их истинную сущность, что встречные суда не раз принимали их за купцов и дружески окликали.
Ближе к вечеру Израиль со своей Пизанской башни доложил, что от северного берега к «Ричарду» направляется лодка с пятью людьми.
— Они собираются угостить нас горячими овсяными лепешками, — заметил Поль. — Подпустим их. А чтобы они не робели, покажи-ка им английский флаг, милый мой Израиль.
Вскоре лодка подошла к их борту.
— Ну-с, любезные, чем могу служить сегодня? — снисходительно спросил Поль, облокотившись о борт.
— Да нас, капитан, прислал лэрд [так] Крокарки, чтобы, значит, купить пороху и пуль.
— А зачем это, скажите на милость, вам вдруг понадобились порох и пули?
— Да неужто вы не слыхали, что проклятый пират Поль Джонс околачивается у здешних берегов?
— Так-то оно так, только вам он зла не сделает. Он ведь просто бродит среди разных наций со старой шляпой в руке и собирает доброхотные даяния, именуемые контрибуциями. Плывите себе спокойно домой: ни пули, ни порох вам для него не нужны. Он берет контрибуции серебром, а не свинцом. Готовьте лучше серебро, вот что, любезные.
— Да нет, капитан, лэрд строго-настрого заказал нам возвращаться без пороха и пуль. Вот и деньги. Если вы нам дадите, чего мы просим, глядишь, проклятому пирату придет конец.
— Ну, ладно, выдайте им бочонок, — сказал Поль со смехом, но тут же шепнул что-то на ухо Израилю. — А деньги уберите: это вам подарок.
— А пули-то, капитан? Что толку в порохе без пуль? — закричал верзила на носу лодки, когда им спустили бочонок. — Нам нужны пули!
— Святый боже! Ты так ревешь, что один заменишь целую батарею. Забирайте бочонок и плывите себе. А с бочонком поосторожнее, и если изловите злодея Поля Джонса, не давайте ему пощады.
— Эй-эй, капитан! — крикнул один из гребцов. — Тут ошибка вышла. В этом бочонке соленья, а не порох. Вот поглядите, — и, сунув руку под крышку, он извлек на свет зеленый огурец, с которого капал рассол. — Заберите его обратно и дайте нам пороху.
— Чепуха! — ответил Поль. — Порох там на дне, засоленный порох — это лучший способ его сохранить. Ну а теперь прощайте, ловите этого проклятого грабителя Поля Джонса.
День был воскресный. Корабли продолжали свой путь. На закате длинный галс привел «Ричарда» к преуспевающему маленькому порту Керколди на северном берегу.
— У воды собралась большая толпа, капитан Поль, — доложил Израиль, глядя в трубу. — Какая-то старуха стоит на бочке из-под рыбы и вроде бы продает что-то, как на аукционе, но пока точно не скажу.
— Дай-ка мне посмотреть, — сказал Поль, забирая у него трубу, когда они подошли ближе к берегу. — И правда, старуха… наверное, знахарка, торгует всякими снадобьями, недаром на ней черное одеяние. Надо бы ее окликнуть.
Приказав держать к берегу, он скомандовал взять рифы, чтобы замедлить ход, схватил рупор и крикнул:
— Эй, на бочке! О чем проповедуете, сударыня? Какой выбрали текст?
— «Возрадуется праведник, когда увидит отмщение; омоет стопы свои в крови нечестивого!»[82]
— О, это не слишком милосердно! А теперь выслушайте мой текст: «Бог помогает тому, кто сам себе помогает, как говорит Бедный Ричард»!
— Нераскаянный пират! Разразится буря и унесет из наших вод обломки твоих кораблей!
— Крепкий ветер вашей ненависти отлично наполняет мои паруса! Прощайте, — закончил Поль, взмахнув своим колпаком, — остальное доскажете нам в Лите.
На следующее утро корабли подошли к Литу почти на пушечный выстрел. Назначенная на высадку партия уже спустилась в шлюпки. Израиль сидел на руле первой из них, дожидаясь своего капитана, но в ту минуту, когда Поль поставил ногу на трап, на корабли налетел внезапный шквал, шлюпки стали биться о борт и воцарился невообразимый хаос. Этот шквал оказался предвестником сильнейшей бури. Поспешно вернув своих людей на корабли, Поль, как мог, пытался противостоять ярости ветра, но он дул от берега с необыкновенной силой. Дальше в заливе какое-то судно погибло у них на глазах. Обескураженный капер был вынужден отступить перед бурей и отказаться от своего намерения.
И по сей день на берегах Ферт-оф-Форта все жители убеждены, что непосредственной причиной поражения, которое стихия нанесла врагу возле Лита, была молитва, вознесенная преподобным мистером Ширером (из Керколди).
Дурные качества французских капитанов, подчиненных Полю, их робость, не способная следовать за его смелостью, их зависть, мешавшая им признать его превосходство, а также значительное уменьшение его сил (ведь из девяти кораблей шесть его покинули), и, наконец, враждебность волн и ветра — все это обещало каперу теперь, когда не флот противника, но ураган изгнал его из шотландских вод, унизительнейшее возвращение из плаванья, начинавшегося столь многообещающе, — возвращение без единого подвига, который мог бы поддержать славу, завоеванную в предыдущих экспедициях. Однако Поль не пал духом. Он пытался задобрить судьбу не унынием, а решимостью. И словно покоренная его упорством, капризная фортуна внезапно покинула его врагов и перешла на его сторону столь же внезапно, как раззолоченный маршал Ней[83] — под упрямое знамя Наполеона, возродившееся и грядущее с Эльбы на Париж. Одним словом, удача (вот оно, это слово!) в самое ближайшее время подарила Полю величайший подвиг его жизни — самый необычайный бой во всей морской истории, не имеющую себе подобных схватку с «Сераписом».
