— НА вот тебе задаток и компенсацию за зуб. Не переживай, до свадьбы заживет. Лучше скажи мне, что такое "блазень"?
Неожиданный поворот событий (приговоренному к смерти компенсацию за выбитый зуб, как верно смекнул Алексей, платить не будут!) чрезвычайно Быкова возбудил.
— "Придурок" по-вашему, — обиженно буркнул он в ответ. — А за зуб, пане директор, сотенной маловато буде!
— Ну, ваще! — выдохнул "качок", с ненавистью глядя на упрямого "ханурика".
Сжимая и разжимая волосатые кулачищи, он с огромным трудом удерживал себя на месте. Хандыбин, развеселившись, не торгуясь, добавил к "компенсации" сто рублей и обидно захохотал:
— Это ты правильно заметил, Перо у нас придурковат, но, что б ты знал, в своем деле он — мастер. Так что предупреждаю еще один, последний раз: обходи его стороной, и больше не задевай. И ты, Перо, запомни: ханурик теперь работает у меня постоянно. Понял?
— Гад он, Кирилл Олегович, падлой буду, гад!
— Все, Перо! Кончай базар. Мы его проверили, а Колянычу лет десять светит!
Обратившись к еще не успевшему прийти в себя капитану уже как к своему человеку, Хандыбин пояснил:
— Тебе, парень, сильно повезло! Во вчерашней драке замели Коляныча, и мой человек в ментовке сообщил, что на него одно старое дело повесили: "пальчики", курва, им на память в свое время оставил. Он, когда помоложе был, фартовым делом занимался — сейфы вскрывал, вырезал у них заднюю стенку. Знаменитый мастер был! И у меня Коляныч по специальности устроился: варил-резал кузовные номера, вот его и заменишь, вроде получается у тебя. Платить буду восемьсот баксов в месяц, сегодняшний стольник не в счет. Поживешь пока здесь, в соседнем гараже. Свобода — как на зоне: в пределах забора ходи где хочешь, только в два дальних гаража не лезь — не дорос еще. За территорию сервиса — или вместе с Пером, или с другими рабочими. Испытательный срок — три месяца. Выдержишь — получишь полную свободу и штуку в месяц, не выдержишь — отдам тебя Перу. То же самое будет, если соберешься увольняться или убежишь. Согласен?
— А кажу ни, шо буде? — задал риторический вопрос "ханурик". — Секир-башка буде! Як пить дать, буде. Потому кажу, согласен. Опять же: иде я стильки грошив напрацюваю?
— Молодец, одобрил Хандыбин ход мыслей своего нового сварщика Горячева, — на вид с дуринкой, а соображаешь! А теперь, чтоб я был спокоен, пожмите с Пером друг другу руки.
Остаток дня капитан провел со сварочным аппаратом в руках, забежав предварительно в медпункт наложить на обожженную ногу повязку. За медсестру в нем по совместительству была Зинаида. Увидев ожог, она ахнула:
— Это кто ж тебя так, Перо?
— Нет, я сам, — нормальным языком ответил ей Алексей, которому надоело уродовать украинский, — производственная травма.
— Ага, щас! — не поверила секретарша. — Штанина-то не повреждена. Не умеешь врать, и не ври! Ах ты, бедненький, — она с состраданием погладила Лешину голову, — сейчас мы тебе ножку подлечим…
Обрабатывая и перевязывая рану, она простодушно щебетала о том и сем. Попутно сообщив, что "Перо — тупой садист и убийца" и что он на нее "давно зарится, да боится директора".
— Вот и все, бедненький, — сообщила она капитану, завязывая бинт. — А ты ничего парень, мужественный, не ныл. Приходи завтра поменять повязку.
Схватив висевший на поясе мобильник и отрапортовав: "Бегу, шеф!", она метнулась в сторону офиса, а Быков отправился в ангар. До конца смены он вкалывал как проклятый под неостановочную болтовню снова прилипшего к нему Виталика. Эта трескотня мешала сосредоточиться на решении непростой задачи: что нужно сделать для того, чтобы в четверг не явиться на Петровку на вечернее совещание в компании к полковнику с закадычным другом Пером.
СРЕДА, 22–55 — ЧЕТВЕРГ 01–47. ОВЕЧКИНАК ночи похолодало. Злой ветер больно хлестал по щекам жесткими снежинками, похожими скорее на ледяную пыль заполярных буранов. Белые змейки поземки, которые он гнал по обезлюдевшей Петровке в сторону бульвара, не причиняя каких-то дополнительных неудобств, усиливали ощущение арктической стужи. Овечкина и Козлов чинно прогуливались под ручку около входа в сад "Эрмитаж", отчаянно завидуя Баранову, который — чтобы не спугнуть "клиента" — страховал их, сидя в стоявшей неподалеку машине.
— Интересно, как мы смотримся со стороны? — задумалась вслух майор. — Наверно, как двое сумасшедших сторонников здорового образа жизни.
— Уже продрогла? — правильно перевел ее замечание Козлов.
— Ужасно! Не забывайте, что я — автомобилист, а значит растеряла значительную часть нашей национальной холодоустойчивости.
— Н-да, русский народ к холоду привычен. Когда я в первый раз был в Сибири, в славном городе Иркутске, там было минус сорок два градуса. Представьте себе изумление коренного москвича: в первый же час пребывания там я столкнулся с мужичком, весьма плюгавеньким, надо сказать, на вид, который выносил на двор мусор, будучи в майке. До сих пор помню, как от него во все стороны пар валил! Причем на голове у него был треух, а на ногах — валенки…
— Да, впечатляет. Но не забывайте, Климент Степанович, о климатических отличиях: у нас влажность практически никогда ниже шестидесяти процентов не опускается, а там и пятьдесят раз в сто лет бывает! А сухой-то морозец, куда как нежнее!
Недалеко от них припарковался мерседес, из задней двери которого неторопливо вылезал Крамской. Все-таки он фигляр, подумала Лида, увидев, что одет он с шиком конца девятнадцатого века: длинное черное драповое пальто с бобровым воротником и бобровая же круглая шапка.
— Ему только трости не хватает! — иронически бросила она своему спутнику, и чуть не прыснула: оказавшись на тротуаре, Крамской пошарил в глубине автомобиля и достал трость.
Неторопливо подплыв к ожидавшим его офицерам, он церемонно приподнял свой замечательный головной убор и поклонился:
— Добрый вечер, господа! Погодка, должен сказать, не для ночных прогулок! Чем обязан, Лидия Сергеевна? Я полагал, что знаю, о чем мы будем говорить, но увидев Вас в компании этого пожилого джентльмена, да еще в двух шагах от ГУВД и с засадным полком в виде молодого человека вон в том автомобиле понял, что заблуждался. Признаться, я заинтригован!
— Все очень просто, Петр Валерьянович! Я решила начать помогать Вашим неназванным серьезным людям авансом, в виде гуманитарной, так сказать, помощи.
— О, это наше свидание обещает стать еще более интересным, чем я осмеливался предполагать! В чем же заключается Ваша гуманитарная миссия? Хотелось бы также полюбопытствовать, кто Ваш спутник?
— Простите великодушно, Петр Валерьянович, — Овечкиной доставляло изрядное удовольствие пародировать старозаветный стиль разговора собеседника, — что я не представила Вас сразу: мой спутник и есть упомянутая гуманитарная миссия, собственной персоной. Прошу знакомиться: полковник МУРа Козлов Климент Степанович…
— Гражданина Крамского Петра Валерьяновича мне представлять не надо, — перебил ее Старый К., - я его хорошо знаю заочно!
Надо отдать должное "помощнику депутата", он держался хорошо: лишь на долю секунды в его глазах что-то мелькнуло, а потом г-н Крамской разлился в широкой обаятельной улыбке:
— Я сознавал, что в Москве есть несколько людей, меня знающих… Но о популярности в столь, кхм…, специфических кругах я и не помышлял! Чем же, Климент Ефремович, может помочь мне Ваше ведомство?
— Степанович, с Вашего позволения.
— О, простите великодушно, Климент Степанович! Как-то, знаете, навеяло…
— Мне, простите великодушно, — скрипучим голосом ответил полковник, — фамилия Ваша тоже кое-что навеяла!
— Вы о передвижниках? — благородно откинув голову, спросил Крамской.
— Нет, о бандитах!
Широко раскрыв в неподдельном изумлении глаза, Петр Валерьянович воспитанно подавил праведное возмущение и холодно поинтересовался:
— Могу ли я осведомиться о причинах столь дикой ассоциации?
— Можете, гражданин Крамской, можете! И даже должны, поскольку иначе вам будут не совсем понятны масштабы услуги, которую мы с майором Овечкиной хотим предоставить Вашим неназванным, как она изящно выразилась, друзьям.
"Помощник депутата" молча оперся обеими руками на трость и перенес на нее весь свой вес, всем своим видом показывая, что ожидает ответа. Это было очень эффектно, но несвойственное ему молчание свидетельствовало, что Старому К. удалось выбить его из колеи. Лида ощутила нечто вроде гордости за своего временного шефа.
— Не мне Вам объяснять, дражайший Петр Валерьянович, — продолжал меж тем Козлов, — что сила нашей организации не в последнюю очередь заключается в хорошей информированности. Я не преуменьшаю значение других составляющих — материально-технического и кадрового обеспечения, планирования и прочего, чего я не собираюсь здесь перечислять, а Вы слушать, но информация в наш век, согласитесь, дорогого стоит.
