А чуть выше плыли, мерцая, огоньки чоругских промышленных дирижаблей.
– Ваше пиво, добронравный Константин! – сказал электронный голос, и в «кармане» (так Растов про себя назвал нишу неудобной формы, где изредка появлялось все то, что чоруги передавали ему) материализовалась запрошенная у Шчи бутылка «Жигулевского».
Запотевшая.
Прямо из холодильника.
Растов подозрительно покрутил бутылку в руках.
Срок годности пива истек месяц назад, но Растов сделал вид, что не заметил. Он открыл бутылку и жадно припал к ее горлышку.
«Хорошо быть восхищенным четвертого ранга… Выслуживаются», – подумал он. И, не прекращая экстатически посапывать, вернулся к созерцанию вершин чоругского промышленного гения.
Теперь, когда его мозг переварил первые порции информации, а жадные зрачки перестали хаотически метаться от одной диковины к другой, Растов обратил внимание на экваториальную область планеты.
– Слона-то я и не приметил… – вслух сказал потрясенный майор (несколько дней в одиночестве обострили его давнюю привычку к разговорам с самим собой).
Если все увиденное им в тропических и умеренных поясах имело аналоги на планетах, где на горе деревьям, травам и китам процветала человеческая промышленность, и в принципе можно было себе представить, как в случае отмены природоохранного кодекса заводы какой-нибудь Ружены расползутся на весь несчастный планетоид, то вообразить себе постройку экваториальной эстакады Растов не смог бы даже после трех литров пива…
Меж тем здесь она имелась!
Титановым Уроборосом эстакада опоясывала экватор планеты и, с каждым новым витком поднимаясь на десятки километров ввысь, выходила за пределы атмосферы!
Их корабль, «Гибель и разрушение теплокровным», прошел по орбите четверть оборота, и теперь Растов увидел верхний, заатмосферный терминал эстакады, с которого каждые пять секунд срывался в космос вместительный контейнер.
Но и это было еще не все!
То, что поначалу показалось ему ожерельем спутников на геостационаре, теперь, при ближайшем рассмотрении, было опознано им как верхние станции орбитальных лифтов!
В полном согласии с земными инженерными прожектами (еще при прадеде Растова признанными экономически нерентабельными) стволы лифтов были изготовлены из сверхпрочных, но при том весьма тонких тросов. Поэтому видеть их невооруженным глазом Растов не мог.
Но их корабль, «Гибель и разрушение теплокровным», проходил невдалеке от такого лифта, и перед взором майора проскользила вверх кабина, похожая на уменьшенную копию Спасской башни Кремля.
Майору даже показалось, что в ее иллюминаторах он видит крапчатые клешни счастливых пассажиров…
– Ничего себе у них «Жигулевское»… С выраженным галлюциногенным эффектом! – ужаснулся Растов и поглядел на бутылку. – А вдруг они в пиво что-то подлили? Какой-нибудь яд? Или препарат? И таким образом загодя готовят меня к ментоскопированию? Охохо… Нужно было по гражданской линии идти.
Чоругский звездолет дал тягу и круто развернулся: маршевыми дюзами к планете, носом – к центральному светилу. Вслед за чем понесся в черноту с такой скоростью, что за несколько секунд обогнал уже виденную Растовым «Спасскую башню» орбитального лифта.
При этом, поскольку корабль также подрабатывал бортовыми дюзами и расстояние со стволом лифта стремительно сократилось, Растов получил возможность оценить размеры кабины: в ней было метров двести, не меньше.
Совсем скоро стала ясна точка их назначения: верхний терминал лифта на геостационаре.
Многоэтажное сооружение, имевшее немало общего в технодизайне с чоругскими Х-воротами, мерцало зелеными огнями и охранялось узнаваемыми жабами чоругских боевых планетолетов.
Чтобы прильнуть к похожей на двузубую вилку стыковочной ферме, торчащей из терминала вбок, корабль снова изменил ориентацию в пространстве, и в иллюминатор вернулась планета-завод.
Теперь взору Растова открылись невиданные ранее области. В общем и целом они подчинялись уже схваченной майором геометрической концепции: курортные зоны нетронутой природы близ полюсов и бескрайний ад промзон на оставшейся территории. Однако здесь, на меридиане, прочерченном приметными золотистыми шестиугольниками абсолютно неясного технологического назначения, Растов обнаружил… синюю пуговицу.
Пуговицу размером с город Киев.
Объект в плане был идеально круглым, с четкой линией обода. Однако его поверхность имела сложный рельеф: башенки, пирамидки, канавки. С поправкой на общий масштаб объекта следовало предположить, что каждая такая «канавка» имеет глубину в полкилометра… Объект отбрасывал длинную тень, по форме которой можно было судить, что он сужается книзу и при этом имеет высоту… – майор прищурился – километров этак пять-семь!
«Пиво точно галлюциногенное», – уверился Растов.
Это даже по чоругским меркам неординарное сооружение располагалось ровно на границе между северной зеленой зоной и сталисто-серой промышленной. К чему бы это?
– Может, это кнопка? – спросил майор у подозрительно быстро опустевшей бутылки «Жигулевского». – Включает всю промышленность на планете одним нажатием!
Увы, стеклотара не оценила шутки, и Растов погрузился было в себя, как вдруг пол под его ногами разверзся.
Майор провалился в мягкие объятия уже знакомой ему невидимой, липкой на ощупь мембраны, которая увлекла его в прозрачную капсулу из монокристалла.
На сей раз конечной станцией самодвижущегося конвейера стал транспортный отсек чоругского улья.
Манипулятор с отточенной плавностью сгрузил капсулу на пупырчатый болотно-зеленый пол. После чего на некоторое время майор был предоставлен сам себе.
Он с ужасом разглядывал оживленную суету инопланетных врагов.
В ненавистном кровавом свете сновали угловатые тени – от небольших, размером с кошку, ботов до внушительных трехметровых ушлепков.
Усилия биомеханических пауков концентрировались на грубо завернутом в серебристую теплоизоляцию предмете размером с два электровоза.
«Это ментоскоп. А доставил его на борт корабля тот самый орбитальный лифт, который я видел в иллюминатор», – сразу догадался Растов, хотя в явном виде ничто на это указывало.
Ну а трехметровые широкогрудые существа, что перемещались рывками с запоминающейся кинематикой, точно пританцовывали, были, конечно, эзошами. Причем эзошами в узком смысле слова: воинами-профессионалами, чоругским штурмовым спецназом.
Один из сослуживцев Растова по довоенным временам на Кларе, некто Ваня Сериков, рассказывал ему, как однажды видел эзошей вблизи. Когда у одного чоругского туриста не оказалось земной визы и о том местная комендатура ГАБ отбила депешу в инопланетную метрополию, за нарушителем прилетели именно эзоши. Прилетели – и, не отходя от кассы, накидали разине таких звездянок, что ко многому привычные офицеры ГАБ еще долго пересказывали за стаканом водки сцену экстрадиции дрожащими от волнения голосами…
В одном из вариантов этой истории эзоши даже отпилили бедолаге левую клешню своими знаменитыми электроножами! Правда, конкретно эту версию Сериков заклеймил «пьяной брехней»…
Как бы там ни было, именно эти штурмовые электроножи сейчас поблескивали своим алмазным напылением в навевающем мысли о самоубийстве рубиновом свете.
За капсулой Растова, похоже, был закреплен некий конкретный громила. В отличие от уставного поведения часового-человека (стоять спокойно, ровно, не дергаться) этот бегал туда-сюда, иногда пропадал куда-то на несколько секунд, но неизменно возвращался снова. Из-за этого майор не сразу сообразил, что видит перед собой именно часового.
Громила красноречиво поигрывал бешено вращающимся диском электроножа, то и дело поворачивая к пленнику свою наглухо запечатанную в механошлем рачью башку.
Наверняка он бросал на землянина взгляды, исполненные державной значительности и гордой величавости. Только Растов этих взглядов не прочитывал – по причине глухого бронезабрала.
Шчи появился вместе со второй капсулой – в ней сидела неукротимая Малат.
Растов едва не подпрыгнул от счастья – и даже слегка испугался своей реакции…
Раньше он даже не мог себе представить, сколько беспримесной радости может принести встреча с партизанкой враждебного государства, из-за которой-то, если поразмыслить, ты и попал в плен вместо того, чтобы попивать гуавовый сок на увитых плющом террасах Синанджа…
Малат, похоже, тоже пришла в радостное возбуждение. Ее щеки покраснели, и она, поддавшись минутному порыву, прильнула к стеклу, энергично замахала Растову рукой, выкрикивая что-то неслышимое.
Но потом фирменная девичья застенчивость напополам с мальчишеской дерзостью разбойницы-бунтовщицы взяли верх. Малат сделала непроницаемое лицо и демонстративно отвернулась.
