быстро покосился на него: неужели соображать начал?
Разговаривая, они пошли к вокзалу. В самом деле, смотреть в Петровске нечего: ну, развалины, где подлатали, где снесли, ну… ну, как везде. И не своё оно всё-таки, не стало ещё своим, сердце не болит. И многие вернулись задолго до назначенного срока, а те, к кому приехали родственники, вообще в город не пошли.
Не заходя в свой вагон, Андрей побежал к Колюне. Отдать апельсин и поговорить. Доктору Ване сейчас явно ни до чего, с остальными тоже особо не поговоришь, нет, парни они все хорошие, слов нет, но не может он с ними говорить о… да он сам не понимает ещё, что с ним такое. Странно, ведь с Колюней он может говорить о самом простом: о погоде, о том, что на обед давали, иногда Колюня ему о войне, о доме рассказывает, и ничего в этом особенного нет, он уже таких рассказов много наслушался, а поговоришь с Колюней – и легче становится.
Аристов встретил Жарикова на перроне.
– Вань, извини, мои на этот перегон со мной…
– Всё понял, – улыбнулся Жариков. – Всё нормально, Юра, найду я себе место.
Перегон небольшой, к вечеру уже будут в Афанасьеве, надо же людям побыть вместе. Оказавшиеся лишними перешли в другие купе или вагоны.
Поезд тронулся тихо, так что многие даже этого не заметили. Снова прошёлся комендант, зорко проверяя, все ли на месте и в каком состоянии. Но Петровск никого не вдохновил на какие-либо безумства.
Вернувшись от Колюни, Андрей снова залез на свою полку.
– Как сходил? – спросил Майкл.
– Нормально, – ответил Андрей, вытягиваясь на животе, чтобы глядеть в окно. – А вы?
– Тоже нормально, – усмехнулся Эд.
За окном молодая яркая зелень, поля, свежепокрашенные поверх заплаток дома или остатки развалин. Всё то же. Андрей смотрел и ждал, когда начнётся Россия.
Тетрадь шестьдесят пятая
Россия
Царьград
Марья Петровна, не спеша, обстоятельно укладывала в большой рюкзак тщательно отобранные вещи. Бурлаков с невольной улыбкой смотрел на её ловкие аккуратные движения.
– Гаря, я поеду с тобой.
– Спасибо, Маша, но, – его улыбка на мгновение стала горькой, – я хотел бы, чтобы меня ждали.
– Хорошо, – кивнула она, сдаваясь. – Я буду писать тебе.
– Ну конечно, – с энтузиазмом согласился Бурлаков. – А я при первой возможности позвоню.
Марья Петровна улыбнулась с ласковой насмешкой.
– Это с «поля»? Не обещай невозможного, Гаря.
– Ох! – Бурлаков в восторге закатил глаза. – Ох, тысячу лет меня не воспитывали.
– Для тысячелетнего, – Марья Петровна чмокнула его в висок, – ты очень даже неплохо сохранился.
Они шутили и дурачились, как студенты. Но ведь и в самом деле, они сейчас… у них же всё только начинается. Он уезжает в «поле», в экспедицию, на всё лето, как и положено студенту. Вот оно и наступило, заветное: вернуться и начать всё заново.
– Гаря, я тоже, скорее всего, уеду. На месяц.
– Конечно, Маша, я понимаю.
Разумеется, он понимает. Ей надо ездить в командировки, это он взял отпуск на полевой сезон, а она работает. Да, можно, конечно, сказать, что это нечестно – бросать Комитет на целых три месяца, не совсем честно, но должна когда-то кончиться война и для него. Тем более, что основная горячка давно закончилась, все процедуры отработаны, даже процесс свёртывания запущен и нуждается в обыденном почти рутинном контроле. Кое-какие функции Комитета уже неактуальны, а новых не появилось и – будем надеяться – в этом году не появится. Пора выйти из ада и вернуться в жизнь. И Комитет дружно отпустил своего председателя, как отпускал уже многих. И ни одного слова неправды, всё так и есть. А что это только часть правды, вернее, обоснование для посторонних и непосвящённых… ну, так опыт конспирации у всех тоже… жизненно приобретённый, и вопросов никто не задаёт. Чего не сказано, того и не знаешь, а чего не знаешь, о том и не проболтаешься.
Наконец всё уложено, и Марья Петровна убежала на кухню к давно свистевшему чайнику. Бурлаков оглядел спальню, проверяя, не забыто ли что, и вынес рюкзак в прихожую.
– Гаря, всё готово, – позвала его Марья Петровна.
Чай как всегда горяч и ароматен, на столе самые обычные чайные закуски. Холодильник надо опустошить и выключить.
– Маша, что останется, заберёшь.
– Конечно, Гаря. Я всё понимаю, но, если сможешь, дай мне знать. Просто, что всё в порядке.
– Хорошо, – не стал он на этот раз спорить.
– И… раз в неделю, скажем, я буду заходить убирать, чтоб не запустело…
Он кивает, прихлёбывая чай.
Но вот всё допито и доедено, со стола убрано, посуда вымыта и расставлена, задёрнуты шторы, чтобы от солнца не выгорали обои и книги, ну… ну вот и всё, больше тянуть нельзя. И незачем.
Бурлаков надел куртку-штормовку, молодецки вскинул на спину рюкзак, последнее объятие и поцелуй на пороге.
– Береги себя, Гаря.
– Ну, что ты, Машенька, что может со мной случиться?
– Ну, – заставляет она себя улыбнуться, – ты найдёшь.
– Ей-богу, ты мне льстишь. Всё, Маша, мне пора.
Стоя на лестнице и перегнувшись через перила, она смотрела, как он, пренебрегая лифтом, быстро сбегает вниз. Седой мальчишка, на которого невозможно сердиться. И, конечно, он прав: война кончилась, всё прошлое кончилось, надо жить, жить заново, с самого начала.
Выйдя на улицу, Бурлаков полной грудью вдохнул весенний, пронизанный теплом и мелкой водяной пылью от только что проехавших поливальных машин родной цареградский воздух. Ну вот, вот и началась его новая – которая там по счёту? – жизнь. Как и положено. С дороги. Дорога – отличное начало.
Американская Федерация
Алабама
Атланта – Стоп-Сити/Рубежин
Последний день апреля в Атланте выдался жарким и душным по-летнему. В шесть утра уже чувствовалось дневное пекло.
– На маёвку бы сейчас, – вздохнул бритоголовый коренастый парень.
– А ты что, Тошка, маёвки помнишь? – поддел его Кит.
Настоящего имени этого увальня никто не знал, да и он сам предпочитал зваться Китом. Андрей курил, стоя рядом с ними у ворот, и в их перепалку не вмешивался. Комендант обещал, что их подбросят до вокзала, и теперь они ждали машину. Заветные визы, маршрутки и корочки спрятаны в нагрудных карманах, тощие заплечные мешки, небогатая, но аккуратная одежда… работяги, сразу видно, что думали прижиться, да не получилось. Андрей одет чуть получше и сумка вместо мешка, но в целом не выделяется.
Медленно подъехал грузовик, и сразу с другой стороны подошёл комендант.
– Всё, парни, счастливо.
Дружно загасив и выкинув окурки, они полезли в кузов.
– Спасибочки.
– Счастливо оставаться.
– И вам спасибо.
Открылись ворота,
