так перемешалось в голове и прочих частях тела, что нет никакой возможности связно и убедительно сложить свои впечатления.
Трубчевск — город маленький, изрезан горами вдрызг, омывается (слово-то какое; прямо из географии внеевропейских стран Иванова, стр. 45) с двух сторон Десною. Монастыри и церкви, улицы Ленина, Карла Маркса, Луначарского, Зиновьева и многих других, представляющие собою нечто вроде нашей Марьиной рощи (только без автобусов и гораздо хуже), телеги, коровы, свиньи (масса свиней), образуют место, совершенно неосновательно названное городом, и к тому же Трубчевском. Его бы Заболоцком или Глуповым, что ли, назвать, а то ж, товарищи, неудобно.
Зато люди здесь самые разнообразные. Тут и кустари из деревень, и ямщики, и просто обыватели, и даже щеголеватые милиционеры — народ чрезвычайно интересный и симпатичный.
Но самое интересное здесь — говор. Это какая-то смесь слов великорусских, малорусских и белорусских. Здесь «нехай» прекрасно уживается с «чаво», а «чаво» с каким-нибудь «дзень». По деревням очень любопытно одеваются женщины. На них, несмотря на жару, надеты иногда пять юбок, одна длиннее другой, так что они этакими уступами спускаются вниз, затем наверху красный сарафан, а на голове кокошник.
Прямо поражаешься, как можно летом выносить такую тяжесть и тепло.
А в общем ничего. Думаю, здесь отдохнуть да подзаниматься, благо я совершенно свободен и один.
Ну, пока писать нечего, но зато я с нетерпением жду Вашего ответа и карточек.
Ваш
В. Головачев
P. S. Что слышно у Вас о наших кукушках? А? Приехали они по месту назначения или с ними крушение по дороге произошло?
В. Головачев
[ФМП. Оп. 16. Д. 2]
№ 2. Письмо В. Д. Головачева к Е. С. Петровых от 1/VII — 26 г.
Не решаясь еще раз беспокоить Вас, дорогая Катя, требованием нового ответа и оставляя все детали до нашего скорого свидания (я буду в Москве 12–13-го), все же не могу удержаться с одной стороны, от горячей благодарности Вам за все ваше беспокойство, а с другой стороны, от почтительного преклонения перед Вашими организационными способностями (Вам бы здесь место передовиком получить) и, наконец, с третьей стороны (этакая трехгранная призмочка получается), все же пытаться отклонить те оскорбительнейшие намеки, которыми наполнено Ваше письмо.
Ваше вчерашнее (т. е. то, которое я вчера получил) письмо было для меня этакой манной небесной, хотя бы уже потому, что это было первое письмо, полученное мною за все время моего пребывания здесь. Вы легко можете себе представить, что переживает человек, привыкший к широкому использованию всех завоеваний культуры, включая сюда же его друзей и знакомых, попавший в этакое, мягко выражаясь, болотце, где каждый вечер мимо его окон в спокойствии чинном проходит необозримое шествие коров (без пастуха, сами возвращаются к себе домой, время от времени испуская дикие вопли, которые здесь принято называть мирным мычанием!), где свиньи безустанно пытаются служить тротуарами, а петухи — будильниками, где еще в ходу ветряные мельницы, которых очень нетрудно принять за великанов, размахивающих оружием, где даже Десна застряла оттого, что ей не о чем беспокоиться. Вы только представьте себе это, и Вам станет ясно мое довчерашнее настроение. Правда, здесь прекрасные Брянские леса, но одними лесами не проживешь, необходимо что-то более человеческое, а превратиться, хотя бы и временно, в этакого духовного вегетарианца я не могу. Все это вместе взятое заставляет меня быть Вам благодарным по гроб жизни.
Далее.
Судя по Вашему письму и прилагаемым документам, а также по «маминому» (которое я получил сегодня), из Вас в будущем выйдет если не Элеонора Дузе, то Коллонтай, во всяком случае. Говоря с Вами совершенно откровенно, я должен признаться, что такого добросовестного, делового и вместе с тем умело-дружеского отношения к просьбам, которыми Вас обременяют Ваши ошалелые друзья, я не встречал ни у одной женщины, кроме собственной матери.
Пишу это Вам в плане пораженной искренности, вне всякого рода комплиментарных излияний.
Далее. Очень Вам благодарен за строчки о Марусе. Я от нее до сих пор не получил еще ответа на свое письмо. Может быть, в этом виновата почта.
Ваше сообщение о методах поливки улиц в разных районах города Москвы было мне настолько приятно, что я даже как будто освежился, ибо у нас тоже страшная жара, правда, отчасти, смягченная озерным ветром (у нас перед окнами большое озеро, версты в две шириною. Я на нем почти непрерывно катаюсь на лодке, благодаря чему у меня жесткие мозолистые руки).
Держать, согласно Вашему пожеланию, зачет по здешнему наречию все же не могу, так как оно, по-видимому, не поддается никакому научному исследованию. Во всяком случае, при составлении грамматики этого наречия пришлось бы каждые 100 страниц печатного текста наполнять: на 5 страницах правилами и на 95 стр. исключениями.
Популярность моя тоже не так уж велика, как Вам думается, и если теперь мне действительно можно писать прямо: Алтухово, В. Д. Головачеву, то это только потому, что я живу у самого начальника почты, и в том же самом здании, где почта помещается.
Я хотел сначала оправдаться перед Вами, а теперь, поразмыслив (ради всего неба, простите за кляксу!), решил, что это совершенно ни к чему. Я в отношении рассеянности, как и во многих других отношениях, несчастный человек, тем более, что нет средств вылечить меня от этой и подобных болезней. Остается только ругать себя долго и вразумительно, да и это в конце концов совершенно бесполезно.
Если Вам, паче моего чаяния, но отвечая моему желанию, захочется писать, то посылайте до 11-го июля по Алтуховскому адресу, а там мы с Вами увидимся в Москве. После Вашего письма потянуло в Москву, как никогда еще со времени моего отъезда.
Не знаю, имею ли я право просить задержаться Марусю до моего приезда, в Москве. Дел у меня к ней нет, но месяц это долгий срок.
Ваш ошалелый,
В. Головачев
P. S. А впрочем, что ж и так все ясно.
В. Головачев
[ФМП. Оп. 16. Д. 4]
№ 3. Шутливый стишок В. Д. Головачева, обращенный к Е. С. Петровых
Катрин! Пишу тебе своей слезой и потом.
Мой врач мне повелел (растли его в кишку!)
Еще 17 дней скрываться, как сурку,
В моей норе печальным санкюлотом.
И так как ныне мой изнемогает дух
(Я по ночам ловлю мышей, скучая!),
То в среду ты покинь
