и теток и старух
И загляни ко мне на чашку чая.
Спешу уведомить: унылый узришь вид.
Такая грусть, хоть вылезай из кожи,
Повесился б и то мне доктор не велит.
Опасно, вишь, кишечник потревожим.
18/III — 27 г.
Vitalij ammalato
[ФМП. Оп. 16.3. Д. 16]
№ 4. Заявление О. И. Лурье в ОГПУ от 13/III — 29 г.
Я, нижеподписавшаяся, беру свою дочь Нину Моисеевну Лурье на поруки и обязуюсь, что она антисоветской деятельностью заниматься не будет. В противном случае я понесу за нее ответственность.
Ольга Лурье
13 марта 1929 г.
Садово-Кудринская, 21, кв. 43
[ЦА ФСБ РФ. Дело Р-40945. Л. 143]
№ 5. Заявление И. В. Беккера от 30/IV — 29 г.
Помощь Политическим заключенным
Екатерине Павловне Пешковой
Беккера Игоря Вячеславовича
Красноярск, Лебедевой, 62, кв. 2
Заявление
По отбытии мною ссылки в Туруханском Крае летом 1927 года мне было предъявлено в Красноярском СООГПУ новое постановление о воспрещении в течение трех лет проживать в 6-ти главных центрах Союза с прикреплением. Местом прикрепления мною был избран Красноярский Округ.
Казалось бы, что высылка, как дополнительная мера социальной защиты (согл. ст. 5 Пост. Президиума ЦИК СССР от 2 ноября 27 г.) должна была быть снята с меня немедленно, тем более, что я, согласно Инструкции по применению амнистии, изданной НКЮ, отношусь к трудящимся, ибо в момент осуждения пользовался избирательными правами (Инстр. НКЮ ст. 3 примечание).
Но вот прошло уже полтора года c издания Манифеста ЦИК, а никаких результатов амнистии мне неизвестно.
Поэтому прошу Вашего ходатайства о применении ко мне амнистии на предмет моего полного освобождения.
Аналогичные заявления мною посланы: 1) Прокурору при Коллегии ОГПУ, 2) Прокурору Республики и 3) Председателю ВЦИК.
На случай, если данного заявления недостаточно, не откажите известить меня, что еще нужно сделать, на что прилагаю открытку.
И. Беккер /Подпись/
30 апреля 1929 года
[ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1. Д. 335. Л. 156–157]
№ 6. Ответ из Помполита на заявление И. Беккера от 30/IV — 29 г.
1/VI — 29 г.
Б. 421
Иг. Вяч. БЕККЕР
В ответ на Ваше заявление, согласно справке ОГПУ сообщаю, что амнистия к Вам не применена.
[ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1. Д. 335. Л. 155]
№ 7. Письмо В. Д. Головачева к М. С. Петровых из Вишерского лагеря (Соловки)
19/XII — 29 г.
Дорогая моя, дальняя моя Марусенька. Не знаю, почему — несмотря на все провалы и зигзаги моей жизни, несмотря на все отличие ее от Твоей, Ты неизменно остаешься в ней самым близким, самым нежным и самым большим.
Сейчас — я знаю — Ты у меня одна, которая встретит меня по-человечески просто, и только в Твоей руке я не почую холода недоверия, ни дрожи превосходственной жалостности. А мне этого сейчас почти довольно, потому что я знаю теперь, что я прав, знаю настоящую цену этому и себе. Итоги подведены происшедшим со мной.
Отсюда моя жадность к Тебе, — подчас чисто осязательная, ибо я знаю, что Ты понимаешь безмерно больше и потому после Твоих писем — в мыслях и днем и ночью — смешная потребность Тебя всю взять в себя, чтобы прижать и сохранить бесконечно близкое и дорогое.
Было очень трудно последние 2–3 месяца. Сейчас голова ясная, как после болезни, только нервы напряжены до последней степени. Родная, рост дается нам всем жестоко трудно, ибо с раскрытыми, но не видевшими глазами вступили мы в жизнь бесконечно сложнейшую (а по существу, все ту же, простую). Поэтому — и провалы, и боль, через которую мы до сих пор только и познаем, и радуемся жизни.
Не все ли равно, в сущности, для самого человека, где его — из самых ретивых — приостановит жизнь — в концлагере и психастеником, хотя бы непосредственные причины нежданного срыва и все содержание было бы различным. Первый итог — общий — один, и в преодолении его смысла надо идти до конца, через все мелкие и крупные преграды, через труп своего бессознательного отношения к жизни. Фразы и детские эксперименты никогда никому не помогут. Жизнь принимает только те вызовы, которые брошены со всей полнотой сознания их, остальное вместе с авторами снимается со счетов, несмотря на все прекрасные личные качества.
Оттого-то нам близок был в свое время жизненный комплекс, ныне явно такого далекого Есенина, как и других его судьбы.
Внешнее сходство (а наши глаза слепли от аналогий) в болезненно-обостренном восприятии противоречий жизни человека послужило причиной для всенелепого самоуничтожения некоторых из нас.
Так же и нас с Тобой это привело на грань, ощутить и понять которую можем мы только на той нежданной «приостановке», которую оба переживаем.
Любимая моя, пойми это как последний сейчас личный вывод, как результат длительного аутодафе. Сейчас жадность к Тебе неизмеримо глубже, чем когда бы то ни было, и тревогой, и болью за Тебя полнится во мне все. Береги же себя.
В осязании Твоих писем неизбывная радость и неутолимая тоска о будущем.
Неотрывная моя, дальняя моя, пиши.
Жду — не расскажешь.
Твой Виталий
[ФМП. Оп. 16. Д. 1]
№ 8. Заявление Ф. А. Петровых в ОГПУ от 17/II — 30 г.
Заявл. гр-ки ПЕТРОВЫХ Ф. А. с просьбой об освобождении умирающего брата, СМИРНОВА Дмитр. Ал-др., наход. в больнице при домзаке в г. Вятке уже в течение 6 месяцев. Консилиум от 29/I — с. г. признал язву двенадцатиперстн. кишки, необходим. операции и невозможность таковой ввиду большой слабости сердца и всего организма. Просьба, принимая во внимание безнадёжное состояние больного, выдать его жене, находящ. в Вятке. Приговор. в к. лагерь на 5 лет, отбывал срок в Пинюге. Ему 60 лет.
[ГАРФ. Ф. Р-8409. Оп. 1. Д. 690. Л. 81]
№ 9. Коллективное письмо в ОГПУ от ссыльных в Архангельской области от 19/I — 1931 г.
В ОГПУ
Просьба об отмене или изменении порядка регистрации ссыльных, проживающих под Архангельском. Например, ссыльные дер. Нижне-Ладинское, находящ. в 6 верстах от Арханг., а также ссыльные более отдаленных деревень обязаны 3 раза в месяц (через 10 дней) являться в г. Архангельск для регистрации в дни твердо установленные для каждого ссыльного, невзирая ни на мороз, ни на приливы, крайне затрудняющие сообщение с городом. Болезн. состояние также не
