Мак-Грегор не стал читать о ставках. Он просмотрел несколько телеграмм из Тегерана и две телеграммы из Нью-Йорка, переданные через Форейн оффис. В нью-йоркских была приведена речь, произнесенная в Гарвардском университете одним из помощников государственного секретаря. Он оценивал положение в Иранском Азербайджане как дело рук антидемократических элементов и разных смутьянов, которые пытаются вызвать в Иране революцию, свергнуть законно избранный парламент и тем самым помешать тегеранскому правительству бороться за осуществление демократических реформ. Мак-Грегор горько рассмеялся. Вошел Эссекс и спросил, почему у него такой кислый вид.
– Да вот тут сообщение из Нью-Йорка, – сказал Мак-Грегор.
Эссекс уже не слушал его. Просмотрев сводку высказываний английской печати по поводу его собственной миссии, он прочел Мак-Грегору вслух некоторые выдержки. В двух из них сообщалось, со ссылкой на достоверные источники, что Эссекс по приезде в Москву виделся со Сталиным. Одна консервативная газета утверждала, что Эссекс и Сталин уже договорились о создании комиссии по изучению ситуации в Иране. Газета «Дейли уоркер» сообщала, что лорд Эссекс не виделся со Сталиным, что он напрасно теряет время в Москве, и рекомендовала ему отправиться в Иран и ознакомиться с положением на месте.
– Все это чушь, – сказал Эссекс и швырнул сводку в камин. – Меня всегда изумляло, чего только не выдумают эти молодчики.
Мак-Грегор ожидал, что Эссекс спросит его, как он решил относительно своего отъезда в Лондон, но Эссекс, видимо, просто забыл об этом, и Мак-Грегор почувствовал себя обиженным.
– Вчера я не успел сообщить вам, что встретил двух американцев – Хэмбера и Стайла, которые спрашивали о вас, – сказал он Эссексу, чтобы напомнить ему о вчерашнем разговоре. – Они просили известить вас о том, что они здесь.
– Да, да, Хэмбер и Стайл. Они уже звонили мне утром. Завтра или послезавтра мы побеседуем с газетчиками, Мак-Грегор, учитывая ответ, который получим на ноту. Говорить с ними официально до окончания миссии слишком рискованно. Эти газетчики всё так по-своему поворачивают, что с ними надо держать ухо востро. Но одного-двух можно пригласить к нам на обед завтра или послезавтра, совершенно неофициально – просто, чтобы ориентировать их кое в чем.
– Да они, повидимому, и так уже всё знают, – сказал Мак-Грегор.
– Да, это такие бестии, особенно Хэмбер. Я знаю его много лет. Толстокож, как носорог, но, повидимому, этого требует его профессия. Ну, Стайл – тот немножко поделикатнее. Увлекающийся молодой человек. Мы с ним встречались в Париже. Надоедал он мне там отчаянно. Между прочим, горячий приверженец русских.
– Он изменил свою точку зрения, – сказал Мак-Грегор.
– Ах, вот как? От них, конечно, всего можно ожидать, от этих правдоискателей. А вот Хэмбер, тот всегда верен себе, и с ним я могу столковаться скорее, чем с нашими английскими журналистами. Никогда еще не встречал английского журналиста, который бы мне по-настоящему нравился. Жизни в них нет; все они либо малокровные интеллигентишки, либо так, туристы. В прежние времена из «Таймс» выходили такие люди, как Черчилль и Керзон. Среди теперешних английских журналистов нет Черчиллей, но я не удивлюсь, если этот Хэмбер в один прекрасный день станет президентом Соединенных Штатов. Он явно на это рассчитывает.
Мисс Уильямс появилась в дверях и сказала, что сегодня в четыре часа отправляется дипломатическая почта в Лондон.
– А что, разве будет самолет? – спросил ее Мак-Грегор.
– Да, в пять тридцать, – ответила она. Дождавшись ухода мисс Уильяме, Эссекс спросил Мак-Грегора, не собирается ли он улететь.
Мак-Грегор почувствовал удовлетворение.
– Нет! – сказал он. – Я, пожалуй, готов остаться.
– Я так и думал, что вы останетесь, – сказал Эссекс. – Я вижу, вам не очень нравится ваша новая работа, Мак-Грегор, но это пройдет.
– Беда в том, что я в ней ничего не смыслю, – сказал Мак-Грегор.
– Я в молодые годы смыслил ничуть не больше вашего. Помню, как я поехал в Париж с Ллойд Джорджем – это было мое первое настоящее дело, и я в нем ровно ничего не понимал. Хотите верьте, хотите нет, но вначале всякие там статьи и пункты мирного договора казались мне сплошной тарабарщиной, а под конец я уже разбирался во всех тонкостях. Это вооружило меня тем первоначальным опытом, который был мне так нужен; и точно так же вам, Мак-Грегор, наша миссия даст немало ценного опыта для начала. Так что, если вы в чем-нибудь со мною не согласны, не смущайтесь и возражайте. Несомненно, это будет на пользу нам обоим. Может быть, и сейчас у вас есть какие-нибудь вопросы, которые вы хотите обсудить, пока мы не перешли к дальнейшему?
– Нет. У меня нет вопросов, – ответил Мак-Грегор.
– Вы в этом уверены?
Мак-Грегор был уверен. Все, что он ни сказал бы сейчас Эссексу об Иране, прозвучало бы, как пустая фраза. Эссекс своей постановкой вопроса лишил смысла все те доводы, которые Мак-Грегор мог бы привести в защиту собственной точки зрения. Промолчал он и потому, что не хотел до поры до времени подчеркивать свои расхождения с Эссексом. Он хотел остаться в Москве и дальше этого не заглядывал, хотя ему далеко не ясно было, что именно удерживает его здесь. Он догадывался, что дело не только в хорошей погоде, но от дальнейшего уточнения уклонялся.
– Вы предполагаете послать с сегодняшней почтой отчет о свидании с Молотовым? – спросил Мак-Грегор Эссекса.
– Да, думаю, что пошлю.
– Когда я вам буду нужен?
Эссексу не хотелось думать об отчете; ему неприятно было облекать в слова тот непреложный факт, что его первое свидание с Молотовым прошло вовсе не так уж удачно.
– В котором часу мы сегодня завтракаем у Мелби? – спросил он.
– Не знаю, – сказал Мак-Грегор. – Я собирался покататься на коньках.
– С нашей прекрасной спортсменкой?
– Да.
– Ну что ж, тогда потрудимся над отчетом после завтрака. А до того договоритесь с Мелби и с переводчиком и вытяните из них все, что возможно, в подкрепление моей памяти. Пусть каждый повторит вам, что говорил Молотов, и сверьте обе версии. Я люблю оперировать точными цитатами. Я бы сделал это сам, но мне надо еще повидать Френсиса по поводу ноты. – По правде говоря, ему не хотелось перебирать с этими дураками подробности беседы с Молотовым: достаточно было собственных неприятных воспоминаний.
По дороге в кабинет Дрейка Эссекс встретил на лестнице Кэтрин Клайв, поздоровался с ней и остановился поговорить.
– Доброе утро, лорд Эссекс. – Она не спешила уйти.
– Я слышал, вы собираетесь на каток? – спросил Эссекс.
Она кивнула и пошла вверх по лестнице.
Эссекс последовал за ней. – Я хотел просить вас позавтракать со мной сегодня. Мне было бы приятно поговорить с вами о вашем замечательном отце.
– Позавтракать с вами? Где?
– У сэра Френсиса Дрейка.
– Он может не захотеть завтракать со своей подчиненной, – сказала она, и лорд Эссекс засмеялся.
– А мы ему скажем, что я старый друг вашей семьи.
– Да, но ведь меня будут ждать на катке, – напомнила она Эссексу и тут же добавила: – Правда, лед сегодня неважный.
– Коньки от вас не уйдут, – сказал Эссекс. Когда они дошли до дверей Дрейка, она взглянула на Эссекса и сказала: – Что ж, посмотрим, что скажет сэр Френсис.
Эссексу почудилась в ее словах насмешка над Дрейком или, во всяком случае, намек на то, что Дрейка стеснит ее присутствие за завтраком. Но, поглядев на постное лицо Дрейка и обменявшись с ним приветствиями, Эссекс решил, что ошибается. Он подождал, пока Кэтрин Клайв не закончила короткой беседы с Дрейком о четырех пунктах советско-польского торгового договора. Когда они стали обсуждать вопрос о перешивке на широкую колею железнодорожного пути между Польшей и Россией, дело дошло даже до спора. Дрейк утверждал, что ширококолейная железная дорога – это орудие политического проникновения России в Польшу, попытка поставить Польшу в зависимость от русского транспорта, а Кэтрин Клайв говорила, что это вызвано потребностью в большем грузообороте и что против этого едва ли стоит возражать. Спор был мягкий, вежливый, едва заметный, но на Эссекса он произвел впечатление и в то же время позабавил его.
Когда с этим было покончено, он сказал Дрейку: – Вы не будете возражать, Френсис, если мисс Клайв позавтракает с нами? Я старый друг ее отца, и нам есть о чем поговорить.
Дрейк бросил быстрый взгляд на Кэтрин, но та и виду не подала, что это ее касается.
– Пожалуйста, – ответил Дрейк. – Кэтрин – всегда желанный гость.
Кэтрин едва заметно улыбнулась и вышла из кабинета.
– За завтраком будут еще два гостя, – поспешно сказал Дрейк. – Они только что прибыли с миссией из Лондона. Это представители Имперского Управления по пшенице. Один – лейборист Клипп, член парламента, а другой – какой-то ученый.
– А что им тут нужно? – спросил Эссекс.
