Народ занял глухую оборону, готовясь к глобальной катастрофе. Сметалось все, от спичек до хозяйственного мыла. В универмагах раскупили даже унылые серые пальто-саркофаги, на которые последние лет десять презрительно фыркал самый неприхотливый посетитель.
– Если так пойдет дальше – постирать нечем будет, – причитала бабушка, принося очередную упаковку стирального порошка. – Уфф, три часа отстояла.
– Мы скоро сами сможем открыть бакалейную лавку, – всплескивала ладонями мама. – Это уже тридцатая! Остановись, ради бога! Класть некуда. Зачем дед вчера мешок сахара принес?
– Не учите меня, – ворчала бабушка. – Вы, молодые, жизни не знаете. Всякое может случиться. Запасы лишними не бывают. Под кровать положим, не пропадет.
– Потому и дефицит в стране, что все тоннами гребут и складывают под кровати, – заметила я. – Там уже лежат пять новых алюминиевых кастрюль и ящик мыла.
– Ничего, не подерутся, – вынесла вердикт бабушка. – Завтра соль обещали давать, пойду за час до открытия, запишусь.
Той же осенью я записалась на подготовительные курсы педагогического филфака.
Вначале собралась в МГУ, но мама, услышав про мои планы, покачала головой и сказала, что университет – лучший вуз страны, туда едет талантливая молодежь со всей необъятной родины.
– Смотри правде в глаза, Саня, – проникновенно внушала мама, и я теряла волю под гипнотическим взглядом и убаюкивающим голосом, – сейчас ты лучшая в обычной школе, среди посредственностей, лучшая из худших… А в университет приедут лучшие из лучших, понимаешь? Не питай надежд, чтобы потом не разочаровываться. Ты же отправляла свои произведения в журналы? Тебе не ответили, не напечатали. Но даже если вдруг ты в МГУ поступишь, что потом? Все теплые местечки расписаны за детьми нашей литературной элиты. А тебе, девочке из простой семьи, придется брать интервью у доярок для какой-нибудь «Сельской жизни» или перекладывать бумажки в отделе писем журнала «Работница». Либо пойти в новую желтую прессу – сочинять разные пошлости.
Я молчала, потупившись. Мама со вздохом добавила:
– Когда-то у меня тоже были планы и амбиции. Но, как видишь, ничего не получилось. Если ты и вправду талантлива, пробьешься и с филфаком пединститута. А если нет – у тебя всегда будет кусок хлеба. Уж лучше быть хорошим учителем, чем плохим журналистом.
– Мм, – поддержал ее папа, – в нашей стране трудно чего-либо достичь. Лучше сидеть и не высовываться, целее будешь. Почему динозавры вымерли? Потому что высовывались.
Бабушка согласно кивала. Журналистика казалась ей уделом избранных, далекой и непонятной профессией, чем-то вроде космонавтики.
Единственным, кто меня поддержал, был дед Георгий. Он сказал, что ему нравятся мои рассказы и почему бы не попробовать, ведь я ничего не теряю, но его одинокий голос потонул в пучине иных убедительных доводов.
И я банально струсила, не поехала в МГУ. В самом деле, девочке Сане из полуподвала не место в элитной высотке. Кесарю кесарево, а слесарю слесарево.
А Дашка не испугалась и решила штурмовать Строгановку. Мы сидели на нашей кухоньке, потягивали чаек, Дашка искренне недоумевала, почему я не хочу идти в МГУ. А я лукавила, повторяла мамины слова, утверждала, что мне это вовсе не надо, помахивала растопыренными пальцами со свежевыкрашенными ногтями. Ногти отросли что надо – длинные и ровные, я долго возилась с пилкой, чтобы придать им красивую овальную форму, вниз нанесла французскую основу, купленную с переплатой у Вальки, сверху два слоя перламутрового с голубоватым отблеском лака.
– Классные ногти, – позавидовала Дашка. – А у меня не растут.
– Потому что ты их грызешь, – заметила я.
– Я не грызу, – смущенно буркнула Дашка и спрятала руки в рукава безразмерного свитера.
Затрезвонил телефон.
– Саша, тебя! – крикнула бабушка. – Миша Сухарев!
– Ба, ты можешь не кричать на весь дом? – не выдержала я. – Неудобно же.
– И чего тут неудобного? – обиженно поджала губы бабушка. – Не нравится – пусть не звонят. Вон и Кузьмин тебе звонит, и…
Я состроила бабушке страшные глаза и взяла трубку. Сухарев спросил, приду ли я к нему на день рождения.
– Ага, – лениво сообщила я, – уже ногти накрасила.
– Нет, правда? – не унимался Сухарев, плохо отличавший стеб от реальности.
– Правда. Не веришь, могу Дашку позвать, она подтвердит.
– Не надо Дашку, – отказался Сухарев.
– Ну, тогда пока, – сказала я и положила трубку на рычажки.
Дашка сунула в рот конфетку и многозначительно хмыкнула.
С памятного первосентябрьского утра красавчик Сухарев стал моим дневным кошмаром. В тот же день, проходя мимо, он, противно гыкнув, ущипнул меня за бок. Я опешила от наглости и, не раздумывая, съездила Мишке по уху. Он удивленно отшатнулся, захихикал и пробормотал, что я обалдела. Я велела, чтобы он не протягивал грабли, если не хочет схлопотать снова, уже ногой и ниже пояса. Сухарев изумленно похлопал красивыми глупыми глазами. Видимо, пронеся сотню метров мою сумку, он решил, что я дала ему карт-бланш. Как все признанные красавчики, Мишка не мог примириться с мыслью о поражении и пошел в планомерное наступление. Названивал домой, спрашивал задания по литературе, рассказывал какую-то муть, приглашал на прогулки. Задания я подсказывала, от приглашений отказывалась, байки про походы с пацанами в парк на игровые автоматы с покупкой пива и сигарет, которые им собака-продавщица сперва отказывалась отпускать в силу их малолетнего возраста, но в итоге кто-нибудь помордастее ее уламывал, слушала вполуха, если было время, либо обрывала, говоря, что тороплюсь на курсы. И чем больше он упорствовал, тем сильнее меня раздражал. Разумеется, как любая девчонка, я втайне грезила о томных взглядах, романтических свиданиях, прогулках в парке, первых робких поцелуях… Но отнюдь не Сухарев, да и никто из знакомых мне ребят не был героем этих фантазий. В душе был некий образ, туманный, загадочный… Почему-то я была уверена, что непременно узнаю его при встрече.
Вскоре Сухарев пригласил меня на день рождения. Прежде меня не звали на подобные мероприятия, да и сама я не особо стремилась ни тогда, ни, собственно, теперь, но отказаться сразу было неудобно – день рождения все-таки, и я спросила, будет ли Дашка. Мишка покривился и сказал, что вообще-то Нефедова ему на фиг не сдалась, но, если мне хочется… Я холодно заметила, что это его праздник, соответственно, ему решать, кто будет в числе гостей. Тогда Сухарев пригласил Дашку.
– Пойдешь? – спросила я подругу.
– Не знаю, – неохотно протянула она. – Никогда не приглашал, с чего бы вдруг?
– Да какая разница? Раньше не приглашал, теперь пригласил. Пойдем, потусуемся, в самом деле.
