На всякий случай, направляясь на левый берег, он старался не лихачить. Хотелось доехать до Валь-де-Грасс без приключений.
Встретиться у него предложил сам Мэттью. Во-первых, на правах вчерашнего именинника, во-вторых, потому, что хотел показать им свою статью, которую, судя по всему, правил вплоть до того момента, когда Грег поднялся в неторопливом лифте на его этаж.
Вид у Мэттью был довольно бледный, как после изматывающей бессонной ночи, а на щеке сияла свежая царапина.
– Ночной Париж? – спросил Грег, указывая на нее.
– Котенок. Очень игруч… Ты заходи…
Он впервые был здесь. Квартира была небольшой, но очень французской, и совершенно соответствовала Мэттью. В прихожей висела копия картины Дали, изображающей женский портрет и одновременно, в зависимости от того, что ты хочешь увидеть, – интерьер комнаты.
Конечно, чему же и висеть… Некоторый перебор с символами, но, учитывая, что замечаешь максимум треть, конечно, им нужно было перестраховываться. Интересно, сколько значимого на самом деле остается незамеченным? Пропущенных картин, людей, фраз, дверей, возможностей…
Под картиной стояло блюдечко с молоком, вокруг которого терся черный котенок. От его вчерашнего страха не осталось и следа. Темное нутро коробки осталось позади. Привет Шредингеру…
Мэттью заметил шлем, который он бросил на кресло в прихожей и, по своей привычке, удивленно поднял бровь.
– Тебе надоел берет?
– Скорее, надоело стоять в пробках. Взял мотоцикл, буду катать ночами повизгивающих девчонок.
– Понятно… Пойдем, я тебя познакомлю. Не с девчонкой, правда…
Огромные окна и стеклянная дверь гостиной выходили на террасу, с которой открывался вид на Люксембургский сад. Перед окнами, с чашкой кофе в руке стоял человек лет сорока с седеющей растрепанной шевелюрой.
– Это Леон, из риэлторского агентства. У меня какая-то ерунда с электричеством, и я поплакался консьержу.
– Да, такое случается, – подтвердил Леон. – Проводка делалась давно, напряжение скачет.
– Я вас оставлю на несколько минут, хорошо? – Мэттью переминался с ноги на ногу. – Буквально две фразы исправлю.
Грег кивнул, и вместе с этим Леоном, не сговариваясь, они вышли на террасу. Нужно было как-то заполнять паузу. Хотя, кому нужно… Тем более, что молчать с ним было неожиданно хорошо.
Риэлтор… Что же это он не в Каннах, с коллегами?
Неожиданно пришла в голову мысль, что иметь свой лофт в Париже было бы здорово. Или дом. Можно было бы оборудовать студию. Приглашать нормальных людей… Откуда только их взять…
– Знаете, я знаком с некоторыми риэлторами. Очень… хлопотная работа.
– У кого как, – откликнулся Леон. – Зависит от темперамента.
– Наверное. Но профессия все же обязывает. Превращать мечты в недвижимое имущество…
– Сильная формулировка… Но это не ко мне. Я вообще не занимаюсь строительством и покупкой. Только – аренда, и лучше на недолгий срок.
– Что так?
– А вот по той самой причине. Чтобы не обездвиживать мечты… Дом, в особенности второй, может быть складом накопившихся вещей или домиком улитки… Привязывать к одному месту или давать свободу.
– Можно совмещать. Иметь и то и другое.
– Можно. Но обременительно.
– И все же, Леон. Подберите мне лофт в Париже. Просторный, светлый, высокий. Знаете, единое пространство, где…
– Я представляю, что такое лофт.
– Извините. Я живу сейчас в таком, но это продлится недолго. Мне хотелось бы иметь его постоянно.
– Вы серьезно?
– Вполне. Может быть, я буду проводить здесь большую часть времени. Мне надоело там, где я жил до этого.
– Обычно надоедает не «где» , а «как» . Но это не мое дело, простите… Хорошо, я понял. Я посмотрю варианты и свяжусь с вами на днях. Я возьму ваш телефон у Мэттью?
– Да, пожалуйста.
Сзади раздался звонок, и Мэттью крикнул, что поднимается Мари.
Леон попрощался и уехал на том же лифте, из которого она вышла.
Мэттью нервничал, производил кучу лишних движений, подбегал к компьютеру, чтобы внести в текст последние исправления. Посмотрев на это и с подозрением исследовав торжественно стоявшую на столе вазу Клейна, Мари налила себе кофе, вышла на террасу и устроилась в кресле, прикрыв глаза и подставив лицо солнцу.
– Завтра приезжает наша загадочная подружка Сандра? – спросила она.
– Да, она писала. Я так понял, что я вызвался ее встречать.
– Галантно. А где она будет жить?
– Понятия не имею. Если она тоже не знает, привезу ее сюда. У Мэттью друг – риэлтор. Тем более, что мы с ним завтра идем на свидание к его «бессмертным» .
– Если со времен Ришелье это все те же сорок человек, то они, точно, бессмертные.
– Увы, нет. Когда один умирает, на его место избирают нового.
– Смерть бессмертных… Печально.
– Знаете, они действительно небожители, – на террасу вышел Мэттью. – Не от мира сего. Совершенно не зависят от денег, моды, политики… Никому ничего не доказывают, делают себе потихоньку что-то такое… Для вечности. Поэтому и Бессмертные…
– Слушайте, такое солнце… – сказала Мари. – Поскольку у меня пока не было возможности убедиться в своем бессмертии, пойдем вниз, в парк?
Это было решение, которое могло как-то купировать суетливые приготовления Мэттью к великому моменту вручения статьи.
– Пошли, Мэттью. Желание дамы – закон. Особенно в Париже. У тебя есть об этом в статье?
– А? Да… Нет. Пошли. Сейчас только распечатаю вам экземпляры…
В Люксембургском саду было тихо и тепло. На веранде негромко играл что-то французское оркестр, по аллеям фланировали парочки, кто-то сидел на вечных парижских стульях вокруг воды. Людей было немного, и свободный столик на террасе кафе нашелся сразу.
– Давай, Мэттью, не тяни, – сказала Мари. – Иначе перегорим.
Мэттью опять заволновался, еще крепче сжал лежавшую у него на коленях папку со статьей.
– Ну, в общем… Буквально два слова. Я попытался найти определение Парижа.
– Да, ты говорил. Почитать дашь? – спросила Мари.
– Это субъективный взгляд, но мне показалось, что он имеет право на… Здесь несколько необычный ракурс зрения…
– Мэттью, я понимаю, что это – новое Евангелие от Матвея. От тебя, то есть… Но ты хочешь пересказать или, может быть, мы прочтем?
– Да, конечно. Не обязательно сейчас. Когда будет время… Я забыл, мне нужно бежать. По поводу завтрашней встречи в Академии, я обещал… Ну, вот.
Он неловко раскрыл папку, листы чуть не выпали, он подхватил их, опять сложил в папку и положил ее на стол.
– Ну, созвонимся, да? Я пойду, а то опоздаю.
Мари смотрела ему вслед, щурясь на солнце.
– Смешной… Жаль будет, если статья плоская. Трудно будет увиливать, он почувствует. Хотя, если бы была плоской, он бы ее не дал… Придумал бы что-нибудь. Или просто сказал бы, что не дописал… Пошли к воде?
До начала детективного дежурства на улице дез Эколь было еще больше часа.
– Пошли.
У пруда стоял большой лоток с игрушечными корабликами. Паруса были самых ярких цветов, и только два, стоявших с края – просто белые.
– Всегда хотела взять такой парусник, и всегда пробегала мимо… Я возьму, ладно?
– Конечно.
Кораблики чуть-чуть напоминали его яхту. Не парусную, правда, а моторную, предназначенную для долгих морских путешествий, комфортную, надежную и стремительную… Стоявшую на приколе одиннадцать месяцев из двенадцати, а оставшиеся четыре недели в году служившую местом не совсем консервативных вечеринок в, мягко говоря, довольно случайных компаниях. И плаваний… Туда-сюда вдоль маленького отрезка береговой линии.
Они взяли оба парусника и, спустив их на воду, оттолкнули от берега. Теперь, если прищурить глаза так, чтобы не было видно бетонной кромки, они казались настоящими яхтами в сверкающем на солнце море. И неторопливо шли рядом, будто отражая друг друга. Только один был чуть меньше, а другой чуть больше.
– Забавно было у этого Дьябло, – сказала Мари.
– Место интересное… Я еще когда поднимался, почувствовал себя, как на лестнице Эшера. Знаешь, той, где кто-то идет вверх, а кто-то, неотличимо похожий, спускается ему навстречу. И понятно, что это – он же, просто на разных ступеньках. Где причина, а где следствие…
– Французская грамматика…
– Что?
– Прошлое и будущее – в одном мгновении. На одной ступени. Очень французское время – будущее в прошедшем. Futur dans le passé. Такая логика наизнанку. Когда стюардесса разносит кофе, всегда начинается турбулентность. Значит, стюардесса и создает эту турбулентность… Понять невозможно, можно только привыкнуть.
– А я привык. Идешь по такой лестнице навстречу своей копии. Себе самому. И чувствуешь… что можешь рехнуться. Иллюзия движения… Как ты пела – «из Авиньона в Авиньон».
