— Ладно, — послушалась я и отдала Грейди Майклу. Майкл — замечательный, замечательный отец. Я часто забываю об этом — и теперь обняла Майкла и Грейди и сказала:
— Мне пора, так что, если не спуститесь до того, как я уйду, спокойной ночи, милые мальчики, и спасибо, Майкл, за чудесный, чудесный День благодарения. — И я снова обняла их.
— Мы всегда рады вам, Хильди, — сказал Майкл.
— Вы чудесный, чудесный отец! Надеюсь, вам это известно. — Я не удержалась и слегка обняла их еще раз.
— Ох, спасибо, Хильди. Грейди, скажи «спокойной ночи» бабуле!
— Поконоси, — сказал Грейди.
Майкл понес Грейди наверх; я, Билли и Нэнси взяли пальто. Я обняла дочек, моих милых, милых дочек, и сказала, что очень их люблю. Они в ответ пробормотали мне что-то о любви. Потом я обняла Нэнси и Билла. Действительно, несмотря на то что они скучные и пытаются объявить Грейди своим личным внуком, нельзя не любить Нэнси и Билла Уотсонов. Они — настоящая соль земли. Вам не найти другого такого добродушного человека, как Билл Уотсон. А Нэнси всегда желает только добра. Тесс повезло, что у нее такие чудесные свекор и свекровь. Я так и сказала им.
Скотт проводил меня до машины и открыл мне дверцу.
— Было здорово, — сказал он. — Снова вместе. Как семья.
— Это да, — расчувствовалась я и обняла его. Мы поцеловались. По-настоящему, в губы.
Потом я спросила:
— И зачем тебе надо было оказаться драным геем?
Это насмешило Скотта; я села в машину, очень медленно проехала по дорожке — я знала, что чуть выпила и осторожность не помешает, — и поехала домой.
Мне потребовалось сорок пять минут, чтобы добраться до дома. Я ехала медленно. Но была на подъеме. Сегодня я получила подтверждение тому, о чем думаю уже некоторое время. Дочки уверены, что алкоголь мне вредит. Сегодня я доказала обратное. Он помогает. Всем лучше, когда я выпью. И девочки, и Скотт, и я сама давным-давно столько не смеялись. Если мое питье так пугало девочек, я буду поступать, как сегодня. Чуть-чуть. Просто расслабиться.
Когда въезжаешь в Вендовер, можно ехать в Кроссинг, а потом по переулку Свиной Скалы — к Речной улице, где я живу; а можно поехать на Горку и потом кружным путем. Я решила поехать через Горку. Любопытно было взглянуть, каких гостей принимает Ребекка на День благодарения. Проезжая мимо ее дома, я заметила пять-шесть машин на дорожке. Спускаясь с Горки, я проехала мимо дома Фрэнка. Он разжег камин; дым спиралью поднимался из трубы в лунном свете. Горел свет в одной из комнат на первом этаже. На дорожке стоял только грузовик Фрэнка. Я попробовала представить, с кем он мог бы обедать на День благодарения, — не смогла. Признаюсь, у меня возникло желание подъехать и постучать в дверь. Но я проехала мимо. Этому меня научили в клинике: избегать срывов.
В Хэзелдене люди много говорили о срывах, случавшихся в то время, когда они пили. Они рассказывали историю своего пьянства, читали свой «алкодневник» и говорили что-нибудь вроде «у меня все было, отличная работа, прекрасные дети. Два-три месяца я держался, выпивал только за компанию, а потом произошел новый срыв».
Срыв означал арест за вождение в пьяном виде или публичный скандал. Увольнение за появление пьяным на работе. Для женщины — проснуться в незнакомом месте рядом с незнакомым человеком. Одна женщина из Хэзелдена пошла в бар залить горе после разрыва, а когда пришла в себя после отключки, оказалось, что она на курорте на Багамах с мужчиной очень милым, но, увы, женатым. Бывали истории смешные. Все смеялись, даже сами рассказчики. Они не плохие и не сумасшедшие, у них просто было заболевание, под названием алкоголизм. И было решение, под названием анонимные алкоголики. И плюс подразумевались «высшие силы».
Бог.
Каждому полагалось рассказать свою историю, начиная с первой выпивки и до того, как он оказался в Хэзелдене. Когда пришла моя очередь, где-то через неделю после моего появления в группе, я начала примерно как все. Рассказала, как, начиная с первого глотка пива на пляже Норт-бич в компании старшеклассниц, мне нравилось действие алкоголя. Вспоминала, как он помогал побороть смущение в колледже. Как я казалась себе красивее, смешнее, умнее и гораздо милее, когда выпью. Все кивали, слушая. Возникала «идентификация». Сначала алкоголь на всех так действовал. Все спокойно ждали, когда я начну признаваться в том, как все пошло наперекосяк. Они хотели услышать о моих срывах. А я продолжала рассказывать о хороших временах. О кофейне, в которой мы играли со Скоттом, о том, как алкоголь снимал страх перед сценой и помогал лучше петь. Я объяснила, как помогли мне мои беременности. Как я со многим распрощалась. Как бросила сигареты и марихуану. Как расслабляло меня спиртное на вечеринках, особенно когда Скотт бросил меня одну в бурном море.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«Больше всего, — закончила я, — мне не хватает выпивки с любимыми. От нее я люблю их еще больше».
И это все. Обычно люди начинают аплодировать после таких «алкодневников», но теперь возникла пауза, потом раздалось несколько деликатных хлопков — от моей соседки по комнате и новенькой женщины, которая пришла на собрание впервые.
Селия, консультант и ведущая группы, откашлялась и сказала:
— Мне кажется, вы что-то упустили из вашей истории, Хильди.
— А, — сказала я и задумалась. — Ну, я пила годами, не могу уже вспомнить все, что происходило.
Люди засмеялись, мне стало приятно.
— И вас не арестовывали за вождение в нетрезвом виде?
— Ну, да. Но, честно говоря, меня не арестовали бы, если бы я случайно не въехала в зад патрульному полицейскому.
Тут уже вся группа захохотала. Это правда смешно. Я и сама засмеялась. Селия продолжила:
— По-моему, Хильди, вам надо прочитать главу пятую в «Большой Книге». О том, как необходима честность. Первый шаг к честности, без которой не победить нашу болезнь, алкоголизм, — признать, что мы бессильны перед алкоголем, что наша жизнь стала неуправляемой.
— Я продала недвижимости на семь миллионов только за прошлый год. Я вырастила двух чудесных дочек. Моя жизнь не была неуправляемой, пока я не приехала сюда…
«Ну что тут непонятного?»
Парень, который мне нравился в группе, темнокожий Раймонд, сказал:
— А я не понимаю, зачем вы приехали сюда, Хильди.
Пришлось признаться, что мои дочки считали меня алкоголиком. И что они устроили «интервенцию». Все время спотыкаюсь на этом слове — хочется сказать «инквизицию». И тут вся группа решила помочь мне преодолеть «отрицание». Если хочешь выйти через двадцать восемь дней, лучше прекратить «отрицание» и начать рассказывать страшилки. Да, у меня было несколько срывов. Пару раз в колледже я просыпалась утром в незнакомом месте. Потом этот случай с пьяным вождением и смутные деловые обеды, несколько пьяных речей на вечеринках. И еще тот случай с Фрэнки Гетчеллом. Но его я оставлю при себе.
Срыв с Фрэнки Гетчеллом случился задолго до того, как я попала в Хэзелден. Сразу скажу, что наш со Скоттом брак в тот момент трещал по швам. У нас шесть лет не было секса. Он утверждал, что у него «пониженное либидо». Как ни странно, я поверила. Вернее, частично поверила, а частично решила, что стала такой непривлекательной, что Скотту уже не хочется секса со мной. Винила во всем себя. Так вот, я была на рождественской вечеринке у Мейми и Боти. У них всегда не меньше сотни гостей и гигантский праздник. Однажды Мейми прицепила пару оленьих рогов на шетландского пони своей дочери Лекси и привела на вечеринку. Кончилось тем, что перепуганный толпой пони лягнул Мейми в бедро, сорвался с привязи и ринулся на кухню, растоптав тарелки и до полусмерти перепугав нанятых официантов.
Словом, в тот раз разыгралась настоящая снежная буря. Я здорово напилась. Скотта со мной не было. Он остался в Нью-Йорке, занимался «антиквариатом». Только позже я узнала, как «антиквариат» влияет у некоторых на либидо. Вечеринка подошла к концу, я села в машину, и она застряла на заледенелой подъездной дорожке. Все уже разъехались, а моя машина блокировала гаражную дверь, так что Мейми и Боти не могли вывести свою машину. Боти позвонил Фрэнку узнать, нет ли у него парня на снегоочистителе — чтобы довезти меня домой.
