Я пришла в возбуждение и в тот вечер, честно говоря, позволила себе небольшое празднество с Бабе и Молли. Я прикончила бутылку красного, но она была почти пуста, когда я начинала, и пришлось открыть еще одну.
Утро выдалось серым, падал сырой снег — синоптики называют его «снег с дождем». Я приехала в офис поздновато и едва вошла, Кендалл вскочила из-за стола, явно всполошенная.
— У вас в кабинете Ребекка Макаллистер. Когда я пришла, она уже ждала.
Я прошла в кабинет и увидела Ребекку, которая смотрела в окно на падающую мерзость.
— Привет, Ребекка, в чем дело?
Ребекка обернулась и, увидев меня, театрально вздохнула с облегчением:
— Хильди, я так рада, что с вами все в порядке.
— Разумеется, в порядке.
— Вы помните что-нибудь про вчерашний вечер? Я имею в виду, после того, как уехали от меня?
Что? Сердце заколотилось.
— Вчерашний вечер? — повторила я.
Ребекка обошла меня и закрыла дверь кабинета. Я села за стол.
— Хильди, я не хотела ничего говорить, поскольку знаю, что вы чувствительны насчет выпивки, но думаю, вам снова нужно лечение. Вы даже не помните, как приехали вчера вечером, ведь так?
Дышать. Нужно не забыть: вдох, а потом — выдох.
— Нет, я никуда не ездила. Я легла в постель. У меня сейчас полно работы, так что давайте в другой раз…
— Я знаю. Сделка Дуайтов. Вы вчера мне рассказали.
Я начала смутно припоминать телефонный разговор — я говорила, лежа в постели.
— Да, припоминаю. Вы позвонили, я уже наполовину спала, вот почему сначала и не вспомнила.
Я начала деловито перекладывать бумаги на столе — чтобы не было видно дрожащих рук. Когда нервничаю, у меня дрожат руки.
— Нет, Хильди, — печально сказала Ребекка. Чего ради она изображает вселенскую скорбь? — Я не звонила вам. Вы приехали ко мне. Вы были… словно безумная. Я хотела отвезти вас домой, но у Магды был выходной, да и вы наотрез отказались. Даже разбудили своим криком Бена.
Словно душу вытягивают — слушать, что творит твое тело, пока мозг в мертвой зоне. Словно шкуру срывают, словно публично обдирают до самой исподней отвратительной оболочки, которую никто не должен видеть, и выставляют напоказ.
Я никогда не рассказываю человеку, что он вытворял пьяный. И не расскажу.
— Вы катались по городу ночью мертвецки пьяной. Только мне это известно? Надеюсь, что так. Я не говорила ни вам, ни кому-либо еще о своих страхах, потому что город засыпает рано. К одиннадцати все дома в Вендовере погружаются в темноту; ничего ужасного, если кому-то нравится кататься ночью в подпитии. Но теперь я нервничаю. Если вы звоните мне и приезжаете, то остается только гадать, кому вы еще можете позвонить. И кому вы можете рассказать про меня и Питера.
Я легла спать. Я помню, как надевала ночную рубашку. Разбудил меня телефон. Или все это мне приснилось?
— И Питер из-за этого волнуется. Он так сказал.
Я подняла глаза от бумаг и дрожащим от гнева голосом произнесла:
— Как меня достала вся эта мишура с вами и Питером! Мне неинтересно, чем вы занимаетесь. Я никому не говорила…
— То есть вы не помните, говорили или нет.
— Уходите, Ребекка. Мне надо работать. Мне надо зарабатывать. Мой отец был не так богат, как ваш. У меня хорошо идут дела, и вряд ли я достигла бы такого успеха, если бы ваши идеи насчет моей пьяной болтовни о слухах вроде глупостей между вами и Питером…
— Хильди, я пришла к вам как к подруге. Питер предупредил, что так и будет. Что вы рассердитесь…
— Ребекка, просто уходите. Пожалуйста!
ГЛАВА 13
Гудвины положили на депозит деньги и назначили строительную инспекцию дома Дуайтов. Покупатели собирались подписать сделку к 1 февраля. Я была потрясена безумными обвинениями Ребекки, но за несколько дней успокоилась. Ребекка неустойчива, я всегда подозревала. Ее приятель — ее мозгоправ. Это многое объясняет. Лучше держаться от нее на почтительном расстоянии, и не только из-за хамства во время последнего визита в мою контору, но и потому, что за последние недели несколько раз сталкивалась с Брайаном Макаллистером. Как правило — просто виделись на заправке или у супермаркета, но один раз встретились перед магазином в Кроссинге. Брайан был с мальчиками — они выбирали Ребекке рождественский подарок. Брайан тепло обнял меня и сказал, что им очень нравится Вендовер; они счастливы, что я продала им дом мечты. Я даже смотреть не могла на мальчиков — почему-то чувствовала себя сообщницей проступка Ребекки, молчаливым соучастником тяжкого бытового преступления. Роман Ребекки больше не веселил и не развлекал меня. Я решила подержать дистанцию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Через несколько дней после подписания контракта Дуайтов я шла на почту и столкнулась на входе с Фрэнком Гетчеллом.
— Салют, Хильди, — пробормотал он, проходя мимо.
— Салют, Фрэнк, погоди-ка, — ответила я.
Фрэнк повернулся ко мне.
— У меня хорошие новости. Я продала дом Дуайтов.
— Да ну. — Фрэнк улыбнулся мне и, казалось, пытался найти подходящие слова, но в конце концов просто сказал: — Круто.
— Еще бы, и спасибо за работу. Я еще не получила счет.
— А. Наверное, я его так и не послал.
— Ну, тогда спасибо еще раз.
— Как дела в недвижимости?
— Не очень. Будет лучше через месяц примерно. Когда погода наладится. Только по твоей собственности у меня не было предложений. Почему бы тебе не назначить цену?
Фрэнк рассмеялся:
— Пожалуйста: пятьдесят миллионов долларов.
— Серьезно, Фрэнки. Подумай…
— Слушай, я тут выходил в море с Мэнни Бриггсом. В это время года я иногда с ним хожу; зимой-то у него экипажа нет…
— Да уж понятно, — сказала я.
Мэнни — из шестого или седьмого поколения мужчин Бриггсов, которые промышляли ловлей омаров в Вендовере. У Мэнни и его отца одно время был целый флот лодок, но сейчас остались только две. Летом не составляет труда набрать парней из школы и колледжа, однако зимой парни учатся. Мы с Мэнни одногодки. В старших классах моя подруга Линдси встречалась с ним, а я встречалась с его другом; мы привыкли встречаться до рассвета, потом утром жарились на солнце. Лодки воняли рыбой, топливом, и по'том парней. Мы с Линдси все лето ели омаров. Я приносила и домой — папе и Лизе. Джадд омаров не любил. Я с тех пор тоже не могу их видеть. Так бывает, когда переешь. Наверняка Мэнни Бриггс не ест омаров с детства.
— Ага, и я посмотрел на дом, который Санторелли строят на мысу Грей.
Вот теперь я заинтересовалась.
— Правда?
— Ага. — Он повернулся уходить, и я схватила его за рукав, отчего Фрэнки засмеялся. Он играл со мной — знал, что я умираю, хочу знать все о доме, который Санторелли строят на мысу Грей.
— Ну? Громадный? Уродливый?
Винс и Ник Санторелли — местные строители, сделавшие состояние в восьмидесятые и девяностые, когда наудачу строили дома на Северном берегу. Они работали с бостонским архитектором и создали несколько громадных и весьма привлекательных сооружений в Ипсвиче, Манчестере и Беверли-Фармс. Эти дома продавались за миллионы. Год назад они купили землю на мысу Грей, которая принадлежала Динам. Теперь младшие дети Динов выросли и перестали приезжать на лето в Вендовер. Они владели, пожалуй, самым лакомым куском земли во всем городе. Восемь акров — целый мыс. Если правильно поставить дом, вид на океан будет из любого окна. Дины выставили землю за пять миллионов долларов. Только за землю. И Винс Санторелли купил ее. Об этом говорили все местные брокеры. Братья Санторелли планировали построить дом и выставить его через колдуэллского брокера Саймона Эндрюса. А вскоре после закрытия сделки, может, через полгода, Саймона Эндрюса хватил удар на беговой дорожке в тренажерном зале. И никто не знал, кто теперь будет работать для Санторелли, когда дом закончат, и за сколько.
Я проезжала мимо участка много раз. Длинная подъездная дорожка с вековыми деревьями ведет прямо до мыса. Санторелли натянули поперек дорожки цепь, так что проехать, чтобы бросить взгляд, невозможно. Ну, не то чтобы невозможно, но это было бы незаконное проникновение. Вот уже год грузовики сновали по дорожке. Стройку было видно с воды, и я все лето ловила новости.
