— Я понял, — кивнул Барай. — Можешь идти к остальным.
Разведчик поклонился и поспешил покинуть своего хана. Оставшись один, Барай думал… Соблазн напасть на путников был велик. Но путники были странны. Что если это уловка ведьмы. Ворон не так давно посещал его и сказал, что нельзя никого и пальцем тронуть до того, как они схватят Каргу. Барай решил, что как бы то ни было, четыре человека вряд ли могут составлять угрозу, а вероятность быть обнаруженным ещё слишком велика. Поэтому пока, но только пока, они продолжат свой путь, как ни в чём не бывало, поглядывая за попутчиками.
***
— За нами следят, — поделился своими наблюдениями Ганс, когда группа стала на ночлег.
— Давно? — спросила как бы невзначай Кольгрима, поправляя палкой угли в костре.
— Как мы вышли из болот. Ночью человек подходил совсем близко к лагерю, видимо наткнулся на нас впервые. Я как раз караулил стоянку и слышал явно человеческие шаги, которые затем удалились, и через какое-то время услышал цокот копыт. Потом, когда мы шли по прямой дороге, я почувствовал на себе взгляд и обернулся, тогда я увидел силуэт человека на лошади свернувшего сразу в чащу. И теперь, когда я ходил за прутьями для костра, то заметил следы человека и лошади. Скорее всего он наблюдал за нами, а когда я пошёл в его сторону, отошёл дальше. Могу поспорить, он сейчас на каком-нибудь ближайшем холме следит за нашим огнём.
— Если он дальше пойдёт за нами, то скорее всего утром сначала подойдёт к месту стоянки, чтобы убедиться, что мы все ушли, — флегматично предположила Кольгрима. — Я могу оставить заклятие-ловушку, чтоб его парализовало на денёк.
— А если его найдут дикие звери? — насторожилась Олетта.
— Сожрут, — кивнула Кольгрима. — Поделом.
— Это могут быть местные, — предположила Роксана.
— Я не думаю, что местные были бы так неосторожны, — ответил Ганс. — К тому же, если бы местным было что-то нужно, они бы уже вышли к нам во всеоружии.
— Мы можем устроить засаду и разузнать, — предложила Роксана.
— Мы не знаем, пойдёт ли он точно через нас, — после некоторой паузы заявил Ганс. — И если он пойдёт не через нас, то мы можем провести в засаде бесполезный день. К тому же он может почувствовать засаду и не подойти.
— Что же будем делать? — спросила Олетта.
— Пока, нечего, — ответил Ганс. — Пусть следит. Я думаю, что это такой же странник, как и мы. Скорее всего идёт впереди каравана и разведывает. Следит за нами, так как мы очень странная компания, старается определить не опасны ли мы.
— Я бы оставила заклятье, — пожала плечами Кольгрима. — И ещё бы под деревом кусок мяса, чтоб хищник пришёл, мяса поел, нашим любопытствующим закусил.
— А ты кровожадна, — заметила Олетта.
— Я просто стараюсь выжить, — кивнула Кольгрима. — Если сегодня не съешь ты, завтра съедят тебя.
— Мы не знаем чьего слугу убьём, — возразил Ганс. — Возможно то, что мы сделаем принесёт нам больше проблем, чем мы избежим.
— Отсутствие проблем с людьми — непозволительная роскошь для тёмных колдунов, — улыбнулась Кольгрима. — Обычно, зная кто ты есть, тебя сразу попытаются сжечь.
— Не прибедняйся, — ухмыльнулся Ганс. — В твоей деревне тебя не трогали.
— Это была не деревня. А стоянка северных мореплавателей, которую они постоянно перевозили. У людей, потомственно промышляющих морским грабежом и разбоем, масса отрицательных черт, но они, как правило, лишены предрассудков простых крестьян, ииспользуют всё, что может нанести их врагам вред и помочь им.
— Что ж ты ушла от них?
Кольгрима взглянула на Ганса, и в её глазах он увидел нехороший яростный блеск. Он понял, что поднял "больную" для Кольгримы тему и поплатится за это, хоть и сделал это нечаянно.
— Я конечно тупа, зла, мстительна и коварна, но у меня есть свои лимиты. Ты понятия не имеешь, что такое общаться с людьми, которые оторваны от здравого смысла настолько, что их существование лишь удача, помноженная на удачу. Ты всю жизнь жил в замке, и поверь мне, не видел и десятой доли того, на что способен человек лишённый морали.
Над костром повисло молчание.
— Глядите в оба, — задумчиво произнесла Роксана.
— Я спать, — поднялась от костра Кольгрима.
— Я, пожалуй, покараулю, — кивнул Барон.
***
Разведчик шёл по следу уже не один день. То там, то здесь он оставлял Бараю послания и знаки, о том в какую сторону идут путники.
Путники впереди перешли в брод небольшую речку и скрылись в чаще. Только тогда преследователь тоже вышел на открытый берег. Перейдя брод, он подвязал верёвку с узелками к суку старого дуба. Вместе с деревом, на котором висела верёвка с тремя узлами, сообщение Бараю означало примерно следующее: "Путники идут той же дорогой. Обогнать незамеченными не получится". Разведчик догадывался, что Барай примет верное решение и убьёт мешавших ему, поэтому счёл за необходимость, когда путники устроились на ночлег, занять место на холме недалеко от их стоянки, чтобы с одной стороны видеть дым их огня, а с другой — не попасть под атаку собственных конников, если Барай решит затоптать путников верхом.
Эта ночь была безлунна, и разведчик подумал, что очень плохо не учесть это при оставлении его сообщения. Если Барай нападёт, то разбежавшийся за путниками отряд может не только не настигнуть их, но и заплутать в лесу. Хотя… разведчик откинулся… пусть Барай думает сам, тот не любил советов и никому не позволял себе советовать. Сон почти накатил на ордынца, когда некто зажал его рот рукой и кольнул остриём лезвия под лопатку.
— Если будешь вести себя беспокойно, тут же отправишься к предкам, — предупредил его мужской голос.
Ганс убрал нож, связал схваченному руки за спиной, и только потом перевернул его, поставил и повёл в лагерь.
Кольгрима всё же оставила заклятие слежения на месте их стоянки и сотворила пару других по пути их следования. Из них она узнала, что кроме одинокого соглядатая за ними идёт целая толпа ордынцев. Шли они в те же края, миролюбием не отличались, хоть и крались как дикие звери.
Роксана и Барон вывели разведчика к огню. У костра их ждали Кольгрима и Олетта. Усадив ордынца на поваленное дерево, Ганс встал над ним и с угрозой произнёс:
— Ну… рассказывай.
— Мне нечего вам рассказывать, — с вызовом сплюнув на землю, ответил ордынец.
— Ждёшь своего Хана? — спокойно проговорила из-за пламени костра Кольгрима. — Напрасно. Занемог твой Хан животом. И сейчас он в полудне пути от нас.
— Ведьма! — вскрикнул ордынец, и у него в глазах пробежал страх, который он попытался унять.
— Ведьма, — подтвердила Кольгрима. Она заметила этот страх и не стала разубеждать ордынца, объясняя разницу между ведьмой и чернокнижницей. — Ты скажешь мне всё. Иначе тебя ждёт ужасная участь.
— Скорее солнце взойдёт на западе, а реки потекут вспять, чем я предам своего Хана, — с бравадой произнёс ордынец.
— Хорошо, — скромно произнесла Кольгрима.
Она отхлебнула чуть из своей пиалы, поднялась, подошла к ордынцу и выпустила содержимое из-за щёк ему в лицо. Часть попала ордынцу в глаза, и он опустил голову, чтоб проморгаться. Когда он снова поднял голову Кольгрима сидела на своём месте и довольно улыбалась.
— Что ты сделала? — спросил пленённый разведчик.
— Я наслала на тебя порчу, — торжествующе ответила Кольгрима. Тени, отбрасываемые языками пламени, танцевали у неё на лице. — Сейчас ты чувствуешь лишь небольшое покалывание на коже, но скоро… скоро ты почувствуешь, как у тебя отнимаются пальцы, потом ты не сможешь двигать ни руками, ни ногами. И тогда мы оставим тебя на муравейнике, и там ты будешь чувствовать, как тебя заживо растаскивают муравьи по своим норам.
Ордынец затих. Путешественники оставили его одного, занявшись каждый своими делами. Разведчик Хана прислушался к себе и понял, что действительно ощущает, как кожа на лице покалывает. Посидев ещё какое-то время, он ощутил, что пальцы на руках действительно отнимаются, а ноги… он не мог понять слушаются ли его ноги. На ордынца нахлынула паника. И чем глубже он пытался дышать, пытаясь объяснить свои ощущения тем, что он сидит со связанными руками уже не первый час, тем больший страх испытывал, вспоминая ужасные истории про ведьм, что ему рассказывала его бабка.
