мне всего этого не съесть…
Наконец раскрасневшийся повар, кряхтя от натуги, вынес из кухни горячий рождественский пудинг с веточкой остролиста.
– Фу! – Управляющий смахнул бисеринки пота со лба. – Ну вот, все почти готово. – Он придирчиво оглядел ломящийся от яств стол. – Эх, и зачем я сам себе палки в колеса вставляю! – пробормотал он себе под нос. – Ну да ладно, Рождество – моя слабость. Ван Фу, звони к ужину!
Мелодично забренчал колокольчик, и гости принялись отодвигать кресла и рассаживаться.
Во главе стола восседал Зиггер. Глаза его возбужденно блестели, и наряд находился в полном соответствии с выражением лица: к праздничному смокингу и шелковой рубашке добавился сиреневый бант, украшенные камнями запонки и китайская нефритовая подвеска на поясе. На лице его играла загадочная улыбка Моны Лизы.
– Вы сегодня в прекрасном расположении духа! – заметила Мари.
Хозяин лишь улыбнулся еще загадочнее и сделал большой глоток вина.
Повар принес новое блюдо, тщетно пытаясь найти для него свободное место на столе.
– Ох, это же пирог с почками! Моя покойная матушка всегда пекла такой к Рождеству… – Зиггер приложил к глазам белый батистовый платок. – Да, прошлое все ближе и ближе…
Елена с задумчивым и несколько печальным выражением лица крутила в руках салфетку.
– Доченька, с тобой все в порядке? Ты сегодня выглядишь совершенно неподобающе рождественскому ужину! – участливо сказала мадам Бриль. – И этот рот скорбной скобочкой… Дорогая моя, такие губы сейчас не носят!
– Да-да, – подхватил Йозеф. – У вас все хорошо, Елена?
– О, у меня всего лишь болит голова. Не обращайте на меня внимания, – ответила она. – Со мной такое случается. Слишком много суеты вокруг. К завтрашнему утру все пройдет, не беспокойтесь!
Фаина, завидев летчика, помахала ему рукой и пригласила сесть рядом.
– О, голубчик, вот и вы, ну наконец!
Симон кинул на нее взгляд из-под нахмуренных бровей. Плечи его, обычно широко расправленные, поникли. Он снова косо взглянул на мадам Бриль, затем все-таки приблизился к стулу рядом с ней, неловко ступая боком, и сел.
Мари навострила уши.
– Эй, что вы так на меня смотрите, будто я черт с хвостом или чумазый трубочист? У меня что, тушь потекла? – Фаина вытащила из декольте зеркальце.
Летчик на секунду отвернулся, еще сильнее ссутулился и пожевал губами. Затем с шумом вдохнул воздух и, решившись, повернулся к мадам Бриль.
– Фаина, можно задать вам один важный вопрос? Чтобы я… чтобы я не терзался напрасными сомнениями… – спросил он приглушенным голосом, избегая смотреть ей в глаза.
Мадам Бриль кокетливо помахала у лица салфеткой, словно индийским опахалом, похлопала ресницами и томно сказала:
– О, голубчик, задавайте! Я готова!
– Скажите, Фаина, вы честная женщина?
Выщипанные в тонкую нить брови мадам Бриль поползли наверх. Кокетливая улыбка сошла с ее лица, она отложила в сторону салфетку и вздохнула.
– Эх, а я-то думала, вы мне предложение собрались делать, – сказала она уже своим обычным голосом. Потом быстро посерьезнела. – Да, – сказала она, – я честная женщина, – и посмотрела летчику в глаза.
Тот замер на мгновение, а после вдруг оттаял, расслабился, морщины ушли с его напряженного лба, а плечи расправились. На лице появилась счастливая улыбка.
– Хорошо, – сказал он, немного смущаясь. – Я вам верю. Знайте, вы можете на меня положиться!
Мадам Бриль кивнула, потрепала его по плечу, и летчик аккуратно положил руку ей на колено.
Хозяин, потирая пальцем перстень с китайской печаткой и чуть вытягивая вперед подбородок, окинул взглядом присутствующих.
– Итак, все в сборе. Что же, время начинать!
– А где же доктор Коста? – спросила Мари, оглядываясь. – Я не видела его с самого обеда…
– Да вот же он! – Алексей кивнул в сторону доктора, который спускался по лестнице.
Вид у того был еще более озабоченный, чем прежде. Он смотрел куда-то в пространство и бормотал себе под нос.
– Эх, я так и не поговорила с ним, – вздохнула Мари.
– Ничего, еще успеешь, – сказал Леонид. – Вот после ужина и поговоришь. Если бы дело было очень важным, он бы уже обязательно пришел к тебе снова.
Хозяин приподнялся и торжественно произнес:
– Пришло время для тоста. – Он прокашлялся. – Вот и настал этот счастливый день! С наступающим нас Рождеством! Поднимем бокалы во славу наших великих предков и былых веков. И за шанс, который выпадает лишь раз в жизни! – добавил он.
Голос его дрожал, а глаза блестели от влаги.
Гости подняли бокалы. Свет искрился в пузырьках шампанского.
– Странный тост для рождественского вечера, – тихо заметила Мари.
– Да, и не говори, – ответил Леонид. – Но ты же слышала, он причисляет себя к этим, как же их лучше назвать… Приверженцам культа предков. А подобные идейные персонажи любое событие могут перевернуть с ног на голову. Видят всюду какие-то одним им понятные скрытые знаки… – Он покачал головой. – Но если это наполняет его жизнь смыслом, то почему бы и нет… Нам-то какая разница!
– Любой культ – всегда история искушения и одержимости, которая лишает человека радости, – Мари задумчиво подергала шелковую ленту на косе. – А затем губит его…
– История одержимости? Ты про «Шанель»? – громким шепотом вмешался Женька.
Мари в недоумении приподняла брови.
– А при чем тут «Шанель»?
– Ну ты же сама мне недавно рассказывала. – Евгений возвел глаза к потолку. – У этого типа с усами и каре… Тран… трансцендентальное стремление к «Шанели» на толстой вате как к высокой цели59, вот! – Женька важно поднял вверх указательный палец. – Так и он, хозяин… Скрытые смыслы!
Мари подавилась шампанским.
– «Шинель» Николая Гоголя, что ли? – рассмеялась она.
– Ах, шинель, а не «Шанель»? – разочарованно протянул Женька. – А чего к ней стремиться-то, к шинели?..
Феликс молча ковырял в своей тарелке с салатом и усиленно хмурил лоб. Казалось, он о чем-то глубоко задумался и решал в уме сложную математическую задачу.
«Видеть кузена Мелиссы молчаливым непривычно, – подумала Мари. – Хотя, возможно, это его нормальное поведение, и сейчас он всего лишь снял маску деланой капризности и экстравагантности, которую носил в первые дни. У каждого свои способы производить впечатление на общество. И все же…» Она снова взглянула на нахмуренные брови Феликса и покачала головой.
Вдруг раздался оглушительный хлопок.
Мари вздрогнула.
Амадей издал низкий грудной звук, черной упитанной ласточкой взвился в воздух и приземлился прямо на стол, вонзив зубы в кусок сочной курицы.
Все вскочили из-за стола.
Феликс от неожиданности пролил шампанское на рубашку.
– Проклятье… – громко чертыхнувшись, он потянулся через стол за салфетками.
Мари бросилась в холл.
Каменные плиты были усыпаны конфетти, рядом лежала пустая хлопушка. Мишель и Анюта визжали от радости.
– Господи! – бледная Елена схватилась за сердце. – Ну что за непослушные дети! Постоянно приходится за вас краснеть! – воскликнула она, отобрала у Мишеля оставшиеся хлопушки и попыталась вытащить из волос дочери бумажные спирали.
– Да ладно тебе, – сказал Алексей. – Это всего лишь хлопушка. Не порть им детство!
Все вернулись на свои места. Феликс стоял у стола и вытирал мокрую от шампанского рубашку.
Мелисса подошла к нему.
– Давай я помогу!
– Отвали, Мелисса.
– Эй, молодой человек, мы за столом, – возмущенно сказал управляющий. – Я не позволю в Рождество…
– Pardonne-moi60, – извинился Феликс, сел и снова свел брови к переносице.
Мелисса откинула волосы назад и тихо прошипела:
– Давно хотела тебя спросить, дорогой братец… Где это ты сегодня весь день пропадаешь?
– Мелисса, не капай мне на мозги, – небрежно бросил Феликс, не поворачивая головы. – Займись лучше чем-нибудь полезным.
Мелисса побледнела. Она сжала губы в плотную линию и провела длинными красными ногтями по лезвию ножа. Затем резко вонзила острие в кусок масла, лежащий рядом в серебряной масленке.
«Да, драма разворачивается нешуточная», – с сочувствием подумала Мари.
Глава 20
Робин Бобин Барабек
Скушал сорок человек,
И корову, и быка,
И кривого мясника.
Корней Чуковский
Тут управляющий взял в руки колокольчик и потребовал внимания.
– Дорогие гости! Сегодня вам выпала честь отведать
