Кожу девушек покрывал золотистый загар.
Все примерно одних лет. И явно принадлежат к роду человеческому. Пусть и не земному. Бывает же такое.
Они выглядели, как дюжина голливудских красоток, тщательно вымытых, ухоженных. Словно их втиснули в первобытные одежки, в сандалии, и, расчесав им длинные, эффектно взбитые лохмы, подрядили разыграть пляжный эпизод из жизни полинезийских дикарей.
Для одинокого звездолетчика, потерпевшего катастрофу бог знает где, зрелище это было весьма неожиданное, хотя – приятное сердцу.
И глазу. Я совершенно искренне, от всей души, стал подглядывать за ними из кустов.
Потом меня посетила мысль о мужской части населения.
Пасторальная картина приобрела едва уловимый тревожный оттенок.
Непонятно, чем тут занимались длинноногие хохотушки. Для полинезийских дикарей океан прежде всего был источником пищи. К берегу они выходили, желая поймать что–нибудь к обеду. А эти очаровательные дикарки вели себя, как первокурсницы на каникулах. При себе у них, кажется, не было ни орудий лова, ни домашней утвари. Они просто носились по берегу, обливали друг друга, верещали, как целое стадо белок, и явно получали от своих занятий огромное удовольствие.
Утомились первокурсницы где–то через полчаса.
Несколько девиц быстренько сбегали в заросли, принесли целую груду ярких плодов. Компания, усевшись в кружок, начала уплетать дары природы, за обе щеки, и по–прежнему находя много поводов для болтовни и веселья.
Перед экскурсией я позавтракал. Но сейчас был бы рад присоединиться к пикнику. Если, конечно, из чащи не появится крупногабаритный папаша одной из старлеток, с дубиной и в ожерелье из человеческих черепов.
Разумеется, пугать крошек мне совсем не хотелось. Но и надежд на то, что удастся легко подружиться с ними, я не питал.
Не высовываясь из кустов, негромко посвистел – так порой окликают приятеля, который тебя не замечает.
Девушки сразу же уловили новый звук и оглянулись на заросли.
Я повторил свои позывные. Медленно поднялся над кустами. Улыбнулся. Помахал рукой. С места пока не двигался.
По встревоженным взглядам и по тем испуганным, удивленным репликам, которыми девушки обменялись, я понял, что одинокие звездолетчики в серебристой униформе – не слишком частые гости в этой части вселенной.
Улыбаясь, как полный идиот, я сделал шаг по направлению к девицам. И поднял руки, показывая, что в них оружия нет.
Дикарки, вскочив на ноги, внимательно смотрели на меня, готовые задать стрекача в любую секунду.
Гонка с преследованием – не всегда лучшее начало знакомства. И я сел на песок, расслабился, подставив лицо полуденному солнцу.
Если девушки и приняли меня за кого–то из своих знакомых, то виду не подали. Совсем. Продолжали рассматривать, изредка сообщая подружкам о своих впечатлениях.
Чтобы как–то разрядить обстановку, я снова помахал им рукой. Рот уже привычно растянулся до ушей.
Одна из девушек, с огромными серыми глазами, нерешительно улыбнулась в ответ.
Тогда я, глядя в ее голливудские очи, заулыбался еще интенсивнее. Достал из кармана брикетик пищевого концентрата, завернутый в фольгу, протянул ей, предлагая завязать торговые отношения.
Показал на свой рот. Пощелкал несколько раз челюстями, для полной ясности.
Эффекта я добился неожиданного.
Большая часть аборигенок пустилась наутек.
Сероглазка остановила их резким возгласом.
Девушки затараторили, убеждая ее в чем–то.
Чаще других звучало мрачноватое слово «грулл».
Неужели они решили, что меня хлебом не корми – дай полакомиться молоденькими красавицами?
Как выяснилось позже, это предположение было не далеко от истины.
Голливудские очи туземки стали еще больше, заняв добрую половину лица. Сказав что–то подружкам, она села на песок, по моему примеру, взяла в руку вытянутый желтый плод, вопросительно предложила мне.
Я тут же закивал и постарался жестами подтвердить свое намерение закусить бананом, а не ей самой.
Поднялся на ноги, сделал пару шагов вперед, продолжая улыбаться и протягивать брикетик.
Играющий на солнце кубик в фольге притягивал моего контрагента, как сороку – чайная ложечка. В душе сероглазой девушки явно шла мучительная борьба двух противоположных стремлений. Любопытство, тем не менее, возобладало над осторожностью. Оглянувшись на подружек, словно прося их не дать в обиду, ежели что, она встала с песка, отряхнула попку и тоже сделала пару шагов навстречу.
Другие аборигенки тревожно залопотали, но сероглазка отмахнулась от их слов.
Вот так мы и продвигались к контакту цивилизаций: два шага с одной стороны – два шага с другой.
Иногда сероглазка посматривала на кусты, вероятно, полагая, что там могут прятаться мои соплеменники.
Но я, кивнув на густые заросли, отрицательно покрутил головой: нет, мол, там других звездолетчиков, один я у вас такой.
Она, кажется, поняла. И поверила.
Когда между нами оставалось шагов пять, мы остановились, как по команде. Хорошенькая аборигенка с любопытством рассматривала мою униформу. Оглядела и обувь, и амуницию.
Она была заинтригована.
Я тоже изучал ее с неподдельным интересом. Хотя меня больше привлекала не одежда, а то, что под одеждой.
Видно было, что девушке хочется потрогать ткань, из которой сшит костюм звездолетчика.
Я ничего не имел против.
Изображая на лице искреннюю симпатию, что, впрочем, было совсем не трудно, я сделал шажок по направлению к девушке.
Аборигенка не двигалась, внимательно глядя мне в глаза. Я еще раз проделал тот же эксперимент. И – еще раз.
Теперь мы с ней могли, при желании, обменяться рукопожатием.
– Саша, – сказал я и ткнул себя в грудь. – Саша. Меня зовут Саша. Понимаешь?
Сероглазка мгновенно угадала, что началась церемония знакомства.
Ритуал есть ритуал. Здесь уже более или менее твердая почва под ногами.
– Ники, – представилась она, положив ладошку себе на грудь. – Ники.
– Ники, – повторил я и улыбнулся ей.
– Сача, – произнесла она в ответ и тоже улыбнулась.
Мы оба сразу почувствовали облегчение. Ну просто – гора с плеч.
Помимо всего прочего сероглазку, наверное, воодушевил тот факт, что я не сказал «грулл», представляясь. Она даже вздохнула, радостно и просветленно. Ее чудесные серые глаза просто сияли. Ники обернулась к подружкам и помахала рукой, произнесла несколько слов, давая понять, что опасности – нет.
Я тоже обрадовался. Конечно, первые шаги к взаимопониманию двух цивилизаций… Но познакомиться с такой девушкой – само по себе очень приятно.
И другие барышни, держась плотной стайкой, приблизились к нам. Как на подбор – одна краше другой. Неужели тут все такие?
Часто ли увидишь дюжину топ–моделей на участке пляжа в пять квадратных метров?»
– Достаточно, – сказала Мэй, глядя на Тина более серьезно, чем он ожидал. – Не вспомнил, что было дальше?
– Нет. Честно говоря, мне уже даже нравится. Значит, у этой сказки – есть продолжение?
– Да, – вздохнула Мэй. – Идем обедать.
У двери в кают–компанию Тина перехватил Ковак.
– Есть новости, – сообщил он, без своей привычной людоедской улыбки.
Подошел Зоран Чолич. Второй пилот кивнул, давая энергетику понять, что говорить можно при нем.
– Ваш корабль исправно подает сигналы. Но не постоянно, а пакетами, раз в сутки. При этом каждый новый пакет включает в себя все предыдущие. Таким образом, ничего не пропадает.
– Но где передатчик? – спросил Ники. – Он ведь должен быть достаточно большим.
– Новые технологии. Весь корпус вашего корабля – мощный передающий контур. И он срабатывает только раз в сутки. Заметить что–либо очень трудно.
– Как же ты заметил?
– Я обратил внимание на значительный перерасход энергии. Она уходила неизвестно куда. В одно и то же время. Я стал искать. Нашел.
– Осталось найти «жучок», – сказал Чолич хмуро.
По лицу Хилла Тин видел, что его разбирает любопытство. Кто же они такие? Почему в их распоряжении оказался боевой корабль? И что происходит на судне?
Второй пилот не спешил с откровениями:
– Ты можешь отключить контур?
– Попробую. Но для этого мне нужно покопаться в главном компьютере.
– Покопаешься.
Глава шестнадцатая. ЖЕРТВА
Покончив с десертом, Ники снова попал во власть психотерапевта Мэй.
Они сидели в ее каюте.
– Смотри, – сказала Мэй.
И Тин прикрыл глаза.
«Симпатичные аборигенки обступили меня.
Их глазищи горели самым неподдельным интересом. Я даже смутился поначалу. Но потом заметил, что прежде всего их притягивала моя удивительная сияющая униформа. Не я сам.
