Данное обстоятельство чуть–чуть задевало самолюбие. И я решил вернуться к переговорам о торговом соглашении.
– Держи, – сказал я и протянул Ники брикетик.
Она благоговейно взяла. Стала рассматривать со всех сторон, вернее – любоваться. Ее серые очи светились радостью и восхищением.
Несколько девушек устремились к ней, явно завидуя.
«К алтарю отнесет», – подумал я.
Но потом засомневался. Уж больно сильное впечатление произвел на нее брикетик пищевого концентрата.
Нет, не отнесет. Себе оставит. Совершенно точно.
Вспомнив о правилах обмена, сероглазка торопливо протянула мне банан.
Я поклонился ей в знак благодарности. И стал очищать свое приобретение от кожуры. Очистил. Запах аппетитный и совсем банановый. Откусил. Пожевал. И по вкусу – банан бананом.
Аборигенки заворожено следили за движением моих челюстей.
Съев банан, я бросил кожуру в кусты, не желая засорять пляж. Достал из кармана еще один брикетик, намекая на то, что один банан для меня – как слону дробина. И показал девушкам. Топ–модели – надо им отдать должное – моментально все поняли. Кинулись к оставленной кучке плодов. И притащили их все. Причем, особенно уверенно чувствовали себя те, кто успел схватить банан. Должно быть, решили, что бананы – моя слабость.
И я честно расплатился. Каждая получила по брикетику пищевого концентрата. А у моих ног образовалась маленькая фруктовая лавка.
Мне приятно было видеть, какой радостью светились хорошенькие мордашки юных аборигенок.
Едва миновал шок, вызванный приобретением такого чуда, как они возбужденно защебетали, обсуждая достоинства сверкающего кубика.
Ники слегка нахмурилась. Поскольку теперь она уже не была единственной обладательницей этой потрясающей вещи.
Тогда я, чтобы вознаградить ее за проявленную смелость и доверие, сделал еще один добрый жест. Если бы не она, то ведь не известно, чем бы закончилась моя попытка установить контакт.
Сняв с руки небольшой компас в никелированном корпусе, я осторожно взял ее за ладошку.
Пальцы девушки были теплыми и чуть подрагивали в моих. Ее серые глазищи невероятно расширились. Ники замерла в ожидании.
Другие старлетки, притихнув, созерцали эту картину.
В полном молчании, под легкий шорох океанских волн, я надел свой навигационный прибор на тонкое, загорелое запястье, щелкнул замочком на браслете.
Сероглазка была сражена.
С полминуты она смотрела, не отрываясь, на этот новый бесценный дар, еще не решаясь верить. Подергивания магнитной стрелки просто заворожили ее. Потом девушка подняла растроганный взор на меня, как на доброго Деда Мороза, подарившего ей игрушку, о которой, она – мечтала всю жизнь. Мне показалось, ее глаза говорили: «О повелитель! Мое сердце навеки принадлежит тебе!»
Немного смутившись, я сел на песок и, окруженный частоколом девичьих ножек, занялся фруктами. На вкус они были не хуже, чем на вид. Я пришел к выводу, что недурно поторговал.
Девушки тоже расположились на песке, наблюдая за моей трапезой.
Ближе всех ко мне оказалась Ники.
Не знаю, была ли она и раньше главной в этой компании, или же ее выделило из общего круга обладание компасом, на который она время от времени восхищенно поглядывала. Только амазонки явно признавали ее первенство.
Ники не преминула им воспользоваться.
Выбрав самый крупный банан, очистила его и верноподданнейше преподнесла мне.
Я осчастливил сероглазку на виду у подружек, приняв ее услугу. Ники тут же поспешила закрепить свой успех, выпрямившись и бросив гордый взгляд на массовку.
С этой минуты Ники стала меня опекать. Заботиться обо мне. И вообще – вести себя так, словно мы обручены. Похоже, ее товарки рассматривали ситуацию в том же духе. Еще бы! Компас в никелированном корпусе!.. Любому дураку понятно, что подарки вроде этого – не делаются без дальнего прицела. На нас смотрели как на жениха и невесту.
Кто бы возражал…
С фруктами я покончил. Мне захотелось выяснить, где же остальные члены съемочной группы.
Немного подумав, я нарисовал на песке хижину, покрытую сверху пальмовыми листьями. Посмотрел на сероглазку.
На моем лице она должна была прочитать вопрос. И она прочитала.
Нет, положительно мы не ошиблись друг в друге.
Схватив меня за руку, Ники потащила своего нареченного за собой.
Другие одиннадцать юных красоток засеменили следом.
Хижина была довольно большая, круглая, сплетенная из ветвей и травы и обвязанная лианами. Крышу ее и в самом деле покрывали свежие пальмовые листья. Вместо двери висел матерчатый полог, занавешивающий непомерно большой вход.
Последнее обстоятельство меня озадачило и насторожило.
Это было странно.
Жилище, кажется, рассчитывалось только на эту маленькую девичью коммуну. Я не заметил внутри ни оружия, ни иных предметов, указывающих на присутствие мужчин.
Двенадцать узеньких девичьих постелей на полу, циновки из травы. Причем куски некрашеного полотна, служащие простынями, уж очень свежие, и как будто вчера принесены из универмага. Постели и разные девичьи безделушки. Никакой утвари, если не считать нескольких глиняных чашек для питья.
Здесь не собирались жить долго.
В чем же дело?
Увидев, что я нахмурился, мой ангел–хранитель встревожено заглянул мне в лицо, надеясь понять, чем же вызвано такое неудовольствие.
Тогда я вышел из хижины, подумав еще, нарисовал в пыли остров, на нем аборигенку, рядом с ней – воина в набедренной повязке, с копьем в руках. Вопросительно посмотрел на свою нареченную.
Девушка покрутила головой. И по выражению ее лица я понял, что ответ был – отрицательный.
Я стер мужчину. Изобразил неподалеку еще один остров, побольше. И на нем поселил троих аборигенов со щитами и копьями в руках.
Ники дала понять, что именно так дела и обстоят.
Я нарисовал плывущую между островами длинную пирогу, в которой сидели три воина и три девушки. Мои красотки загалдели и дружно закивали головками: да, их доставили сюда с другого острова.
Но зачем?
Ники стала вдруг серьезной. И настроение других девушек тоже резко изменилось. Они словно вспомнили о чем–то малоприятном.
До меня что–то начало доходить.
Я нарисовал в песке страшилище с множеством щупалец и с огромной пастью. Оно выползало из моря, с намерением пообедать стоящей на острове девушкой.
Мои красотки опять дружно закивали. «Грулл! Грулл!» – твердили они, с ужасом глядя на изображенное чудовище. Некоторые всхлипнули.
Ники строго прикрикнула на них.
Посмотрев на меня, она указала рукой в сторону океана, куда вела вымощенная каменными плитами дорожка.
Я ткнул пальцем в нарисованного монстра, затем вопросительно повторил жест Ники.
Девушка подтвердила мою догадку обреченным кивком.
Итак, моих красавиц принесли в жертву морскому чудовищу. Двенадцать самых красивых девушек племени, к которым никогда не прикасался мужчина.
Знакомая история.
Я сочувственно посмотрел на Ники.
Сероглазка поняла мой взгляд, но выражение ее лица не изменилось. Она была очень серьезна. И печальна. Во всей ее позе читалась обреченность.
Мне, конечно же, вспомнились рассказы о контактах цивилизованных европейцев с погрязшими в невежестве дикарями.
Но, всматриваясь в лица девушек, я засомневался в том, что мне казалось истиной. В том, что Грулл – мифологическая выдумка.
И когда же явится гость, с пастью, как чемодан? Мои попытки выяснить это не увенчались успехом. Я отложил их до лучших времен.
Очень хотелось бы надеяться, что до лучших времен доживут – все присутствующие».
– Как же без чудовища… – улыбнулся Ники, открывая глаза. – Как же без молодого и отважного героя… Этим героем буду я?
– Поживем – увидим, – сказала Мэй. – Немного отдохни. А потом мы продолжим.
– Но я не устал, – возразил Ники. – Мне интересно, что будет дальше.
– Тогда смотри.
Тин закрыл глаза.
Глава семнадцатая. ШКАЛА ЦЕННОСТЕЙ
«Несколько дней я не расставался с девушками.
Скоро мы начали немного понимать друг друга. Мне показалось, что они гораздо быстрее усваивают мои слова, чем я – туземные. Давно замечено – у слабого пола язык подвешен как–то ловчее. Они и мое имя научились правильно выговаривать, проблемы с этим были только поначалу.
Так или иначе – у нас появилась возможность разговаривать, хоть и через пень колоду.
Их не интересовало, откуда я взялся. По–моему, они решили, что я – местный. Да мало ли какие чудеса встретишь на заповедном острове, который все оплывают седьмой дорогой.
Я же старался побольше выведать о морском чудовище. То, что он тут самый крутой, было совершенно очевидно. Разумеется, на разговоры о нем налагалось табу, но мы были далеко от жрецов и старейшин. И чего уж там, если эта пакость вот–вот слопает моих собеседниц. Их лишь удивляло, что я, живя на заповедном острове, знаю о Грулле не больше новорожденного младенца.
