Ну и ладно. Я жив, здоров и не в карцере. Наоборот, свободен как никто.
— Возьмем с собой? — с азартом спросил Витька, имея в виду зеленый камушек. Его страсть к собиранию разного не-хлама никуда не делась.
— Возьми, — равнодушно разрешил я.
Мы начали одеваться, и я с грустью посмотрел на свои поношенные и залатанные шмотки. Другой смены одежды у нас нет — некогда было прихватить, торопились свалить из Вечной Сиберии. А это плохо. Когда-нибудь — скорее всего, очень скоро — она развалится на лоскуты, а заменить нечем.
— Знаешь что, Витька? — сказал я. — Есть идея. Слышал такое слово — “шопинг”?
***
Я “припарковался” у одного более-менее целого здания о шести этажах. Сзади здание было ровное, а спереди — уступчатое: второй этаж был меньше первого, третий — меньше второго, и так далее. Таким образом, на каждом этаже образовывались широкие террасы. У здания имелся подземный гараж, заваленный мусором и кусками шершавого камня. Неизвестно, откуда взялись эти камни — стены первого этажа сохранились в целости, включая стеклянную, ни трещинки не отыщешь.
Чутье и опыт меня не подвели: на первом этаже располагался бутик. И — тут нам повезло — бутик мужской одежды.
Бутик занимал большую площадь, заполненную рядами висевшей на вешалках одежды, и ничем особенным не отличался от тех магазинов, к которым я привык. Правда, на выложенных геометрическим узором потолках не было ни намека на светильники или то, к чему они раньше крепились. Пол на вид мраморный или сделанный из материала, похожего на мрамор. В нескольких местах у круглых колонн белели тумбы, чем-то похожие на те, что постоянно встречались на дороге, но гораздо компактнее, мне по грудь.
Шмотки на ощупь были сырые и склизские и пахли плесенью.
— Много лет и зим висят, — сказал Витька. — У нас зимы сырые, дождливые, вот плесень и прицепилась.
Про дождливые зимы он мне давненько говорил, но я не слушал. Не хотел слушать, упрямо твердя про себя об экспериментальной зоне…
— Не отстирываются? — спросил я.
— Вонять будут.
Я с ним согласился. Одежда испорчена, ничего не поделаешь.
Мы немного погуляли по залу, держа автоматы наготове. Я попытался открыть одну из дверей в дальнем конце зала. Она не открывалась. Табличек и надписей нет — и не только на этой двери, вообще нигде. Что очень странно…
Я вернулся к вешалкам и принялся рассматривать одежду на предмет надписей. Шмотки выглядели недурно, стильно, в основном легкая летняя одежда вроде футболок и шортов. И тоже — никаких надписей. Удивительно!
Достав мачете, я сунул лезвие в щель между дверью и косяком, надавил. Лезвие выдержало, а дверь — на вид пластиковая — нет. Хрустнуло, и дверь открылась, замок оказался вырванным с мясом. Подскочил любопытный Витька, и мы вместе заглянули в темное узкое помещение.
Это был склад с полками до самого потолка. Полки заполняла сложенная в пластиковых пакетах одежда. Я разорвал один, вынул белый лонгслив из тонкой, похожей на марлю, ткани и прошитым красной нитью воротом, понюхал. Плесенью не пахнет, а ткань сухая и на ощупь приятная.
Обрадовавшись, мы с Витькой полчаса рылись среди этих пакетов, выискивая свой размер. На пакетах не было никаких надписей и знаков, зато в слабом свете из зала поблескивала голограмма, которую, видимо, считывали специальным прибором. Нам же приходилось вспарывать все пакеты и примерять одежду перед огромным зеркалом в торце торгового зала.
В итоге мы неплохо прибарахлились. Устав переодеваться, запасливый Витька прикатил тележку, сгреб все, что было на полке, и укатил на мусоровоз. После трех рейсов на складе остались лишь порванные пакеты.
Вышли из магазина мы принаряженные. Я — в понравившемся мне лонгсливе из марлевки и коротких штанах с накладными карманами. Этот прикид странно сочетался с моими берцами, но обувь в этом магазине не “продавалась”. Витька — в футболке навыпуск и тоже шортах. Теперь он больше походил на подростка из обычного мира, разве что был сильно загорелым, будто смотался на юга.
Близилось время обеда, и мы перекусили в машине, затем отыскали другой магазин — на сей раз обувной. Наученные опытом, мы сразу прошли к складу и с удовлетворением убедились, что обувь на складах тоже пребывает в вакуумных пакетах. Обувь на складе была сплошь летняя — сандалии, шлепанцы и сетчатые мокасины. Я снял опостылевшие берцы с позорными портянками и надел кожаные сандалии. Прежние говнодавы я хотел оставить тут же, но Витька утащил их в кузов, сказав, что они могут пригодиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты, я вижу, вообще ничего не выбрасываешь? — усмехнулся я.
— У нас в Посаде не принято годными вещами разбрасываться, — ответил Витька.
В относительно целом районе города, где к небу устремлялись высоченные небоскребы, мы изучили несколько зданий и площадей. Судя по всему, здесь было много фонтанов, бассейнов и водных артерий, затененных декоративными деревцами, ныне одичавшими или высохшими. В безводных каналах лежали разбитые лодки с навесами — когда-то давно люди катались на этих каноэ, как по каналам Венеции.
Множество крытых лестниц вело под землю — в метро или в подземные переходы. Мы не рискнули туда спускаться, в темноте прячутся Уроды со товарищи.
Витька нашел на огромной террасе спирально закрученного здания взлетную площадку с обломками маленького летательного аппарата с двумя вертикальными винтами. Рядом горделиво возвышалось другое здание, с которого раньше, по всей видимости, низвергался искусственный водопад. Почти под каждым строением под навесом можно было посидеть в кофейне или кафешке.
Это был красивый город, полный садов, воды, тени и живописной архитектуры. Его покинули одномоментно, побросав все вещи. В нескольких квартирах на первых этажах мы обнаружили, что хозяева взяли, похоже, лишь то, что было на них в момент катастрофы. Квартиры, как и многие другие помещения, заросли желто-зеленой плесенью со специфическим запахом, ткани, обивка, книги безнадежно испортились, превратившись в мерзкую гниющую заплесневелую массу. Мебель в этом городе не особо приветствовалась — все шкафы и холодильники встраивались в стены. Иногда даже кровати располагались в специальных нишах.
Обычные тканевые шторы тоже не приветствовались — жители города предпочитали жалюзи: вертикальные, горизонтальные и ромбовидные, складывающиеся сложным причудливым образом. Все эти жалюзи или ролл-шторы почти не пропускали свет; когда я закрыл одно окно, стало темно, как ночью.
Нигде я не нашел компы и телевизоры. Зато одна или две стены в каждой квартире были из особенного гладкого белого материала, отличающегося от материала других стен. Я предположил, что это проекционные экраны, которые служили и в качестве телека, и монитора компьютера.
Также я не увидел нигде признаков отопления — ни явного, ни замаскированного под часть интерьера.
На стенах на месте выключателей блестели овальные гладкие экраны. Вероятно, сенсорные панели. Я потыкал их пальцами — никакой реакции.
— Итак, — начал я загибать пальцы, когда мы вышли на улицу. — Здесь нет нормальной мебели… нормальной с моей точки зрения… кнопок, надписей, отопления, освещения и…
— И трупов, — договорил за меня Витька.
— А?
— Тел нет. Скелетов и так далее. Они все убрали за собой.
— Может, никто не погиб, — ляпнул я.
— Ага, — насмешливо сказал Витька. — В таком огромном городе, и никто не погиб? А старики? А инвалиды? Когда рухнул метеорит, повалились и разрушились здания — как бы люди успели смыться?
— Верно, — смущенно согласился я. Мозги работали скверно, слишком много впечатлений получили сегодня. И рухнула моя версия случившегося. Я никак не мог уразуметь, что нахожусь в ином мире.
— Они вернулись в город после катастрофы, — продолжал Витька. — Забрали всех, кто не успел спастись. А вещи не забрали. Знаешь, почему?
— Почему?
— Спешили убраться, видать. Некогда было.
— Куда спешили?
— Не куда, а откуда. Из Поганого поля.
