весеннем свете. Средняя в створе, вся в Тени, и не различишь ее ветвей. И, наконец, третья…
— Я расскажу, Артур. Все расскажу… Не знаю, что мне делать…
— Кому ты более всего веришь?
— Тебе.
— Спасибо. А кроме?
— Дяде Григорию.
— А в школе?
— В школе? Наверно, всем.
— А более всех?
— Не знаю. Наверно, Катерине Михайловне.
— Ну, вот, ты сама ответила себе, малютка.
Подходили уже к новостройкам, когда вдруг в ближнем переулке раздался крик.
— Погоди, — прислушался Артур, — зовут на помощь.
— Да это мальчишки перекликаются, — не отпускала руку Артура Маринка, — видишь, хлопцы на углу.
Сумерки уже сгустились, переулок тонул в темени, но над стеной, отделявшей глухой угол парка, вспыхнул фонарь, осветив парней, отбивавших чечетку на плиточном тротуаре.
— Пойдем, — торопила Маринка.
Но в этот миг где-то на верхнем этаже хлопнуло окно и женский истошный голос завопил:
— Люди-и-и! Сюда-а-а-а!
Артур кинулся на зов.
— Хлопцы, сюда, — кричал Егорий, расчетливо поглядывая на приближающихся людей, — скрутим хулиганчика!
Сергей притиснул Егория к стене, сдавил горло; над головой Крейды тускло сверкнула стальная полоска. Внезапно кто-то схватил и отвел руку Сергея:
— Балуете, мальчики! — послышался незнакомый голос.
Сергей изо всех сил ударил навалившегося парня; тот глухо вскрикнул и затих. Сергей вывернулся, отскочил в сторону, перед ним скрючился совсем еще зеленый паренек. Обхватив обвисшую руку, словно силясь сдержать нарастающую боль, бормотал сквозь стиснутые зубы, обращаясь к самому себе:
— Все! Теперь все, Артурчик!
Марина набросилась на Сергея:
— Бандит! Бандит несчастный, погубил человека!
— Человека погубил! — подхватил Егорий, поправляя смятый воротничок. — На людей кидается, юродобешеный!
Егорий поднял с земли нож, повертел, пощупал, проворчал осуждающе:
— И на шо их такие продают — ни охотнику, ни работнику!
Сунул нож в карман.
У ворот соседних домов задвигались всполошившиеся тени. На перекрестке мелькнул, приближаясь, зеленый огонек; Марина остановила такси, помогла Артуру устроиться в машине:
— В ортопедический!
Истошный женский голос где-то наверху, под самой крышей, продолжал вопить:
— Люди-и-и!
Жорка, зачуяв полундру, стушевался, рванулся в сторону, растворился в темноте, — из-за угла появился патруль. Дружинники завершали обычный обход окраинного района; дежурство прошло спокойно, и, наверно, поэтому разговор завязался благодушный, далекий от всяческих чрезвычайных происшествий. Крик о помощи ворвался в их беседу внезапно. Еще слова «красота», «любовь» были на языке, — ребята бросились в глухой переулок. Там уже шумели; одни возмущались: «Распустили!..» и требовали скрутить. Другие, напротив, защищали: «Цепляются к людям!»
И дружинники, опасаясь, как бы не помешали задержать нарушителя, толкали Сергея:
— Изволь следовать!
Вскоре привели его к новому жилому дому, озаренному мирными вечерними огнями. Над гостеприимно распахнутой дверью виднелась табличка:
«ШТАБ»
Приближался час веселья, танцев и нарушений, все ребята с красными повязками были в разгоне, в дежурке находились только двое подростков.
— Вот, с приводом, — доложили задержавшие Сергея ребята, — выискался. Такой был подходящий, культурный вечерок.
— А тут у нас за углом чрезвычайное. И лейтенант поспешил на подмогу.
— Вы не имели права меня задерживать, — горячился Сергей, — не имелось никаких оснований.
— Он еще говорит: основания! На человека с ножом кинулся. Вся улица жаловалась.
— Никто не кидался. Был личный разговор. Никого не касается.
— Здорово! Если каждый станет заниматься подобными личными разговорами, если каждый с ножом…
— Заладил свое, — распалялся Сергей, — нож, нож!
— Да что разговоры разговаривать, — перебил дежурный, — предъяви документы.
— Не имеете права! Набрали мальчишек, каждую уличную сплетню слушают.
— А вы не смейте тут выражаться!
— Я не выражаюсь, я требую. Превышаете власть!
— А ты, парень, в бутылку не лезь, — урезонивал Сергея дежурный, — допустил нарушение, отвечай.
— Дело шьете? Дело мне шьете? Не пугайте, пуганый.
— Ты лучше расскажи, где тот гражданин делся, на которого кинулся?
Сергей не успел ответить, в помещение штаба вошел лейтенант, разгоряченный, поправляя на ходу форменку — должно быть происшествие за углом потребовало от него должного внимания и усилий.
— Документы все же придется предъявить!
Сергей безотчетно подчинился человеку в форме.
— Как же так получается, гражданин, — разглядывал студенческий билет лейтенант, — образованный, можно сказать, человек. Интеллигентный. Сами, небось, с повязкой ходили? Мы на вашу помощь надеемся!
— Я сказал — был личный разговор.
— Гражданин Сергеев, если в руках нож, это уж извините, не личный разговор.
Лейтенант был молоденький, моложе Сергея, служить начал недавно, он уже наперечет знал нарушителей своего района, а главное, наловчился распознавать состояние человека, совершившего или готового совершить нарушение. Несмотря на ершистость и задиристость, Сергей не походил на злонамеренного нарушителя, и лейтенант попытался облегчить его положение:
— Может, вы оборонялись, гражданин? Расскажите нам, объясните.
— Ничего не оборонялся. На меня никто не нападал.
Лейтенант внимательно разглядывал задержанного: разговором от него ничего не добьешься, требовались улики, факты, свидетели.
— Наблюдал кто из вас происшедшее? — осведомился он у бригадмильцев.
— Нет. Спокойно возвращались с обхода, а нам сообщили. В общем, крик подняли.
— А где сообщившие?
— Рассредоточились, товарищ лейтенант.
— Надо точнее работать, ребята.
— Если б не мешали, товарищ лейтенант. Если б помогали.
Лейтенант продолжал присматриваться к задержанному: «Ошибочно или по заслугам?» Что-то в нем вызывало доброе чувство, хоть и грубил в ответ порядком. Но бывает так, разойдется человек без удержу. Шумит, оттого что убежден в своей правоте. А виновный смоется и оставит такого шумливого расхлебывать. Лейтенант попытался еще потолковать с Сергеем, но в ответ на его доброе парень только хамил, и лейтенант милиции испытывал уже к этому молодому гражданину не доброе чувство, а раздражение, разбирало зло на всех этих мешающих жить нормально и хотелось уже не разобраться, не выяснить, а припаять построже. Ты ему руку протягиваешь, а он эту же руку зубами!
Впереди предстояло хлопотливое дежурство, большое гулянье, танцы, хороводы с гитарами, освещенные и неосвещенные аллеи, освещенные и неосвещенные кусты.
Нож не был найден, пострадавшего не обнаружили, свидетели рассредоточились. Однако нарушение тишины и порядка было налицо — мелькнула вспышка, щелкнул фотоаппарат, три рубля штрафа и фото на стенд.
Скромно?
Но вполне достаточно для стипендиата.
Вечерок выпал суматошный, какая-то брашка перепилась, мутила воду; потом, уже заполночь, задержали залетного орла. Без применения оружия. Обошлось благополучно, бригадмильцев поцарапал, не нарушая внутренностей; лейтенанту поковырял форменку. Дома лейтенант о происшествии ничего не рассказывал, не хотел понапрасну тревожить молодую жену, форменку успел незаметно сбросить. И думал не о залетном орле — о Сергее.
— Нарвался сегодня один, — проговорил лейтенант, принимая из рук жены тарелку с заново разогретым ужином, — не пойму таких, образованные, кажется, люди. На вид вполне приличный гражданин. Чего дергается?
— Осточертели мне твои образованные и необразованные! Едва дождались с дежурства. Другие живут себе, ничего не знают, без всякой форменки. Как только пожелается. А нам с тобой
