близко друг к другу, он ощущал ее тело, ее теплоту, ее дыханье…
Он всю дорогу порывался спросить — кто тот, другой, с крутой спиной, которого недавно видел рядом с ней в машине, да так и не посмел спросить.
— Остановите здесь, — попросила шофера Катюша, — поближе к подъезду филармонии.
Расплатилась с водителем, несмотря на возражения Крейды.
— Музыкой увлекаетесь? — все таким неспокойным взглядом проводил ее Егорий.
— А теперь где ехать? — осведомился шофер.
— А теперь подожди.
Крейда выскочил из машины, мельком глянул на афиши, сунулся было в кассу, но билеты на концерт были проданы, о чем гласила табличка над закрытым окошечком. Не веря табличке, Егорий потребовал открыть окошечко, долго на все лады морочил голову кассиру, называя пожилую женщину красавицей-кассиршей, девочкой, милочкой, цыпочкой.
Наконец, изнемогая, она предложила ему ложу на следующий день, ансамбль песни и танца.
— Сама пляши на следующий день! — ругнулся Егорий и отвалил от кассы.
— Кошмар! — высунулась из окошечка обрюзгшая девочка. — А еще на концерты просится!
Крейда потолокся на улице, изучая афишу, читал и перечитывал все напечатанное крупным шрифтом и мелким, плохо разбираясь и в крупном, и в мелком.
— Скоро вы там? — негодовал водитель. — Я не намерен концерты обслуживать.
Крейда направился к машине, но тут его окружили парни и девушки:
— Уступите лишний билетик! Продайте и нам билетики!
Они клянчили и вымаливали, решив почему-то, что Крейда запасся билетами, и эта их уверенность в том, что Крейда «работает на билетах», возмутила его:
— Да пошли вы! — и кинулся в машину: — Поворачивай к универмагу!
Когда шофер развернул машину, спросил вдруг:
— Композитора Сибелиуса слышал?
— Наверно, слышал. Я все слушаю, шо передают.
— Может, и я слышал, черт его знает. Шопена знаю, Бетховена запросто, Грига с танцами; все джазы до отказа, с головой, вот так! А этого не помню. Фамилия какая-то китайская… Ну, в общем, давай в «Музыку».
— Не успеем. Уже табличку закрытия выкинули.
— Ничего, я под табличку. У меня там блат.
— Может, и мне вынесешь? — шофер назвал любимые пластинки.
— А ты гони, пока пломбы не наложили.
Дома Крейда долго разглядывал себя в зеркале — в шляпе и без шляпы, в кепке и без кепки, при галстуке и без галстука. Выпросил у хозяйки «на минутку» патефон, крутил Сибелиуса до тех пор, пока хозяйка не появилась на пороге с подурневшим лицом:
— Вы эти джазы бросьте. Соседи в стены стучат! — и отобрала патефон.
Против обыкновения сам бриться не стал, отправился в парикмахерскую, доверился девушке, испытанному мастеру. В завершение потребовал подправить прическу под композитора.
— Под композиторов не работаем. Могу бокс или полубокс.
Еще предложила — модную.
Остановились на модной.
Дома снова выпросил патефон, руки хозяйке целовал, конфетами угощал.
Смотрел на вращающийся диск:
— Ничего, подходящая…
Старался постичь, что же тут подходящего.
И снова долбил, принижая: «Все с одной мерки. Хоть с концертами, хоть без концертов. А все равно — до первой постельки!» Но не мог перебить, преодолеть то непонятное, что творилось с ним.
Саранцев провел следствие со всей тщательностью, по всем предписаниям руководств и наставников, помноженным на пыл новичка; осмотр обстановки, предметов обихода, одежды. Ничто не подтвердило версию насильственной смерти. Были обнаружены следы ног в прихожей на половиках, на полу служб — собака взяла след и привела в ЖЭК.
— Что же вы к нам с овчаркой! — посетовал управдомами. — Мы и так можем помочь со всем старанием. Собственнолично обходил со слесарями квартиры, осматривал санузлы. Здание, знаете ли, новое, неустоявшееся, смотри да смотри. Гражданка эта находилась дома, в квартире, в японском халате. Кимоно. Заметно чем-то расстроенная. Запястье, говорите? Запястье! Какое уж тут запястье при нынешнем состоянии и ремонте. Да вы знаете, сколько санузлов при данном укрупнении ЖЭКа на одного слесаря приходится? А вы про запястье спрашиваете!
При досмотре помещения запястья обнаружить не удалось, словно его и не было. Никто из соседей не видел его:
— Ничего не знаем, даже не слышали. Не носила. Браслетку с часами носила. Это точно. Не знаем — золотая, не знаем, нет. Возможно, золоченая. Про нее можем показать. А про запястье ничего не знаем. И вообще, у нас не говорят так — запястье.
Однако девушке-буфетчице, отпускавшей в тот памятный вечер коктейль, запястье запомнилось:
— Вот так, здесь передо мной на стойке ее рука лежала. И камни огнем сверкали. Среди тысячи рук ее руку с этим сверканьем признаю. До сих пор передо мной!
Сергей ушел со второй пары, сославшись на нездоровье. Дверь комнаты оказалась открытой, кто-то на досуге освежался сквознячком.
— Жорка! — решил Сергей и кинулся в комнату — поперек койки, утвердив ноги на спинке стула, возлежал Руслан Любовойт.
— Ты?
— Я, Сережка, я. Вот, понимаешь, вернулся в свой угол.
— Желаешь продолжить разговор?
— Брось, Сережа. Я пришел с миром.
— А как же друзья-приятели?
— Оказались заурядной сволочью. Пока мой предок был наверху…
— Ясно.
— Вот так, Сережа. А ты против меня злобы не таи. И без того знаешь…
— Ладно, черт с тобой. Не ты самое страшное.
Любовойт вскочил с койки:
— У меня сейчас все скрутилось. И эта девушка не выходит из головы. Ну, эта, из «Троянды». Что мне до нее? Тысячи происшествий каждый день, каждый час — случайная встреча. Так нет, зацепила, точно виноват перед ней. Правда, ляпнул тогда в такси, когда села в машину: голос, говорю, у вас отсырел от поцелуев! Смолчала, стерпела…
Шаркая длинноносыми туфлями, Руслан засновал по комнате.
— Ну, ляпнул, ну и что? Все мы не прочь высказаться. А теперь торчит перед глазами, разговор ее слышу…
Говорил он отрывисто, то и дело умолкая, как бы вызывая Сергея на откровенность. А Сергей едва слушал Любовойта, — мелькает человек, шевелится, заполняет угол комнаты, ну и ладно.
— И весь этот вечер и встреча не выходят из головы. Слышишь, Сережа? Взял я такси, смотрю на углу голосует какой-то босс. Остановил машину, запросился в такси. С ним женщина молоденькая, почти девочка. Да ты видел ее!
— Видел, видел… Все видели!
— Я говорю им: пожалуйста, если шофер не возражает.
Усадил он свою даму в машину, а сам остался, дверцу захлопнул. «Разве ты не со мной?» — открыла она дверцу. «У меня ще делов! — и махнул шоферу рукой: — Погоняй лошадку!» Да ты не слушаешь меня, Сережка! Я видел сегодня этого субчика в «Лаванде».
— Слышу! Теперь слышу!
Сергей заставил Любовойта рассказать все сначала, расспрашивал и переспрашивал, допытывался до мелочей:
— Что он за человек? Молодой? Моих лет? Постарше?
— Солидный. Отяжелел в житейских перегрузках.
— Поджарый такой, верткий?..
— Солидный, говорю.
— Глаза желтые, липкие…
— Да разве я
