Долго они еще сидели на берегу, соединившись взглядом с не спеша плывущею водою, и чем дольше смотрели на нее, тем больше силы в себе ощущали, а вместе с прибывающей силою увеличивалось их отчаяние.
– Пошли! – поднявшись, приказал инвалид.
– Куда? – спросил Андрей, не отрывая взгляда от солнечного отражения.
– Вниз по течению.
Бодро вскочив на ноги, Андрей вдруг вспомнил о своем желании окунуть руки по локоть в воду, и, вместо того чтобы выполнять приказ, он зашел в воду и опустил руки прямо в ярко-желтое пятно, колыхавшееся на поверхности.
Приятной болью защемили ладони.
Ноги ощутили силу течения.
Андрей оглянулся на берег.
Инвалид, вытащив из-под шинели две пустые фляги, тоже подошел к воде. Был он выражением лица спокоен и на подчиненного не смотрел. Наполнив фляги, вернулся к тачке. Закашлялся.
Идти по берегу было легко. Плотный травяной ковер, подступавший вплотную к воде, оказался хорошей дорогой.
– Ниже по течению, – говорил инвалид, – всегда больше людей.
– Почему? – спрашивал Андрей.
– Не знаю, – отвечал Кортецкий. – Всегда получается так. Может быть, там больше рыбы или теплее…
Часа через два они вышли к маленькой деревянной избушке, стоявшей между лесом и рекой.
– Ну вот, видишь! – обрадовался инвалид.
Северная сторона бревенчатой избушки была покрыта зеленоватым мхом, а вход в нее был с юга.
Как только Андрей ступил на крыльцо, раздался треск и нога его ушла сквозь провалившуюся прелую доску. Высвободив ногу, Андрей по краю крыльца поднялся к двери и постучал. На стук не ответили. Тогда Андрей толкнул дверь, и она открылась.
Внутри было сыро и пусто. На одной стене торчали железные крюки для дичи или рыбы, на другой висел покрытый цветной плесенью календарь-плакат с фотографиями членов правительства.
Дверь скрипнула, и Андрей, оглянувшись, увидел, что Кортецкий тоже зашел в избу и мрачно осматривает ее.
– Зимовье, – покачал головой он. – Сюда охотники приходят в сезон.
– А откуда они приходят?!
Инвалид пожал плечами.
– Но раз приходят, – через минуту сказал он, – значит, можем тут «сковородку» присобачить! Придут – пусть слушают. Тащи сюда!
Андрей послушно сходил и принес черную круглую штуковину и повесил на крюк.
– Годится! – кивнул инвалид. – Ну все. Еще две штуки – и повернем домой. Пошли!
– Может, послушаем, что она скажет? – несмело предложил Андрей.
– Не надо, – твердо остановил его желание Кортецкий. – Мы в дороге, а эта правда для тех, кто постоянно на одном месте живет. Понимаешь?
– Нет.
– Ну, ничего.
Они вышли на прогнившее крыльцо. Солнце уже медленно скатывалось по обратной стороне небосклона, но его света еще хватало на несколько часов пути.
– Пойдем дальше по течению, – сказал инвалид. – Рядом с водой оно как-то надежнее и легче!
Андрей нехотя, но покорно взялся за ручки тачки и вытолкал ее на зеленую полоску речного берега. Сзади размашисто шагал инвалид, при каждом шаге стараясь вынести свою деревянную ногу как можно дальше вперед.
В опустевшей избе раздалось шипение, и голос, прорвавшийся сквозь него, сообщил:
«Передаем сводку Совинформбюро. Прослушайте сигналы точного времени и сверьте ваши календари. В Москве, Ленинграде, Киеве – 1957 год, осень. В Перми, Норильске, Магнитогорске – 1953, осень. В Усть-Илиме, Воркуте, Анадыре – 1948, зима. Прослушайте сообщение для Усть-Илима, Воркуты, Анадыря. Министерство земледелия США считает, что урожай пшеницы достигнет 1117 млн бушелей, что будет значительно меньше прошлогоднего урожая, но выше среднего урожая за последние десять лет. В Берлине закончился обмен рейхсмарок и рентмарок с наклеенными на них специальными купонами на немецкие марки.
Как передает вьетнамское радио, за июль в Северном и Южном Вьетнаме в боях с вьетнамской армией французские войска потеряли 961 человека убитыми и 325 ранеными. Взято в плен 58 французских солдат и дезертировало 190 французских солдат. Вьетнамские войска уничтожили 14 автомашин, 6 пароходов и сбили 5 французских самолетов. Как передает радио Дели, в Малайе английские самолеты произвели ночную бомбардировку районов, занятых повстанцами. Английский военно-морской флот совместно с наземными войсками обстрелял побережье Джохора. Как передает варшавское радио, в Гданьске состоялся концерт советской скрипачки Галины Бариновой и пианиста А. Дедюхина, прошедший с большим успехом. Теперь прослушайте специальное сообщение для всех территорий Советского Союза: скоро состоится первый тираж выигрышей Государственного двухпроцентного займа 1948 года. Будет разыграно 918 тысяч выигрышей на сумму 447 млн рублей. Тираж состоится в Москве, в Колонном зале Дома союзов».
В тайге наступал вечер. Вниз по течению, вслед за ушедшими Кортецким и его подчиненным, не спеша проплыло уже неяркое солнечное отражение минувшего дня. Выбежавший на берег реки волк проводил его взглядом и, задрав морду к потемневшему небу, завыл. То ли от голода, то ли от одиночества.
17
Прошло время, и Харитонов ощутил наступление осени. Покрасневшее, словно от холода, солнце все так же вставало за его спиной и так же опускалось на линию горизонта далеко впереди, но теперь оно проделывало свой путь намного быстрее, чем летом. Поэтому уменьшилась и длина ежедневных переходов Харитонова, который серьезно боялся, как бы внезапные холода не застали его врасплох в безлюдной тайге. Прошло уже много времени с тех пор, как он покинул взлетную полосу, но никаких следов присутствия человека больше не встречал, а оттого нервничал и спешил. В этих местах лес был пореже. Шнур, привязанный к лямке вещмешка, тянулся податливо.
Шел он, не оглядываясь по сторонам. Все вперед и вперед, пока в какой-то момент не остановился, почувствовав что-то странное. Осмотревшись, он обнаружил, что находится в большом саду, где деревья посажены ровными рядами, обкопаны и, казалось, политы. Такой большой сад мог принадлежать колхозу или совхозу, а значит, совсем рядом организованно и целеустремленно жили люди. Жили, растили детей и деревья, радовались урожаям и государственным наградам за мирный труд.
Харитонов подошел к яблоне, заглянул в крону, но ни одного плода не увидел.
«Значит, уже поздняя осень, – подумал он, – урожай уже убрали».
На стволе яблони черной краской был выведен четырехзначный номер. Харитонов еще раз подивился огромности сада и продолжил путь в ожидании встречи с людьми.
Солнце уже готовилось пересечь линию горизонта, а сад все еще тянулся и не видно было ему конца.
Когда стемнело, Харитонов прилег под деревом, уже не беспокоясь о будущем, а лишь отложив встречу с людьми на следующий день. Ночь была по-летнему мягкой и теплой. Был слышен ветер, но ниже крон он не опускался.
Утром странник зашагал дальше, внимательно всматриваясь в просеки между рядами деревьев. Людей все еще не было видно, а осеннее солнце поднималось все выше и выше.
Позади осталась воткнутая в землю табличка с надписью: «Посадка 1947 года». Деревья этой посадки были чуть ниже и, видимо, моложе тех, мимо которых шел он вчера.
Перед закатом еще одна табличка осталась позади. Теперь он шел вдоль посадки 1948 года. Некоторые деревья были обсыпаны, словно инеем, мелкими белыми цветами, что очень удивило Харитонова. В воздухе звенело жужжание пчел.
Прошел еще один день.
Сладкий воздух цветущего сада дурманил голову.
Вспомнился сон о мальчике в чужой стране, о его саде, и показалось вдруг Харитонову, что он и есть тот мальчик. И с горечью подумал он о том, что уже долгие годы не отмечает свой день рождения и никто не поздравляет его, словно нет у него ни близких, ни далеких. И никто не зажигает на именинном торте свечи, расставленные вокруг большой белой кремовой розы.
Рука потянулась за спину и нащупала бикфордов шнур.
Да, шнур был на месте, и почему-то именно сейчас возникло желание достать спичку и поджечь его.
И представил себе Харитонов, как огонек с шипением спешит по шнуру и через какое-то время где-то далеко, но не очень далеко, а в пределах видимости, раздастся первый оглушающий всех взрыв, а за ним последуют другие, покрывая землю осколками, обломками, лесными пожарами. И долго будут бушевать эти пожары, но не дотянется их пламя до Харитонова, остановившегося в этих садах. И не надо будет ему продолжать свой путь, потому что исчезнет шнур, из-за которого он отправился в дорогу и который постоянно напоминал ему о каком-то уже полузабытом долге. Останется он в этих садах и станет садовником, и не нужны ему будут люди. И не он их будет искать, а наоборот, потому что им нужны будут яблоки, груши, им нужен будет урожай этого сада, способного накормить тысячи и тысячи людей.
На лбу выступила испарина. Круговерть мыслей остановила его, и он медленным взглядом обвел окружавшие его деревья.
