скандала и даже драки. Да и просто так, особенно по молодости, избегал матерщины. У меня был случай, при воспоминании о котором долго краснел. Работая в “Волгоградской правде”, я начал большую кампанию по подъёму со дна Волги пожарного парохода “Гаситель”. Сейчас он установлен в Волгограде как памятник речным судам, которые внесли огромный вклад в Сталинградскую победу и погибли в той жестокой битве. А тогда решил сам спуститься на дно реки в водолазном костюме. Личные впечатления, уверен, только помогают журналисту лучше понять героев. Поэтому я то спускался в шахту, то поднимался на верхушку строящейся трубы Костромской ГРЭС и вместе с монтажниками раскачивался в фанерном “фонаре” на высоте двести метров.
Переехав на левый берег Волги, по раскалённому песку (идти пришлось босиком) дошёл до мостков с берега на водолазную станцию. Старшина водолазов, коренастый, плечистый мужчина, — к сожалению, забыл его имя, — помог с ребятами надеть на меня резиновый костюм, на ноги обули свинцовые башмаки, а на голову накрутили круглый медный шлем со стёклами. Однако перед этим старшина предупредил: “Не забывай нажимать головой кнопку в скафандре. Выпускай воздух, а то перевернёт тебя к верху задницей”.
Я спустился на несколько ступенек по железной лестнице и пошёл на дно. Вода сначала была жёлтая, потом жёлто-зелёная, а возле дна — сильно мутная. “Ну как?” — раздался в скафандре голос старшины. “Нормально. Только плохо видно”.
Нагнувшись вперёд, чтобы преодолеть сильное течение, подошёл к чему- то тёмному. Дотронулся рукой: железо. Так, передвигая руку, прошёл до носа, лежащего сильно на боку “Гасителя”. И вдруг почувствовал, что ноги мои поднимаются вверх, а голова оказывается внизу. Я некоторое время повозмущался вслух, пока не нащупал головой кнопку. Ничего интересного больше не увидел, и меня подняли на палубу. Когда сняли скафандр и окончательно “размундирили”, старшина покачал головой: “Ну, ты и материшься, корреспондент... ”
Я перед тем готовился обрушить на водолазов поток благодарности, а тут онемел. От стыда готов был провалиться сквозь железную палубу. Мне-то думалось, что я один в этой мутной волжской воде, а оказалось, меня слышали все водолазы. Чтобы знать, что происходит под водой, что человек там видит и делает, на палубе устанавливается столб с репродуктором, и мощный динамик широко разносит слова водолаза.
Несдержанность Евдокии Ивановны в какой-то мере можно объяснить — слишком много тяжестей вынесла она в жизни. Из семерых детей — пять дочерей и два сына — остались одна дочь и один сын. И не война опустошила семью Чернеги, а нелепости жизни детей, которые затронули и некоторых внуков. Потому и понимал я её эмоциональные всплески, оттого если критиковал за матерное слово, то сдержанно.
А вот нынешние молодые девицы-матерщинницы для меня просто шалавы.
К делу, начатому нами с Евдокией Ивановной, стали подтягиваться и другие люди. Довольно быстро просьбу созданной нами “двадцатки” удовлетворили городские власти при активном участии лично Геннадия Филипповича Попова. О нём, считаю, нужно сказать особо, ибо, на мой взгляд, он пример настоящего руководителя, которого уважал и уважает народ. В отличие от всех его последователей на посту руководителя города и района, он, как получил ещё в советские годы обыкновенную квартиру в обыкновенном доме, так и жил всё время там. Даже не достроил себе дачу из старого какого-то разобранного дома. Он ничего себе не сделал, не взял, а всё только отдавал городу и району. Недавно Геннадий Филиппович умер, но, думаю, все, кто его знал, будут помнить Попова как очень порядочного человека.
Несколько медленнее решали проблему власти церковные. Но оно и понятно: им надо было найти достойного настоятеля. Тем не менее в 1992 году храм народу вернули.
И здесь есть смысл сказать немного о его истории. Нынешняя каменная церковь была построена в 1822 году на средства прихожан. Приход тогда был большой, скажем, он ив начале ХХ века был немаленький — 1000 человек, а до этого ещё больше. И денег собрали столько, что хватило не на маленький каменный храм, а на большой. И его решили построить на месте прежней деревянной церкви.
Некоторые авторы, работы которых мне приходилось читать, пишут, что храм в селе Слотино построен в начале XVII века (в тысяча шестьсот каком-то году). Однако это совершенно не так. Историческая справка, с которой мне удалось ознакомиться, говорит, что храм в селе Слотино Кинельского стана Переславского уезда известен с середины XV века. Село Слотино в середине XV века принадлежало великой княгине Софье Витовтовне — снохе Дмитрия Донского. Дальше упоминается, что село Слотино она завещала Троице-Сергиеву монастырю. То есть несколько раз повторяется “село Слотино”. А как известно, селом является только тот населённый пункт, где есть церковь. Значит, храм этот существует с середины XV века. И потому версии о том, что в нём молился Иван Грозный, очень даже правдоподобны.
Кроме того, я говорил с нынешним настоятелем храма отцом Сергием (Дидковским) об иконах. Он сказал, что ряд икон, которые были в этом храме, написаны в XVI веке, то есть во времена Ивана Грозного. В том числе с изображением Иоанна Богослова. Естественно, она не могла быть ни в каком другом храме, кроме того, который носит это имя.
Я пишу эти строки в 2021 году. Значит, через год, в 2022-м, каменному храму будет 200 лет.
Последним настоятелем, который служил здесь до 1961 года, был Пётр Липягов. После этого 30 лет храм был брошен, разграблен и превращён в склад. Теперь надо было восстанавливать все то, что утратилось в годы церковного лихолетья.
Глава 7
Возрождение
После возвращения церкви встал вопрос о назначении сюда настоятеля. И в 1994 году им стал отец Сергий Мельникас.
О. Сергий Мельникас
Это была ранняя осень. Он пришёл в Слотино пешком от “бетонки”. Нашёл дом Евдокии Ивановны Чернеги. Сели, поговорили. Он сказал: “Я здесь буду священником”. Она: “Очень хорошо, вот тебе бумаги все наши, печать. Мы — люди старые, ты — молодой, тебе надо это дело всё и восстанавливать”.
Восстанавливать было много чего. Хотя внешне церковь выглядела более или менее пристойно по сравнению с десятками и сотнями тех храмов, от которых остались или части стен, или вообще одни фундаменты. Эта церковь сносно смотрелась. Но только при беглом взгляде. При внимательном рассмотрении дел предстояло много.
На главном куполе не было креста. На колокольне крест был, но не закреплённый: стоял, как будто поставленный в стакан. Крыша церкви текла, железо проржавело за 30 лет. И когда шёл
