Сразу же после 23:00 — в это время корабли лежали в дрейфе и тишину нарушали только шум дождя и плеск небольших волн о борт — Тайхман и Хейне услышали, как на мостике три раза подряд переложили взад и вперед ручку машинного телеграфа. Они знали, что это означает одно: «полный вперед на предельной скорости». Должно быть, подлодка обнаружена.
— Подготовить глубинные бомбы! — приказал командир флотилии с мостика. На всех кораблях зажглись прожекторы. «Альбатрос» резко повернул вправо.
— Глубинные бомбы готовы! — доложил главный старшина.
Младший лейтенант Пашен прибежал на корму, на шее у него висел секундомер. Он приказал сбросить одну за другой две бомбы, установленные на глубину двадцать семь метров; а затем — третью, установленную на тридцать шесть метров. Морская пучина разверзлась с оглушительным ревом. Один за другим прозвучали три взрыва, и три белых фонтана взметнулись в ночное небо.
Тральщики вновь застопорили ход. Гидроакустики стали слушать. Прожектора обшаривали поверхность моря, но, кроме дохлой рыбы, ничего не было видно.
— Мне такая война не нравится, а тебе?
— И мне тоже, — прошептал Хейне. Он весь дрожал. Когда Тайхман зажег сигарету и в его сложенных чашечкой ладонях сверкнул огонек, Хейне произнес взволнованно и горько: — Гаси скорее!
— Эх ты, трусишка.
Каждое слово, сказанное на мостике, было слышно на кормовом боевом посту, но слова, словно проходя через занавес, звучали приглушенно, как будто все на борту разговаривали шепотом. Звонок машинного телеграфа раздавался в ушах оглушительно громко.
— Чего это они так притихли? Субмарины не могут…
Машинный телеграф прозвенел еще три раза. Заработал двигатель корабля. «Альбатрос», казалось, прыгнул вперед. Затем он резко накренился и повернул на пятьдесят градусов влево. На корме появился командующий флотилией. Там работала группа сброса глубинных бомб. Он отдал Пашену какой-то приказ, который Тайхман не расслышал, поскольку идущий за ними тральщик сбрасывал глубинные бомбы в охват движения субмарины. Командующий вернулся на мостик. Пашен приказал матросам устанавливать взрыватель на тридцать шесть метров. На мостике дали светосигнал, и за борт полетели четыре глубинные бомбы.
После взрывов корабли застопорили ход. Прожекторы пробивали лучами дождь, обшаривая поверхность моря. Дохлая рыба отсвечивала фосфором, и среди нее плавал какой-то предмет. Со всех сторон к нему, словно спицы, сходящиеся на ступице, устремились лучи прожекторов. Предмет оказался человеком, а рядом с ним из воды неожиданно возник кусок стали, который пять, шесть, семь секунд торчал над водой, словно угрожающий перст, а потом затонул. Вместе с ним пошел ко дну и человек, будто палец великана утащил его за собой. На поверхности появилось нефтяное, пятно, переливающееся в лучах прожекторов.
В течение пяти минут ничего не происходило. Только на поверхность воды выливалась нефть. Затем из глубины вынырнул человек и остался лежать неподвижно, похожий в своем надувном спасательном жилете на бесформенный предмет. За ним появились еще трое; они выпрыгивали из воды, словно форели из стремнины.
Спасательная шлюпка доставила их на борт. Из их ртов струилась кровь, легкие были разорваны, а все остальное доделала нефть.
До 6:00 флотилия оставалась на месте гибели подлодки. Затем корабли зашли в Ден-Хельдер, где британские моряки были похоронены с воинскими почестями.
На берег никого не отпускали. Слишком много работы накопилось на борту. Загружали провизию и боеприпасы, и в ту же ночь несколько кораблей приняли на борт уголь.
«Альбатрос» пришвартовался к угольному пирсу на следующее утро, но погрузка началась только к вечеру.
В 3:00 она была завершена. Черные от угля матросы сидели на палубе и пили пиво, когда подошел Хальбернагель и рассказал об обстановке в Хельдере и округе. После смерти Паули он стал вестовым командующего флотилией; его должность официально называлась «посыльный командующего», но ему нравилось, когда его звали «вестовой командующего». В этой должности он использовал любой предлог, чтобы найти себе занятие на берегу. Штаб флотилии выделил ему велосипед и постоянный пропуск. Он проводил время в переездах с места на место, осматриваясь и называя это «дежурством на берегу». Он сообщил, что обнаружил ресторан, где за один гульден можно заказать первоклассный бифштекс с блинчиками и салатом. У хозяйки две дочери, которые в течение недели работают в Хаарлеме, а в Хельдер приезжают только на выходные, но если дочки мыслят так же, как и их мамочка, а она делала кое-какие намеки в этом плане, то что-нибудь может получиться. Для срочных случаев он отыскал даму, которая, так сказать, несколько постарше, но она дороговато стоит. Любой, кого интересуют подробности, может обращаться к нему; борделя же здесь нет вовсе.
— И какие же комиссионные хочет получить этот прыщ?
— Так-то вы меня благодарите? Я просто стараюсь держать вас в курсе.
Опечаленный и обиженный, Хальбернагель ушел, катя рядом с собой велосипед. Мекель бросил ему вслед пустую банку из-под пива, после чего Хальбернагель вскочил в седло и нажал на педали. Моряки рассмеялись, но каждый подумал, что с удовольствием поменялся бы с ним местами.
Перед тем как они вышли в море, на борт поднялся новый старший помощник, младший лейтенант Роуфф, который сгорал от нетерпения сразиться с врагом. Роуфф уже имел боевой опыт.
«Альбатрос» остался лидером флотилии и прошел Ла-Манш во главе ее. Противника не было и следа; англичане после Дюнкерка поджали хвосты. Но над белыми утесами Дувра висели несколько заградительных аэростатов, единственное, что напоминало о войне. Флотилия остановилась у Гавра, затем направилась в Сен-Мало. Между мысом Аг и островом Олдерни к ним приблизились восемь самолетов. Они помигали сигналами опознавания, но на мостике все равно объявили тревогу, и «Альбатрос» открыл огонь. Самолеты тоже начали стрелять и сбросили бомбы. Это были английские самолеты. Два из них были сбиты, а третий поврежден. Бомбы в корабли не попали. От пулеметного огня флотилия потеряла девять человек убитыми и шесть ранеными. На «Альбатросе» погибли Бекер, помощник боцмана, матрос первого класса Лауэр и сигнальщик, помощник судового плотника Глатцель. Второй сигнальщик был ранен.
Английские летчики применили новый прием. Они издалека просигналили опознавательными огнями, чтобы на кораблях их приняли за своих. Опознавательными сигналами немцев в тот день были четыре зеленые и две красные ракеты. Самолеты же дали три зеленые и три красные.
Комбинацию выбрали наугад, чтобы сбить с толку экипажи кораблей. Наблюдатели на мостике «Альбатроса» сначала было поддались обману, но Штолленберг почти сразу доложил, что опознавательный сигнал неверен. И тогда командующий флотилией дал приказ открыть огонь.
Штолленберга поощрили шестинедельным отпуском. Он ехал домой через Берлин, и командующий флотилией попросил его отвезти жене посылку. Хальбернагель проводил его до поезда.
В ту ночь на корабле прозвучал сигнал тревоги. Матросы вскочили с коек, всунули ноги в ботинки и бросились занимать места по боевому расписанию.
Тревога оказалась ложной. Они стояли на постах пятнадцать минут, но самолеты так и не появились. После команды «покинуть боевые посты» загрохотали зенитки, охранявшие гавань. К счастью, попаданий не было. Шесть «Мессершмитов-110» прилетели со стороны моря и на бреющем полете пронеслись над гаванью, страшные, с нарисованными на носах акульими головами. Они дали опознавательный сигнал только тогда, когда миновали гавань.
Удрученные матросы вернулись вниз и принялись вытряхивать из ботинок раздавленных тараканов. Большинство тараканов погибло на пути к боевым постам. Те, у кого были узкие ботинки, загоняли их в мысы, хотя потом приходилось выковыривать оттуда их трупы. Те же, у кого ботинки были широкие, давали разминку пальцам ног. Дольше всех жили тараканы, укрывшиеся под сводом стопы, если, конечно, владелец ботинок не страдал плоскостопием; в этом случае все гибли сразу. Избавиться от них было невозможно, для этого следовало уничтожить все их гнезда. Поэтому, куда бы ни шел «Альбатрос», с ним шли и его тараканы.
Поутру корабли получили приказ выйти в море. В заливе Сен-Мало плавали несколько летчиков со сбитых английских самолетов, и флотилию послали их выловить. Погода была штормовой, и матросы ругались.
Сразу после выхода из бухты началась качка. Обычно море у Сен-Мало было зеленовато-голубым, но сейчас стало серо-белым. Белые буруны венчали крупные ядовито-зеленые валы — это напоминало тусклый налет на серебре. Впечатляющее зрелище, если под ногами у тебя твердая земля. Но «Альбатрос» скрипел и стонал каждым своим швом, и все, что осталось незакрепленным, было смыто за борт. На палубу обрушивались чудовищные волны; они вдавливали нос корабля под воду, он с трудом выныривал — но только для того, чтобы тут же уйти вниз. Словно живучие маленькие мышки, корабли упорно прокладывали себе путь сквозь бурлящее море. Оно дыбилось и выгибалось, и волны напоминали больших змей, извивающихся в муках, прыгающих, обвивающих и сдавливающих корабли, как будто пытаясь их раздавить. Но тральщики бесстрашно прорезали тела этих змей стальными форштевнями.
