знаменитый придворный поэт и богослов Симеон Полоцкий, который называл ее мудрейшей. Софья знала латынь, свободно владела польским, имела обширную библиотеку.
В 24 года царевна сумела воспользоваться стрелецким бунтом и принять на себя управление государством, пока ее братья – родной Иван и сводный Петр – были еще слишком малы. Ее титул звучал так: «Великая государыня благоверная царевна и великая княжна»[342]. Причем на назначении женщины правительницей государства настояли стрельцы, считавшиеся серьезной силой.
Венчаться на престол царевна Софья не планировала, поскольку считала это опасным и недопустимым. Она надеялась женить Ивана и с помощью его наследника укрепить потомков Марии Милославской на троне.
Софья Алексеевна, старше покойного царя Феодора, она управляет в Москве с боярами; возвела на престол своего брата Иоанна. Умная и набожная, проводит время в молитве и посте. Читает жития святых по-польски, что в стихах издал Баранович. Царя Иоанна она так оберегает, что он никуда не выезжает, да и к нему никто не ходит без ее дозволения. Бояре также не созывают думы без нее не только по делам государственным, но даже и частным[343].
Похоже, она была выдающимся политиком: умным, хитрым, осторожным. Она смогла заключить выгодный для России «вечный мир» с Польшей, по которому за Москвой закреплялись Киев, Чернигов, Смоленск, земли вплоть до Новгорода-Северского. Она же заключила и первый в истории русско-китайский договор, который действовал вплоть до 1858 года и принес России новые территории. Благодаря походам против крымских татар ей удалось укрепить авторитет России в мире.
Единственное дошедшее до нас описание внешности царевны Софьи, данное ее современником, принадлежит французу-дипломату де ла Невиллю: «…ужасно толстая, у нее голова размером с горшок, волосы на лице, волчанка на ногах, и ей по меньшей мере 40 лет»[344]. Притом, согласно его же свидетельствам:
Ее ум и достоинства вовсе не несут на себе отпечатка безобразия ее тела, ибо насколько ее талия коротка, широка и груба, настолько же ум ее тонок, проницателен и искусен[345].
Что тут сказать: что для француза изъян, то для русских самая что ни на есть красота. Впрочем, замуж Софья так и не вышла – по тем причинам, что и другие царевны. А вот о ее личной жизни историки спорят по сей день. Действительно ли у Софьи был роман с князем Василием Голицыным, ее ближайшим советником и правой рукой? В качестве доказательства обычно приводят ее письмо князю:
Свет мой, братец Васенка, здравствуй, батюшка мой, на многия лета… а мне, свет мой, веры не имеетца што ты к нам возвратитца, тогда веры поиму, как увижу во обьятиях своих тебя, света моего…[346]
Василий Голицын был блестящим интеллектуалом и явно одним из самых выдающихся представителей эпохи. Вот как описывал его уже упоминавшийся француз:
…Я послал из вежливости попросить у него [Голицына] аудиенции в его доме, где я был принят так, будто бы дело происходило при дворе какого-нибудь итальянского князя. За время разговора на латыни обо всем, что происходило в Европе, и о том, что я думал о войне, которую вели с Францией император и столько князей, в особенности же о революции в Англии (он разбирался в новостях той страны, куда я был послан королем Польши в это время и был там задержан и ограблен на обратном пути), он предложил мне все виды водок и вин, советуя мне в то же время предупредительным образом не пить вовсе. Он обещал добиться для меня аудиенции через несколько дней, что и сделал бы, если бы не его опала, которая привела к такой перемене в делах, что сразу стали слышны призывы к поджогу и убийствам[347].
Однако этот роман совсем не соответствовал духу того времени: Голицын был старше царевны на 14 лет, находился с ней в дальнем родстве, но главное, имел жену и пятерых детей. Подобные отношения вполне могли иметь право на существование лишь столетие спустя, а в XVII веке нравы такого еще не позволяли…
Как бы то ни было, закончилась история Софьи все равно в монастыре. Ее сводный брат Петр вырос и силой забрал у нее власть. Ее предали все соратники, включая того самого Василия Голицына. Вместе с ней в монастыри Петр I сослал большую часть ее родных сестер. Однако монашеский постриг Софью заставили принять лишь после Стрелецкого восстания (1698), которое она помогала устроить, несмотря на то что была заключена под стражу в Новодевичьем монастыре.
Царевна Софья первая пробила брешь в той стене, за которой, замурованные, сидели наши прабабушки, – писал историк Евгений Шмурло (1853–1934), – она первая вывела их из терема, указав путь, идя по которому русская женщина стала теперь, по широте и глубине своего образования, по интенсивности своих духовных стремлений, одной из первых женщин мира[348].
На взгляд историка Ивана Забелина (1820–1909), общество не готово было принять женщину в роли правителя и Софье требовалось вступить в «прямую, открытую и притом богатырскую, т. е. петровскую, борьбу с тем же обществом; борьбу, не допускавшую никаких сделок, никаких колебаний, уступок, никаких мирных переговоров». Она же якобы пыталась отстоять «лишь свою личную свободу», действуя при этом по «византийским образцам»[349].
А вот специалисты из отдела правовых расследований РАПСИ (Российского агентства правовой и судебной информации) считают, что эпоха правления женщин в следующем, XVIII веке, не имевшая аналогов в других странах вплоть до XIX столетия, свидетельствует об обратном:
Уже из этого ясно, что если бы в обычаях и менталитете русских господствовало пренебрежительное и неуважительное отношение к женщинам, то вряд ли бы гордое русское дворянство склонило голову перед женщинами-царицами, да еще неоднократно, на протяжении нескольких поколений.
Ни у кого длительное главенство женщин в русском государстве не вызывало удивления или отторжения. Нигде не раздавались голоса мужского протеста в гендерном контексте: чего ж мы, мол, мужики, под пятой у женщин служим. Нет, их любили, преклонялись перед ними, воспевали в одах и верно им служили[350].
Впрочем, в истории России найдется и несколько царевен с позитивной судьбой. Например, у того же Петра I была горячо любимая родная сестра Наталья Алексеевна – первая русская царевна-писательница. Верный друг и сторонник царя, она разделяла все его взгляды и была очарована западной культурой. Впрочем, первой «западницей» следует назвать их мать, Наталью Нарышкину.
Наталья Алексеевна первой из русских царевен сняла сарафан и одевалась по последней западной моде, бросив серьезный вызов русскому обществу. Когда иностранные женихи стали проявлять к ней интерес, Петр отказался выдать сестру замуж: он доверял ей больше, чем кому бы то ни было, и не захотел с ней расставаться. Царевна организовала в Преображенском
