Капиталисты всячески старались отвлечь внимание голодных людей от кризиса и безработицы. Печать открыто призывала к войне. Некоторые газеты писали, что "не следует упускать случая переломить кризис и дать работу незанятым рукам".
Если бы нашему путешественнику не посчастливилось попасть в маленькую деревушку польских переселенцев недалеко от Чикаго, он вряд ли перенес бы трудную зиму. В деревушке Владимиров копал землю, рубил лес, строил бараки и кое-как продержался до весны.
Апрельской ночью неутомимый странник вышел на дорогу, ведущую к железнодорожной станции. С восточной частью Соединенных Штатов он уже немного познакомился, теперь его интересует западная. У него нет денег - что ж, он будет путешествовать по стране долларов без долларов. Он решил... но пусть лучше об этом расскажет запись в его дневнике, сделанная в апреле 1873 года:
"Иду пешком до Сан-Франциско. Путь - до 3000 километров. Меня стращают смертью от жажды, индейцами и т. д. Я иду, что бы мне ни предстояло..."
И зашагал наш волгарь вдоль железнодорожного полотна через Американский материк, к берегам Тихого океана.
Начал он свое пешее странствование там, где равнинные нижние прерии степи - переходили в полупустынные плато верхних прерий, в предгорья североамериканских Кордильер. Эта цепь хребтов, разделенных долинами, тянулась на многие сотни километров. Самыми крупными в цепи были Скалистые горы, к которым направлялся русский.
На одной из станций учитель увидел наконец трех самых настоящих индейцев. Они драпировались в невообразимые лохмотья, но сколько врожденного благородства было в осанке этих людей!
У ног индейцев лежала шкура буйвола. Они втроем продавали это, может быть, последнее свое сокровище - молча, с достоинством. Владимиров вспомнил назойливые вопли "доктора" Мак-Брайта и зазывное пиликанье скрипки "доктора" Фрица из Сен-Луиса...
"Бродячая Америка" - люди, кочующие из одного конца страны в другой в поисках работы, создали искусство бесплатной езды на товарных поездах. Попробовал и "Майкл". Но едва он вскочил на подножку вагона, как кондуктор осветил его фонарем и велел убираться прочь. Потом нашего странника научили кое-каким приемам, и один перегон он сделал, держась между двумя вагонами поезда.
Пустынная местность с бугорками, поросшими жесткой травой, с цепью холмов, с бурыми пустошами, которая простиралась за городом Шайенном, мало походила на горную страну. Но расположена она была уже на высоте трех километров над уровнем моря, и десять месяцев в году тут держалась погода, менее всего благоприятствующая пешеходам.
К ночи дождь, смешанный со снегом, загнал Владимирова в сооружение из старых шпал, похожее на шалаш. Перед ним пылал костер. Тут уже устроились на ночлег двое пешеходов.
С грохотом проносились поезда мимо русского и двух американцев, ужинающих хлебом, размоченным в кипятке. Приди к ним сюда сам президент, которому в Америке, по слухам, каждый может пожать руку, - вряд ли они встретили бы его приветливо...
А утром - снова в путь. Холмы превращаются в горы. Дорога виляет по ущельям. На станции Шерман, которая рекламировалась как "высочайшая железнодорожная точка в мире", Владимиров пробрался в вагон эмигрантского поезда. Высадили его на ходу, когда паровоз замедлил ход возле нависших над полотном дороги снежных карнизов. Было очень холодно, и путешественник с тоской смотрел на удаляющийся поезд.
- Это вы были там?
Волгарь обернулся: перед ним стоял дорожный обходчик с фонарем в руке.
- Был, да прогнали.
- К какой нации вы принадлежите, приятель?
Владимиров сказал. Обходчик обрадовался и стал жать ему руку:
- А я чех. Очень рад! Пойдемте ко мне. Вот приятная неожиданность!
В маленькой избушке хозяин тотчас сварил кофе и стал потчевать гостя бисквитами. Чех долго расспрашивал о России. Потом новые друзья стали учить друг друга языку: хозяин называл вещи по-чешски, а гость - по-русски.
Чех рассказал Владимирову, почему почти незаметен подъем к самым высоким местам между двумя океанами: плато верхних прерий, постепенно повышаясь, плавно переходит в предгорья Скалистых гор.
- Завтра вы войдете уже в настоящие хребты. Вон они синеют, - сказал чех, прощаясь с Владимировым на следующее утро. - Счастливый путь!
Назавтра Владимиров зашагал мимо сумрачных гранитных громад, перешел по мосту через гулкое, глубокое ущелье, за которым потянулись сосновые леса. Валил снег; даже быстрая ходьба плохо грела.
По дороге русский догнал безработного, идущего в Калифорнию. На маленькой станции им удалось забраться в товарный поезд. Но не успели они отъехать и нескольких миль, как их осветил фонарь проводника:
- Хелло, друзья мои! Откуда и куда вы едете?
- Добрый вечер, господин проводник, - отвечали "зайцы". - Как ваше здоровье, господин проводник?
- Благодарю вас. Куда же вы направляетесь? Получив ответ, проводник подставил ладонь:
- Ну?
- У нас только доллар и пять центов.
- Ладно, - сказал проводник не без великодушия, - доллар я возьму себе, а пять центов оставьте у себя - пригодятся.
Однако, получив деньги, он обманул своих пассажиров, посадив их в вагон, который отцепили на маленькой станции в горах.
Перекинутые через пропасти мосты, сумрачный гранит скал, шум потоков в ущельях, ослепительные снежные шапки на соснах - все это было ново и прекрасно. Но когда в желудке пусто, а ночь застает пешехода в совершенно безлюдной местности, когда эхо вторит заунывному вою и в темноте зеленеют огоньки волчьих глаз, - тогда меньше всего думается о красоте пути.
- Как воют, проклятые! Должно быть, тоже не ужинали, - мрачно шутил спутник Владимирова. - Не поторопиться ли нам?
Ночевали пешеходы под крыльцом станционного здания. Станция называлась "Горький ручей", а две соседние - "Красная пустыня" и "Черные края". Здесь русский вскочил, на площадку замедлившего ход курьерского поезда; спутник не решился последовать его примеру. Ссадили смельчака посреди дороги. Ночевал он в яме, прислушиваясь к волчьему концерту и сжимая складной нож.
На маленькой станции Владимирова наняли сгребать снег, а несколько ночей он провел на полу жалкого барака. Мимо в обе стороны тащились люди с котомками.
Вдоль дороги были расположены посты солдат для охраны от индейцев. Солдаты сопровождали большие группы странников. Однако пешеходы смело шли даже в одиночку. Страх перед длительной безработицей и голодом был куда сильнее страха перед индейцами, который всячески старались раздувать грязные политиканы, добивавшиеся выселения всех "краснокожих" с земли их дедов и прадедов.
Хребет Уосач, последний из крупных отрогов Скалистых гор, оборвался отвесной стеной к Большому бассейну - почти безводной пустынной равнине с редкими цепями невысоких холмов и обилием соленых озер. Она тянулась на сотни километров до хребта Сьерра-Невада, за которым лежит Калифорния.
Владимиров пришел к берегам Большого Соленого озера - огромного водоема, длиной в десятки миль, наполненного скорее рассолом, чем водой. Его называют иногда "потерянной рукой океана"; здесь фермеры после бури лопатами сгребают слой соли, оставленный волнами на камнях.
Не только в озерах и ручьях нельзя было утолить жажду, - даже в некоторых колодцах вода была соленой, подернутой каким-то зеленоватым налетом. Безотрадная местность с холмами красноватых песков, в которую попал русский, называлась Пустыней Соленого озера.
...Снова вагонные площадки, фонари кондукторов:
- Хелло! Куда едете, дружище?.. Деньги есть?.. Нет?.. Слезай к чортовой бабушке!
Снова пески, пятна соли, змеи, шипящие в камнях, редкие жилища индейцев, колючие кустарники, кости павших животных. Ночи, когда не попадает зуб на зуб, палящее полуденное солнце. Снежные хребты Сьерры-Невады и наконец долина "Золотого штата" - солнечной Калифорнии.
Пешеход едва поверил себе, когда увидел бухту, обрамленную холмами. Вечерело, и на холмах зажглось множество огней. Это был Сан-Франциско.
Владимиров подсчитал: до Тихого океана он шел 66 дней 1 час 30 минут.
Сан-Франциско, расположенный на холмистом полуострове между заливом и океаном, делился, как и Чикаго, на кварталы богачей и немыслимые трущобы. Особенно тесно и грязно было в китайской части города.
Китайцев завезли сюда как самых дешевых рабочих. Когда работы сократились и появилось множество безработных, началась разнузданная травля "желтокожих дьяволов".
Русский присутствовал на одном сборище, организованном расистами. Ораторы вопили о "желтой опасности". Какой-то старикашка, брызжа слюной, кричал:
- Я знаю, что нам делать! Изгоним их назад в Китай - или пусть их утопят в океане!
Потом поднялся на трибуну деятель демократической партии генерал Вини:
- Если эти "свинячьи хвосты" не уйдут от нас добровольно, то мы выгоним их силой!
