— Не утруждайся! Мне плевать! Я давно уже ничего не чувствую!
— В каком смысле?
Он настойчиво прижал ее ладонь к своей груди.
— Здесь пусто! Выжжено все! Выдрано с корнем!
— Я… я не понимаю!
— И не нужно!
— Марат Евгеньевич…
В следующий миг в коридоре послышались чьи-то торопливые шаги.
Марат резко отпрянул в сторону. А затем, крепко ругнувшись, поднял папку с документами и вновь отошел на расстояние вытянутой руки от Юли.
Вскоре из-за угла появилась Белова. Она неслась подобно маленькому урагану, не замечая никого на своем пути. Как итог, Лена со всего размаха врезалась в Каримова, выбив злосчастную папку из его пальцев. Та взмыла в воздух, после чего шмякнулась вниз. Листы хаотично рассыпались по полу.
Охнув, Попова ринулась собирать их. Каримов же грозно рявкнул:
— Белова! Ты чего носишься как угорелая? Здесь тебе не стадион!
— Из… извините!
— Извините ее! — недовольно фыркнул завкафедрой. — Не стой столбом, собирай давай!
Покорно присев на корточки, Лена принялась помогать Юле, но выходило у нее очень плохо. Ее пальцы слишком сильно дрожали. Не слушались.
Да и вообще выглядела одногруппница так, словно едва сдерживала слезы.
Заметил это и Марат Евгеньевич. Потому и поинтересовался настороженно:
— Ты в порядке?
— Да.
— Точно? — повторил с нажимом. — Тебя трясет!
Но Ленка оставалась непреклонна.
— Да. Точно.
— Как дела с отработками обстоят? Все с Макаровым согласовали?
Столь банальный вопрос вызвал в девушке просто шквал эмоций. Настоящую бурю. Резко распрямившись, Лена яростно швырнула несчастные листы бумаги прямо в лицо опешившему Каримову и гневно закричала:
— К черту ваш институт! К черту ваши отработки! И Макарова вашего… тоже к ЧЕРТУ!
Не дожидаясь реакции Серпа на свою выходку, Белова побежала в сторону главной лестницы, ведущей к выходу из университета.
Попова же некоторое время взволнованно таращилась ей вслед.
— Что-то случилось! — озвучила свои мысли. — Она явно не в себе, Марат Евгеньевич. Не наказывайте ее за это. Ленка… очень хорошая!
— Иди на пару, Попова. Со своими студентами я как-нибудь сам разберусь.
— И с Шершневой разберетесь?
— С ней я уже разобрался! С ее прихвостнями тоже!
— Не надо!
— Что значит «не надо»?
— Не выселяйте их! — взмолилась Юля. — Им некуда идти!
— Не мои проблемы!
Глава 16
Гневно выплюнув последнюю фразу, Каримов зашагал прочь.
Раздраженно. Торопливо. Уверенной размашистой поступью.
А Юля застыла на месте, испытывая смешанные чувства.
С одной стороны — облегчение, ибо наконец-то смогла нормально выдохнуть, больше не ощущая на себе подавляющей мощи его сумасшедшей ауры.
С другой — острое неудовлетворение. И даже разочарование. В самой себе.
«Нет! Нельзя его отпускать! Анька и девчонки… они надеются на меня!»
Всплеснув руками, Попова ринулась следом. Опять. В третий раз за утро.
Дико волнуясь. Смущаясь. Ненавидя себя за это. И тем не менее.
— Как это не ваши? — воскликнула возмущенно, сверля недобрым взглядом широкую мужскую спину аккурат между лопаток. — Очень даже ваши!
— С какого перепуга?
— Вам не стоило вмешиваться! Я вас об этом не просила! Сама бы прекрасно справилась — не впервой! А раз уж вы соизволили…
Он остановился и развернулся к ней лицом так резко, что Юля не успела затормозить вовремя. Она врезалась в мужчину, чудом удержав равновесие.
Впрочем, не без помощи Каримова — он слегка придержал ее за плечи.
А после, убрав руки и сурово сдвинув брови, холодно отчеканил:
— Ты наивно полагаешь, что я из-за тебя тут расстарался?
— А разве нет?
— Меня интересует лишь мое собственное спокойствие!
— Неправда! Аня сказала…
— Тебе не приходило в голову, что я просто защищаю свою репутацию?
— Да защищайте сколько душе угодно! — выпалила гневно. — Но… своими мерами — слишком уж кардинальными, между прочим… вы сделаете только хуже! Что решат студенты, если девчонок внезапно вышвырнут из общежития практически сразу после того, как они распустили слухи о… о нас? Марат Евгеньевич, все подумают, что это правда! Что вы пытаетесь таким образом запугать их и заткнуть им рты! С другой стороны, если вы сжалитесь над ними… окружающие сразу поймут, что домыслы Шершневой — лишь домыслы. Сплетни, не имеющие под собой… абсолютно ничего!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Каримов улыбнулся. И от той зловещей улыбки Юле сделалось не по себе.
Особенно, когда он произнес — вроде мягко, но леденящим душу тоном:
— Поздно. Я уже пообщался с вашим комендантом. Вопрос решен.
— Нет! — отпрянула испуганно. — Почему так быстро? Измените решение!
Заведующий кафедрой несколько долгих секунд пристально вглядывался в ее лицо. Затем, крепко ругнувшись, яростно процедил сквозь зубы:
— Ты меня удивляешь! Они пытались унизить тебя. Опорочить. Фактически оплевали с ног до головы и ножки об тебя вытерли. А ты стоишь тут предо мной и вместо того, чтобы благодарить… у тебя хоть капля гордости есть?
Она нервно сцепила пальцы в замок и тихо обронила:
— Не преувеличивайте! Все было не так!
— А как? Как все было?
— Неважно! Главное — мы уже во всем сами разобрались!
— Вот и ладненько! — короткий кивок. — Все, Попова! Диспут завершен!
Отчаянно всхлипнув, девушка вновь ухватила его за запястье, страшась, что он уйдет. И тут же услышала до крайности напряженное:
— Я что, неясно выразился по поводу рук?
— Каких рук? — недоуменно.
— Тех, которые тебе следует держать при себе!
Пропустив мимо ушей замечание преподавателя, Юля проникновенно заглянула в его бездонные, помеченные тьмой глаза, и пробормотала:
— Пожалуйста, Марат Евгеньевич! Их нельзя выгонять! Вы же сами все слышали — попытайтесь вспомнить. Маклакова и Сурикова не вмешивались в нашу стычку с Шершневой. А Анька… ей с лихвой хватило визита в ваш кабинет — до сих пор от страха трясется. Есть и еще кое-что. Обстоятельство, изменившее мою точку зрения. С одной из этих девушек очень жестоко обращается отец. Он бьет ее. Сильно бьет. Клянусь, я собственными глазами видела жуткие шрамы от его ремня на ее теле. Представить страшно, что он сделает с ней, если бедняжку вышвырнут из общежития, или — упаси Боже — из ВУЗа! Поймите меня правильно: я не хочу, чтобы из-за меня кто-то пострадал! Не хочу стать причиной чьей-то боли! Для меня это очень серьезно. И очень важно. Как прикажете мне жить потом с таким знанием? Как людям в глаза смотреть? Я… я же спать спокойно не смогу!
Тяжелый вдох. Неопределенное покачивание головой.
Шумный выдох. И наконец угрюмое…
— Да ты, похоже, и так не спишь! — отозвался он, прожигая в ней дыры до безумия странным взглядом. Гневным. Даже… ревностным? Чуть подавшись вперед, мужчина невесомо (почти нежно) провел костяшкой пальца по ее щеке, вынуждая невольно затаить дыхание. — Все чаще и чаще вижу эти синяки у тебя под глазами. Такими темпами Назимов из тебя… быстро все соки выжмет! Ничего от прежней тебя и не останется! Тебе оно надо?
— Я знала, на что шла! — потерянно улыбнулась. — И нет причин для беспокойства — я справляюсь! И с работой. И с учебой. И с…
— Похвальный энтузиазм! — надменная ухмылка ожесточила черты его лица. — Но сегодня я получил отчет Макарова по вашей группе. Тревожный отчет.
— И? Что в нем тревожного?
— На этой неделе ты проспала и опоздала на четыре первые пары. Из четырех.
— Какое это имеет…
— Ты без сил! И дальше будет только хуже!
Юля внутренне содрогнулась от его слов. Подобная перспектива пугала.
— Так что там с нашими каторжниками? — попыталась уйти от ответа.
Не вышло. Мрачнея все сильнее с каждой новой секундой, Серп холодно прогромыхал:
— Тебя скоро от ветра начнет шатать! Он тебя хоть кормит?
— Конечно! — огрызнулась она, теряя терпение. — Назимов всех нас кормит! И в прямом смысле, и в переносном. Сотрудники заведения имеют право покупать ресторанные блюда ниже себестоимости! Но… не могли бы мы вернуться к более насущным вопросам? К Шершневой, например?
