Россия Будущего – башня до неба из звенящей стали и блестящего стекла, а под ней – дивный сад от океана до океана. Так будет – я это вижу, и надеюсь, что это будущее настанет еще при моей жизни.
12 ноября 1907 года, 10:05. Париж, Елисейский дворец, заседание правительства в присутствии президента Фальера.
– Господа министры, – замогильным голосом произнес старый-новый премьер Аристид Бриан, – должен сообщить вам пренеприятное известие. Вчера вечером в сорока милях к западу от острова Минорка состоялось морское сражение. Русский линкор-убийца «Гангут» с малыми кораблями эскорта, утверждая право монархических держав блокировать наши коммуникации, атаковал транспортный морской конвой Алжир-Марсель, находившийся под защитой броненосной эскадры нашего Средиземноморского флота. Броненосцами «Республика», «Отечество», «Шарлемань», «Сен-Луи» и «Голуа» командовал вице-адмирал Анри-Луи Мансерон. Несмотря на почти двукратный перевес в количестве орудий главного калибра, наши корабли потерпели сокрушительное поражение. «Республика» и «Шарлемань» потоплены русскими снарядами, «Отечество», «Сен-Луи» и «Голуа» получили тяжелые повреждения и спустили флаг. Транспортные пароходы с колониальными товарами, которые они эскортировали, стали добычей новоявленных русских корсаров.
– Но как такое могло случиться?! – вскричал министр флота вице-адмирал Огюст Буэ де Лапейрер. – Двойной перевес в орудиях – и такой сокрушительный разгром! Вы еще скажите, что русские не получили в этом бою ни единой царапины…
– Да, русский корабль не получил никаких повреждений, – подтвердил Аристид Бриан. – Имея значительное преимущество в скорости и вдвое более дальнобойные орудия, его командир сам выбирал наиболее выгодную дистанцию для боя. Этот их адмирал фон Эссен – настоящий дьявол во плоти, хитрый и совершенно безжалостный – с безопасной для себя дистанции один за другим расстреливал наши корабли как на полигоне.
– Да, – сказал Луи Барту, на этот раз ради разнообразия занявший должность министра юстиции, – дороговато нашей милой Франции обходится свобода месье Клемансо и его подпевал. Жорж, быть может, вы перестанете упрямиться и добровольно отдадитесь в руки так называемого международного правосудия? Всем же будет хорошо: и вы отмучаетесь, и с Франции снимут международную блокаду.
– Никогда я не покорюсь тиранам! – гордо вскинул голову министр без портфеля (мальчик для битья) Жорж Клемансо. – Сейчас, когда венгерский народ восстал против монархического правления последнего из Габсбургов, не может быть и речи ни о какой капитуляции. Помощь близка; в самом недалеком будущем европейские народы восстанут и свергнут своих царей, королей и императоров.
– Жорж, неужели вы и в самом деле такой наивный? – вздохнул Аристид Бриан. – Никакой общеевропейской революцией, подобной той, что произошла шестьдесят лет назад, сейчас даже не намечается. Народы Европы довольны своим существованием и рукоплещут своим монархам, считая их прогрессивными и социально ответственными политическими деятелями. Немцы называют своего людоеда Вильгельма «любимый кайзер», а русские свою царицу – «матушка-императрица». Обожаем в широких народных массах и британский король Эдуард. Английское общество считает его добрым малым, которому не чуждо ничто человеческое, в то время как его мать людей просто пугала. И в то же самое время у нас тут под окнами французы, вынужденно затянувшие пояса из-за вашего недоумия, все больше и больше костерят вас, да и нас тоже, разными нехорошими словами. Революция не революция, а самый настоящий голодный бунт во Франции через некоторое время случиться может, и будет это пострашнее, чем в прошлый раз, когда была ущемлена гордость французов, а не их желудок.
– Нашим дипломатам стало известно, – хмыкнул министр иностранных дел Стефан Пишон, – что дурацкая выходка месье Клемансо, собиравшегося решить наши проблемы с Эльзасом и Лотарингией через убийство будущего императора Франца Фердинанда, подвигла европейских тиранов к идее реставрировать у нас монархическое правление, чтобы французы ничем не отличались от других окрестных народов.
– Это невероятно и невозможно, месье Пишон! – вскочив со своего места, яростно воскликнул Клемансо. – Сам ход истории и политического прогресса ведет нас к крушению монархических тираний и к повсеместному установлению республиканского устройства. Такой исход будущего совершенно однозначен и неотвратим. Монархии – это вчерашний день человечества, а повсеместные республики – это наше завтра. Достаточно лишь немного потерпеть, и все устроится самым наилучшим образом. Я говорю вам – против тирании восстали венгры, восстанут и остальные народы. Верьте мне, все будет именно так!
– А вы в этом уверены, Жорж? – ехидно улыбаясь, спросил Луи Барту. – Признаюсь, у вас был шанс добиться своего, но только в том случае, если бы русским императором оставался добрый малый Николай Второй, а на месте Одинцова сидел эдакий коллективный господин Витте, уверенный в важности развития капитализма, а потому добровольно сдающий нам все позиции. Запомните: ни кайзер Германии, ни британский король, несмотря на всю важную напыщенность этих господ, не будут играть в нашей будущей истории никакой особенной роли. В противовес им Российская империя, в одном флаконе объединяющая огромные пространства, многочисленный народ с непонятным нам складом ума, молодую и деятельную императрицу и ее советников-наставников, происходящих из какого-то иного более развитого мира, представляет для хода истории величайшую угрозу. Видимо, магистральный исторический путь, о котором вы тут так распинались, дал какой-то не тот результат – не только в России, но и вообще, – раз господа пришельцы тратят столько усилий, чтобы отвернуть от него всю Европу. Дураком месье Одинцова не назовет никто, и если бы это было не так, то он бы занимался исключительно своими русскими проблемами, которых у него предостаточно.
Генерал Жан Брюн, сменивший на должности военного министра пресловутого месье Пикара, огладил короткую седую бородку а-ля Наполеон III и сказал:
– У военной разведки есть сведения, что где-то там, в родном мире месье Одинцова и месье Новикова, замысел нашего дорого Жоржа имел полный успех, но конечный результат этой комбинации оказался столь ужасным, что эту историческую ветвь было решено сначала купировать, а потом срезать с корнем. Кстати, именно такого развития событий испугался кайзер Вильгельм, сразу после достижения Брестских Соглашений кинувшись в Петербург любой ценой мириться с пришельцами из будущего.
– Этот самый германский кайзер является сторонником полного уничтожения французской государственности, – буркнул Стефан Пишон, – которая мнится ему источником политической дестабилизации и нравственного разврата. Опыт такого уничтожения у современной цивилизации уже есть. Вот только что на карте имелась просуществовавшая более пятисот лет Османская империя – и вот ее большая часть уже вошла в пределы российского государства, а меньшую рвут на части греки, болгары, сербы, британцы и итальянцы. В противовес германскому кайзеру русская императрица и ее канцлер, месье Одинцов, считают, что такое решение не принесет ничего хорошего ни французам,
