империю с самого начала был в корне ошибочным и порочным? Получается, мы своими советами и поддержкой замысла Франца Фердинанда сами способствовали появлению в центре Европы очага нестабильности и революционных смут?
– Очаг нестабильности на территории Австро-Венгрии был всегда, – твердо ответил полковник Баев. – Об этом говорит та скорость, с какой стала разрушаться социальная структура после смерти императора Франца-Иосифа и начала реформ нового царствования. У нас в аналогичном случае государство только укрепилось, а у них стало разваливаться. Прежде мы относили возможность старта таких процессов на усталость народов от Первой Мировой войны, да на отсутствие харизмы у последнего австро-венгерского императора Карла, но теперь понятно, что прежде эти процессы сдерживала только личность Старика Прогулкина, жившего по принципу «после меня – хоть потоп». До его смерти на поверхности повседневной жизни не наблюдалось никаких примет тления и распада, но прошло всего два с небольшим месяца – и вот уже в воздухе отчетливо воняет мертвечиной. Получается, что Австро-Венгерская империя была мертва уже пару десятков лет, просто ныне покойный Франц Иосиф сунул ее труп в холодильный шкаф и включил заморозку. «Пока я жив, – сказал он, – все будет как и прежде, а вот помру, так делайте что хотите». Был тут у нас один деятель с аналогичными намерениями, только тот морозил почву под ногами живой еще державы, а не ее безжизненный труп.
– Последнее замечание, как Мы понимаем, касается деятельности господина Победоносцева, тако же занимавшегося подмораживанием России… – хмыкнула Ольга.
– С одной стороны, эти процессы похожи, – покачал полковник Баев, – а с другой, являются полной противоположностью. Даже несмотря на крайне неудачную деятельность вашего брата и последовавшую за этим Гражданскую войну, Россия сохранила государственную целостность, сменив только форму правления, в то время как Австро-Венгрия разлетелась вдребезги после первого же потрясения, и собрать этого монстра обратно там, у нас, в мире будущего, не представляется никакой возможности. Умерла, так умерла.
– Так что же, Игорь Михайлович, по вашему мнению, распад Австро-Венгрии неизбежен прямо сейчас, а совсем не через двадцать лет? – спросила императрица.
– На уровне народных умонастроений Лоскутное Одеяло Европы распалось уже давно, – вместо Баева ответил канцлер Одинцов. – Игорь Михайлович не зря назвал Австро-Венгерскую империю неупокоенным трупом, который внезапно вытащили из холодильника на тёплое солнышко. Теперь дело за первым вооруженным повстанческим выступлением в указанном регионе. И неважно, против кого взбунтуются повстанцы, результатом такого явления станет гражданская война всех против всех и полный хаос. Словенцев потянет к союзу с хорватами, а населенный итальянцами Южный Тироль запросится под власть Рима. Ведь в противном случае после распада эти территории окажутся в составе чуждой их народам Австрии, то есть Германской империи. Не стоит забывать и о Трансильвании. Несмотря на то, что Румыния сменила статус с суверенного королевства на вассальное России Великое княжество, румыны желают жить в одном государстве вместе с другими румынами. Но все же главным в распаде имперского единства было нежелание народных масс Австрии и Богемии принять непосредственное участие в споре своего императора с потерявшими чувство меры венгерскими магнатами, и выявить возможность такого явления заранее не имелось никакой возможности. До того, как вся эта габсбургская конструкция посыплется с шумом и грохотом, осталось немного, достаточно одного-единственного толчка.
– Особенно сложившееся положение опасно тем, – сказал полковник Баев, – что теперь может появиться множество желающих поскорее увидеть нашего доброго друга Франца Фердинанда в гробу и белых тапках, потому что его смерть переведет территории Австро-Венгрии в режим всеобщего передела всего и вся. И что хуже всего за такими стремлениями могут стоять не французские или британские политиканы, ставящие перед собой глобальные, по их мнению, цели, а местные деятели националистического толка, с вполне себе местечковыми устремлениями. И если на этот раз цареубийство удастся, вот тогда в Австро-Венгрии посыплется все и сразу, ибо из обветшавшей конструкции будет удалена последняя скрепа.
– С одной стороны, Мы не имеем права допустить ничего подобного, – сказала Ольга, – с другой стороны, Игорь Михайлович, мы понимаем, что даже ваша служба не всесильна. Заговор может проникнуть и в самое ближайшее окружение Франца Фердинанда. Плеснут императорской чете яда в вечерний чай – и все, пишите письма Святому Петру. Поэтому в самое ближайшее время будет необходимо проконсультироваться по этому вопросу с дядей Берти и дядей Вилли и подготовить на подобный случай совместное решение. Также нужно привести в полную боевую готовность войска Киевского и Варшавского военных округов. А то вдруг придется входить на сопредельную территорию, чтобы разнять драку всех со всеми. А тут еще и французский вопрос, будь он неладен. Морские сражения ради поддержания торговой блокады уже произошли, так что же будет дальше? Не получится ли так, что и ситуация вокруг Франции может вылиться в полноценную войну?
– А вот это вряд ли, – хмыкнул канцлер Одинцов. – Французы сами боевые действия не начнут, поскольку такой шаг выведет их за рамки Брестских соглашений и поставит перед лицом монархического альянса, который накроет их своей мощью, как ежика шапкой. В Париже понимают, что если они поддадутся эмоциям, то пользу из этого извлечет только ваш дядюшка Вилли, который давно мечтает разгромить этот источник греха и разврата. В свою очередь, Германия четко понимает, где для нее лежат границы возможного, и, кроме того, немцам интересно до конца довести эксперимент с экономическим давлением на Францию. У парижских деятелей, по мнению Берлина, из данной ситуации только два выхода – либо кинуться на своих мучителей с кулаками, чтобы превратить бесконечный ужас в ужасный конец, либо тихо капитулировать и отойти в состав ни на что не претендующих европейских государств второго ряда, от которых ничего и никогда не зависит. Вашего германского дядю, в настоящий момент одержимого «аргентинским проектом», в равной степени устроят оба этих исхода. Зачем ему при этом лишние проблемы, которые могут закончиться очень неприятным образом?
– А вы что скажете, Сергей Сергеевич? – спросила императрица. – Ведь морские сражения как раз по вашей части. Германские газеты от «Гангута» в полном восторге, брызги слюней с газетных страниц летят во все стороны.
– Ну что тут можно сказать, – ответил адмирал Карпенко, – несмотря на то, что мы по большей части лепили свои «Гангуты» из того, что было, согласуясь со знаниями из будущего лишь в общем концепте, конструкция получилась крайне удачная и для нынешних условий прямо прорывная. Думаю, что очень скоро все бросятся копировать наше изделие, и германцы в первую очередь,
