обстоятельно, засучив рукава, то никакой проблемой оно не является; уже ваш наследник, принимая трон, не будет видеть разницы между старыми и новыми подданными. И в то же время с итальянцами так не получится – у них перед глазами все время будет свое государство, привлекающее их сильнее нашей германской империи, даже несмотря на гораздо худшее устройство.
– Все это будет хорошо только в том случае, – вздохнул кайзер Вильгельм, – если русские с таким же тщанием займутся той же работой со своей стороны. Отжившие свое промежуточные нации должны исчезнуть с лика Европы, наследовать землю могут только носители имперского духа: немцы и русские. Я немедленно напишу об этом своей племяннице и ее доброму канцлеру, чтобы составить грандиозный и детальный план раздела бесхозной части австро-венгерского наследства. Думаю, что мы договоримся.
На этой «воодушевляющей» ноте разговор на австро-венгерскую тему между кайзером и его лучшим адмиралом был закончен, и стороны приступили к разбору тактических особенностей морского сражения у остова Минорка. Там тоже было о чем поговорить двум крупным политическим деятелям. Постройка нового флота для Германской империи вопрос немаловажный – и кайзер, и его адмирал стремились к тому, чтобы будущая гроза Североамериканских Соединенных Штатов соответствовала лучшим мировым образцам.
24 ноября 1907 года, 18:05. Санкт-Петербург, Зимний дворец, рабочий кабинет Канцлера Российской Империи.
Присутствуют:
Императрица Всероссийская Ольга Александровна Романова;
Канцлер Российской империи Павел Павлович Одинцов.
За окнами Зимнего дворца давно сгустилась ранняя ночная темнота, но там, внутри, за плотно занавешенными окнами продолжалась напряженная работа. И хоть Российская империя войны никому пока не объявляла, а то, что происходило в Венгрии, считалось «помощью законному императору в подавлении националистического мятежа», обстановка на европейском направлении была напряженной. Мировой войны из венгерского и французского кризисов не выйдет, но с каждым днем две этих язвы на европейском теле саднят все сильнее. Стоило новому императору огласить план поэтапного разделения своих владений и превращения их в какое-то подобие Соединенных Штатов Центральной Европы, как из-под каждого куста стали раздаваться крики: «Нет, мы не хотим через двадцать лет, мы хотим этого завтра, а еще лучше прямо сейчас».
Где-то такие вопли издавали местные политические и общественные деятели, рассчитывая с их помощью значительно увеличить свой вес в обществе, а где-то – как, например, в венгерском Закарпатье, где карательные отряды гонведов жгли русинские села – положение и в самом деле становилось нетерпимым. Такой вот ход правительства Андраши-младшего в ответ на вмешательство русской армии в хорватско-венгерскую гражданскую войну. Известие о безобразиях в Закарпатье достигли Петербурга вместе с тысячами беженцев, которые по горным тропам пересекали Карпаты и, не останавливаясь на подконтрольной австрийцам части Галиции, где их никто не ждал, шли к русской границе. Не мешают спасаться по способности – и то Слава Богу.
Когда стало известно о первых русинских погромах (что случилось далеко не сразу – чай, не двадцать первый век), русская императрица разом обратилась в разъяренную фурию. В Вену тут же улетела телеграмма такого сурового свойства, что ее взрывную силу можно было измерять в килотоннах тротила. Мол, если венгерский террор против сербов и русинов немедленно не прекратится, то все прежние договоренности о территориальной целостности державы Габсбургов, за исключением сербских земель, станут недействительны. Части постоянной готовности (в том числе и оба гвардейских корпуса), не задействованные в войне против Турции, уже движутся к границам Галиции. Теперь главный вопрос в том, пройдут они австрийскую территорию мирно, свернутыми колоннами, или при полной индифферентности Германской империи случится некое подобие первой мировой войны.
Ответ Франца Фердинанда, с одной стороны, был миролюбивым, а с другой, не внушал оптимизма. Мол, воевать он не хочет, но в настоящий момент ему не подчиняется не только правительство в Будапеште, но и дислоцированные в Восточной Галиции и на Буковине части десятого и одиннадцатого военных округов, одновременно являющихся армейскими корпусами. Дескать, было уже несколько приказов, повелевающих этим армейским формированиям перейти границу между Цислейтанией и Транслейтанией и принять участие в подавлении мятежа венгерских гонведов, но реакции на них не последовало. И в то же время на фронт в Воеводину солдаты регулярной имперской армии и местного ландвера отправляться не хотят, однако на своей территории они полностью солидарны с венгерским правительством, де-факто воюющим против Российской империи и ее союзников.
Антирусские настроения в Галиции, и вообще в Австро-Венгерской империи, культивировались шестьдесят лет, и чтобы они дали окончательные плоды, не хватает только тотального геноцида русинов. Лично он, Франц Фердинанд, против такого исхода, но не может этому помешать. Делайте что хотите, Ольга Александровна, но ваше вторжение в Галицию формально будет означать войну со всей Австро-Венгерской империей. Нам бы тут, в Вене, у власти удержаться, а то трон под нами преизрядно шатается, и если мы спустим вам просто так еще и войну за свободу русинов, то погонят нас из императоров палками. Есть тут у некоторых иллюзии, что если сменить нас на малыша Карла, то сразу все наладится: хорваты откажутся от статуса равноправного королевства, венгры примирятся с центральным правительством, а кайзер Вильгельм выступит войной на защиту погибающей империи Габсбургов. Бред, конечно, но некоторым побочным родственничкам нравится так думать.
Эта телеграмма, содержание которой через некоторое время станет известно всему миру, поступила в Зимний дворец практически одновременно с обнадеживающим письмом кайзера Вильгельма, в котором тот описывал свой план раздела Австро-Венгрии в случае неурочной смерти императора Франца Фердинанда. Однако это было немного не то, что требовалось. Получалось так, что империя Габсбургов могла скончаться раньше своего последнего императора.
– Сашка телеграфирует, – сказала императрица своему канцлеру, – что, освобождая Воеводину, наши войска дошли до края сербских земель, и спрашивает, что делать дальше, ибо стоять на месте и смотреть, как против него копится мадьярская сила, нет никакой возможности. Павел Адамович (генерал Плеве) тако же против пассивности в боевой обстановке, ибо пассивных будут бить все, кому не лень.
Канцлер Одинцов спросил:
– Вы, Ольга, все же намереваетесь вторгнуться в Галицию ради спасения русинского населения, или же внимете предупреждению Франца Фердинанда, что тогда он будет вынужден объявить вам войну? Ведь в таком случае мы и наши союзники сербы тут же окажемся в состоянии войны с хорватами, до той поры настроенными к нам весьма дружественным образом.
Ответ императрицы был резким и достойным занесения в анналы.
– Разумеется, Павел Павлович, я отдам все нужные приказы, чтобы спасти погибающих от террора людей и их дома, – сказала она. – А как же иначе? Разве я могу спокойно смотреть, как убивают тех, кто с надежной взирает в сторону Российской империи? Русины
