возрастало.
В каждый период боевых действий газеты вспоминали отрицательные стереотипы, связанные с казаками, делая их зачастую олицетворением русской армии. В 12 бюллетене Великой армии 1805 г. от 5 брюмера (27 октября) сообщалось, что жители Баварии, только что занятой войсками Наполеона, рады избавиться от налетов казаков[327]. В 25 бюллетене от 24 брюмера (15 ноября) вновь можно найти упоминание о том, что казаки и московиты грабят территорию театра военных действий[328]. Зимой 1806 г., когда война шла на территории Пруссии, сообщалось о том, что казаки каждый день переплывают Буг, являвшийся границей Австрийской империи, и грабят дома в Галиции. И в первую очередь они стараются добыть там водку[329].
Поскольку в установках французской пропаганды именно казаки зачастую олицетворяли собой угрозу и варварство, на дискредитацию этого рода войск были направлены заметные усилия со стороны авторов бюллетеней Великой армии. Французской пропаганде необходимо было изобразить казаков опасными (поскольку они много грабят как на территории собственного государства, так и на землях союзников или противников), но при этом слабыми воинами. Для этой цели в прессе появлялись рассказы о легких победах французов над казаками. В 44-м бюллетене от 21 декабря 1806 г. утверждалось, что манера ведения войны со стороны казаков после последней кампании хорошо известна французской легкой кавалерии (именно она и должна была противостоять русской легкой кавалерии, в число которой можно включить казаков). «Своим числом они (казаки. – Авт.) могут испугать войска, незнакомые с ними, но если знать, как они воюют, то две тысячи этих несчастных не смогут победить один эскадрон».
И потому трудно найти «более трусливых и ничтожных воинов», чем казаки[330].
Необходимо отметить, что подобное утверждение со стороны журналистов, а фактически французского командования, которое контролировало все публикуемые прессой материалы, несколько не соответствовало практике военных действий кампании 1806 г. В отличие от 1805 г., в ходе войны 1806–1807 гг. в Европу было направлено значительное число казачьих полков, которые впервые начали использоваться в качестве самостоятельно действующих сил: в январе 1807 г. был сформирован отдельный казачий корпус под командованием М. И. Платова. Новшеством в военном искусстве того времени оказались атаки казаков на пехотные колонны. А успешные действия казаков в качестве сил разведки и охранения оказались для французов совершенной неожиданностью. Зимой 1806–1807 гг. казачьи полки заметно затруднили передачу депеш между разбросанными французскими корпусами. Умелые действия казацких отрядов в качестве разведчиков не позволяли Наполеону скрытно перегруппировывать войска, создавая на том или ином направлении численное превосходство перед русскими войсками[331].
Таким образом, давая в 44 бюллетене уничижительные характеристики казакам, Наполеон фактически пытался скрыть от французского общества тот факт, что бороться с казаками в тот момент ему было весьма сложно. Пользуясь удаленностью театра военных действий от основных территорий империи, Наполеон мог позволить себе использовать такой распространенный пропагандистский прием, как отрицание, в данном случае отрицался сам факт влияния казаков на ход военных действий в Восточной Пруссии.
Трудности в противостояниях с казаками были связаны и с рядом объективных факторов. Зимой 1806–1807 гг. легкая кавалерия Великой армии, которая и должна была бы противостоять российским иррегулярным отрядам, заметно уступала по численности русско-прусским частям. Кроме того, сказывалась и нехватка конского состава после кампании 1806 г. против Пруссии, изобиловавшей длительными и быстрыми переходами. Для того чтобы ликвидировать это преимущество со стороны русской армии, Наполеон еще в феврале 1807 г. решил сформировать полки польской легкой кавалерии, что и было сделано, хотя казаки продолжали тревожить фланги и даже тылы Великой армии, вставшей на зимние квартиры[332].
Уже в период кампании в Восточной Пруссии французы стали часто называть казаками все легкие кавалерийские части русской армии, независимо от их фактического состава. Так, в шестидесятом бюллетене Великой армии от 17 февраля 1807 г. сообщалось, что около Вилемберга тысяча казаков освободили три тысячи русских пленных[333]. В то время как в действительности в состав отряда, освободившего русских пленных, наряду с одним казачьим полком пятисотенного состава входили два эскадрона кирасир[334]. Появление крупного отряда русских войск практически в тылу Великой армии сильно обеспокоило французское командование и послужило дополнительным стимулом для призыва польской кавалерии на службу Наполеону.
Во время войны 1812 г. старые стереотипы о казаках и другой иррегулярной кавалерии в составе русской армии вновь появляются на страницах газет. Более широкое, чем в предыдущие годы, распространение бюллетеней Великой армии, которые теперь печатались не только в центральных парижских газетах, но и газетах всех подчиненных территорий, а также выходили отдельными публикациями, способствовало закреплению ряда стереотипных представлений о русской армии в самых широких слоях населения. В дальнейшем многие пропагандистские установки периода войны 1812 г. нашли свое воплощение в многочисленных мемуарах участников похода, которые, в свою очередь, до сих пор оказывают влияние на историографию Наполеоновских войн.
Французская пропаганда 1812 г. в первую очередь пыталась показать слабости русской армии, забыв на время о таких негативных стереотипах, связанных с нею, как жестокость ее солдат. Активное привлечение русским правительством в 1812 г. к боевым действиям крестьян и широкое использование казаков, которых французы пытались представить скорее надоедливыми, чем опасными, поскольку занимаются они в основном грабежами[335], должно было дополнительно доказывать варварство русских. Привлечение мирного населения к вооруженной борьбе противоречило правилам войны, согласно которым строго отделялись солдаты, которые убивают друг друга, и мирное население, которое необходимо защищать.
Напоминая время от времени европейским читателям о жестокости русских солдат по отношению к мирному населению (на территории собственного или союзного государства), наполеоновская пропаганда при этом совершенно опускала тему взаимоотношения с пленными солдатами Великой армии. В обширной французской мемуаристике, посвященной событиям 1812 г., можно найти немало упоминаний о том, как жестоко временами обращались с пленными наполеоновскими солдатами, но это, пожалуй, один из немногих сюжетов, не нашедших отражения в газетах[336]. Причины такого умолчания вполне очевидны. С одной стороны, вестей из-за линии фронта в армии было не очень много, с другой – тематика пленения собственных солдат вообще невыгодна для пропаганды.
После того как французы начали отступать, Moniteur продолжала дискредитировать русскую армию. Теперь газете необходимо было убедить читателей, что положение в войсках противника намного хуже, чем во французских, и война по-прежнему идет в соответствии с планами императора Наполеона. Так, при описании Малоярославецкого сражения газета, как всегда, писала о больших потерях в русской армии, но специально указывала, что «прежняя русская пехота уничтожена, русская армия пополняется только казаками с Дона»[337]. Поскольку традиционно именно пехота считалась главной силой русской армии, то утверждение о ее уничтожении означало, что у России практически не осталось регулярных войск, поскольку казаки не считались той частью войск, которая решала исход сражений. Позже
