Глава 26
На самом деле пронырливый журналист был не прав, утверждая, что все – ложь и обман, ибо сражение за Невидово действительно имело место в первые дни войны. И даже не одно, а несколько. Только чуть позже. Другой вопрос, что никакой советский историк не взялся бы описать эту безумную вереницу боев. И вовсе не по причине нехватки свидетелей или исторических документов, а просто посмей он описать во всех деталях и подробностях все, что происходило в Невидове после того, как в него беспрепятственно вошли немцы, его бы быстро сослали в места не столь отдаленные – правда, которую он бы явил свету, в Советском Союзе была никому не нужна. Не потому, что была недостаточно глянцево-героической – как говорится, и не такое замазывали, – но эта правда покушалась на самое святое – на Миф о войне. Миф прост и идеологически выверен. Истина многолика и плевать хотела на идеологию. Миф – прокрустово ложе Истины, где всякие несуразно торчащие концы обрубаются за ненадобностью, как щупальца осьминога. Миф взывает к массовому сознанию, поскольку массы любят простоту и чураются сложности. Миф не требует от них ничего, кроме абсолютной веры. Жизнь провоцирует и ставит под сомнение все, и в первую очередь эту самую веру. Но если бы Юсин знал…
Глухой ночью к Кузявиным болотам подъехали три крытых грузовика. Едва колонна встала, из кабины головного автомобиля выпрыгнул майор НКВД Шаборевич. Он поправил фуражку и одернул гимнастерку. Выждал пару секунд, осматриваясь и прислушиваясь. Вокруг царила мертвая тишина, нарушаемая лишь редким кваканьем лягушек. Майор неторопливо закурил, и огонь спички всполохом осветил его обветренное морщинистое лицо. Он сделал несколько глубоких затяжек, затем тихо свистнул. Распахнулись двери кабин остальных машин, и на склизкую почву выпрыгнуло еще несколько людей, одетых в военную форму и сапоги, начищенные до такого блеска, что они буквально мерцали в темноте, отражая слабый лунный свет. Каждый из них, видимо, следуя заранее отработанной схеме, быстро и бесшумно, если не считать скрипа кожаных сапог и портупей, обошел свой грузовик и коротко стукнул кулаком по деревянному борту, дав условный сигнал для разгрузки. В ту же секунду из кузовов, словно горох, посыпались темные фигуры в потрепанной бесформенной одежде. У всех были хмурые небритые лица, излучавшие такую агрессию, что если б ее можно было переработать в электроэнергию, она бы осветила не один город.
– Приплыли, братва, – хрипло гаркнул один из выпрыгнувших и сплюнул через отсутствующий передний резец.
– Ша, Кулема, – ответил ему кто-то. – Ты не на хазе с фраерами. Здесь лягушки базарят.
– Не гавкай, Помидор, – ответил Кулема. – Я сказал, я ответил.
– Отставить разговоры! – тихо рявкнул Шаборевич. – Всем построиться в ряд.
Выпрыгнувшие нехотя и вразвалку встали в одну линию.
– Значит, так, – сказал Шаборевич. – Повторять для глухих то, что я уже сказал на лагерном сборе, не буду. Все все слышали. А тот, кто не слышал, сам виноват. Так как все вы здесь по собственному желанию, то есть добровольно.
– Комсомольцы-народовольцы, – хохотнул чей-то простуженный фальцет.
– Затолкни очко, Рельса, – откликнулся кто-то явно авторитетный, поскольку Рельса испуганно закашлялся и замолчал.
– Вы все – никто, – продолжил Шаборевич, мерно вышагивая перед стоящими вразвалку «бойцами». – Уголовный элемент, грабители, убийцы, садисты. ООР. Особо опасные рецидивисты. Особняк, выражаясь вашим языком. Но советская власть дает вам возможность искупить свою вину перед Родиной. Перед вами деревня Невидово, занятая врагом. И у меня на руках приказ выбить врага из деревни любой ценой. Выбьете врага, получите свободу. Если кто решит со мной в прятки играть и ноги сделает вместо того, чтоб деревню брать, тому я сразу говорю: вокруг немцы и деваться некуда. Война не сегодня завтра закончится. Всех найдем и в расход пустим. К тому же у многих из вас есть родственники. Можете не сомневаться, что ваш побег быстро скажется на их положении…
– А шамовка будет? – спросил кто-то с южнорусским выговором.
– А вам лишь бы пузо набить, – ответил Шаборевич.
Это не понравилось остальным, и они загалдели.
– Давай болтало, начальник!
– Без хавала не пойдем!
– Вторую неделю на нифелях, бегунов [17] скоро жрать будем.
– Тихо! – гаркнул майор. – Разгалделись, как бабы. Деревню возьмете, сразу организуем столовку. Обещаю. Сам прослежу и с местными все улажу. Еще вопросы будут?
– А волыны? – спросил кто-то. – Из чего шмалять-то?
Голос, как и в предыдущем случае, тут же поддержали остальные.
– Может, вам еще танк с самолетом? – разозлился майор. – Никакого оружия вы не получите. В Красной армии и так с ним туго. Получите ножи, а также отобранные у вас заточки.
– Такого уговору не было, гражданин начальник, – сказал все тот же авторитетный голос. – Мы подписывались на нормальный расклад, а не с перьями против маслин.
– Шнырь дело говорит, – подтвердил Кулема, и все зашумели.
– Заключенный Штыков, – побледнел майор. – Два шага из строя.
Короткостриженый и поджарый мужик лет пятидесяти лениво выступил из темноты. Майор подошел к нему и зашипел на ухо:
– Ты что ж, Шнырь, меня подводишь? Я тебе, как себе, доверяю, а ты своих чмырей против приказа настраиваешь?
– А ты, гражданин начальник, насчет пушек в лагере-то другое балакал. А теперь хочешь, чтоб нас с писалками да перьями, как фраеров припухших, пощелкали.
Майор побагровел, и желваки бильярдными шарами заходили у него под скулами.
– А тогда на кой хер вы вообще нужны здесь? – зашипел он. – Если б у меня было оружие, то я бы нашел, кому его дать. А здесь нужно тихо, быстро и без огнестрела. Затем вас сюда и привезли. А если вы брыкаться вздумали или мне условия ставить, так я вас здесь всех положу и в болоте гнить оставлю.
Шаборевич блефовал, ибо приказ из Генштаба гласил «привлечь наиболее злостный уголовный элемент и его силами выбить противника из деревни», а вовсе не везти уголовников за тридевять земель, чтобы расстрелять их в безвестном лесу безо всякой пользы. Но он также понимал, что за невыполнение приказа поплатится собственной головой, а она у него одна. Он и так наломал дров, когда решил спросить у полковника Гусева, какого черта потребовалось освобождать какую-то деревню чуть ли не у границы, когда немцы уже в Минске. Гусев принялся орать на него так, как будто главным врагом Советского Союза были не немцы, а несчастный майор Шаборевич. Из всего этого ора майор понял только то, что в Генштабе знают лучше, что и как делать, а майору за обсуждение приказа надо снять голову и отправить лес валить. Видимо, уже без головы. На самом деле едва в Генштабе узнали, что где-то идут ожесточенные бои за какое-то богом забытое Невидово, которое к тому же еще и является важным плацдармом, в голове какого-то хитрого вояки созрел дерзкий план – не гробить понапрасну технику и людей, а направить в район боевых действий отъявленных головорезов-уголовников-садистов. Их, мол, все равно не жалко, зато раз они такие отчаянные, пусть обходятся без оружия. План понравился, потому что в случае удачи его можно было бы повторять бесчисленное количество раз. О том, что на освобождение Невидово уже брошена рота капитана Криницына, никто понятия не имел, потому что в Генштабе, как и во всей армии, царила путаница и неразбериха. Разработка и исполнение плана под кодовым названием «Филин» были поручены полковнику НКВД Гусеву, который и перепоручил дело майору Шаборевичу. Чертово Невидово искали трое суток, поскольку на картах сей объект не значился, а из примет были только Кузявины болота и неразрушенная церковь в самой деревне, которую должно было быть видно издалека. За это время сто раз могли от немца погибнуть. Но пронесло. Был момент, когда майор, отчаявшись найти деревню, едва не поддался искушению втихую покрошить уголовников, а самому с конвоем вернуться назад, сказав, что попали под обстрел. Но Шаборевич был воякой со стажем – и Гражданскую войну мальчишкой застал, и в Финской кампании в 1939-м поучаствовал. Нареканий не имел и портить безукоризненную карьеру враньем (тем более таким, которое потом могло выйти боком) не хотел. А потому, проклиная собственную честность, блуждал по лесам, рискуя своей жизнью и жизнью конвойных с зэками, ища деревню со столь подходящим названием. «Ну, здесь же она, где-то рядом», – бормотал Шаборевич, держа в руках мятую карту, но деревня упрямо убегала, словно играла с ним в прятки. В какой-то момент, заслышав стрекотанье немецких «мессеров», колонна уперлась в высоченную сосну и поспешно свернула в лес. Проехала с полкилометра поглубже в чащу и замерла там с погашенными фарами, выжидая, пока самолеты противника пронесутся мимо. Когда же опасность миновала, оказалось, что развернуться грузовикам негде, а задний ход дать невозможно – позади остался крутой спуск. Шофер предложил Шаборевичу выгрузить зэков – пусть на руках выносят грузовики обратно, но майор, повинуясь то ли внутреннему инстинкту, то ли усталости, только махнул рукой:
